Анатолий Голубев - Умрем, как жили
— Катюша, ты знаешь об этом?
— Да. Мой хозяин сказал, что из Берлина пришло указание государственной важности…
— Что ж ты мне не сообщила? — укоризненно покачал головой Токин.
— Значения не придала. У Черноморцева все дела особой государственной важности. Ему, видно, попало — последние два дня на работу ходит мрачнее тучи. На всех косится, будто врага личного высматривает.
— Борис Фадеевич, вы обещали кое-что узнать о партийном руководстве… — Токин привстал с кровати и заглянул в глаза Архарову. Но тот взгляд отвел, будто что-то рассматривал за окном. — А то Бонифаций в последние дни такую таинственность напускает… Спросил его о слухах про партизанский отряд в районе Знаменки, он наговорил с три короба. Не поймешь, где правда, а где сказки…
— Была у меня тут одна встреча, — Архаров пропустил мимо ушей замечание о Карно. — Но, признаюсь честно, тоже туманным показался человек. Я его прежде не знал, а он уж больно много обо мне, как из хорошей анкеты, выкладывал. И ошибочку одну допустил… Случайно ли, еще как — проверить надлежит. А обещание свое выполню, ты не беспокойся… Вот поправишься только…
Когда Архаров ушел, Токин спросил Катюшу, будто спрашивал самого себя:
— А может, пока Гитлер к нам не заявился, пришить Черноморцева?
— Что его смерть даст? Нового, может быть, еще более лютого поставят.
— И того пришьем. Каждого, кто будет служить гадам, надо уничтожать. Чтобы неповадно было, чтобы и хозяева и прихвостни поняли — нет им жизни на нашей земле!
Чем больше он распалялся, тем больше крепло в его сознании решение казнить Черноморцева. И сделать это громко, чтобы по городу разнеслось.
«Судя по всему, — рассуждал Токин, — Федор ушел. Никаких признаков слежки. И Катюшку не трогают, хотя знают, что она со мной живет. Если бы Федор что-нибудь рассказал, наверняка ее бы убрали из управы. И еще эти списки… Что за трудовые отряды?»
— Кать, а Кать. Насчет этих отрядов ты поподробнее разузнай.
Вечером Катюша вернулась из управы зареванная — Черноморцев устроил ей нагоняй, хотя она была совершенно непричастна к пропаже документа.
Но в результате пропажи выяснилась любопытная деталь: документ, который в конце концов нашелся, служил предписанием о мобилизации всех трудоспособных и лояльно настроенных молодых людей на работы в Германию. «Это дело государственной важности, — опять повторил Черноморцев, — и если мы не выполним задание, с нас головы снимут».
Сообщение Кати насторожило Юрия.
«Лояльно настроенных, трудоспособных»? Можно так организовать учет, что почти не окажется пригодных. С другой стороны, если мы можем работать здесь, почему не можем работать там? Нет, надо пойти навстречу господину Черноморцеву и, не дожидаясь, пока снимут с него голову немцы, снять самим. И сделать это за пределами города. Чтобы и мысли не зародилось, будто это наших рук дело. Засада! Месть за погибших ребят! Кровь за кровь!»
Ценнейшую информацию опять-таки дала Катюша. Как-то в беседе с пришедшей Риткой Черняевой она обронила фразу, что Черноморцев каждую пятницу наведывается к своей любовнице, живущей за десять верст от города в селе Карпове. Чтобы не обидеть Катюшу, Юрий исподволь проверил слушок.
Любовницей Черноморцева оказалась дородная бабенка, торговавшая до оккупации в райсельмаге, а теперь державшая частную лавочку, которую, как выяснилось, снабжал с помощью полицейских поборов все тот же Черноморцев. Городской голова ездил к своей зазнобе на двух санях: сам на первых, и несколько полицейских в охране — на вторых.
Сначала родилась идея залечь у дороги. Потом прикинули, что удобнее засаду сделать в таких же санях и на встречном ходу расстрелять в упор из автоматов. Ночь следы заметет, и самим, случись неладное, под покровом темноты улизнуть сподручнее.
Решили, что для операции, названной «Возмездие», достаточно четырех человек. Токин выбрал себе в помощь трех, хотя Кармин опять возражал — дескать, ему, руководителю, негоже пользоваться властью и каждый раз пускаться на риск самому, не давая возможности поработать другим. Но Токин настоял на своем. Итак, группа сложилась: он, Кармин и оба брата Архаровы. Почти все нападение «Локомотива». Не хватало только Федора.
Лошадь, как и при вылазке в лагерь, легко раздобыл Караваев. Но Токин, сам не зная почему, решил до поры до времени ему не говорить, зачем понадобился транспорт.
Дабы не вызывать особых подозрений, в субботу отправились сразу же после обеда. Не доезжая километров трех до деревни, остановили сани на невысоком бугре, с которого, однако, далеко просматривалась дорога. К тому же санный путь шел вдоль Гужа, и всегда можно было вернуться в город с другой стороны.
— Ну, поработаем? — Юрий извлек из-под сена ломы и лопаты. — Долбим втроем. Не спеша. Четвертый глаза держит открытыми.
Наблюдать за дорогой взялся Кармин. Остальные принялись счищать с накатанного полотна дороги снеговые наносы, которые никому не мешали. Наверно, это была самая ленивая работа. Только однажды они начали работать как следует, когда внезапно из-за леса, со стороны деревни, показалась легковая машина и на большой скорости, обдав снежной пылью, пронеслась в сторону моста. Токину показалось, что он узнал немецкого офицера, сидевшего на переднем сиденье «опеля», — лично комендант города Шварцвальд. Но он бы не поручился. Пока обсуждали, стоило ли упускать коменданта, вдали наконец показались две точки, и Кармин, увидевший их первым, закричал:
— Едут! Точно едут!
— Быстро по местам! Приготовить оружие! Стрелять только по моей команде, когда окажемся между двумя санями. Я с Георгием — по первым. Вы — по вторым. Учти, Сашок, сначала вали лошадь.
— Жалко животных, ведь не фрицы же они, — протянул Георгий Архаров.
— Разве я говорю, что не жалко? А вдруг унесут кого живьем?! Тогда наши шкуры на барабаны натянут.
Как ни медленно ехали, но от волнения казалось, что сближаются транспорты быстро, гораздо быстрее, чем того хотелось Токину. Как-никак, это было практически первое выступление с применением оружия.
«Не хватает лейтенанта. С ним спокойнее».
Юрий оглядел свое войско. Кармин внешне выглядел невозмутимым. Может быть, чуть бледнее, чем следовало. Архаровы сжались, как бы готовые выпрыгнуть сами вслед за своими пулями.
— Побеспечнее сядьте, побеспечнее! А то так за версту их напугаем.
Но Черноморцева и компанию — а это ехал действительно он, что было видно по богатому ковру, устилавшему передние сани, — ничего не пугало на привычной дороге. Все, кроме возниц и самого Черноморцева, сидели спиной к встречному ветру, а голова, любивший быструю езду, дышал полной грудью и что-то покрикивал вознице. Лошади шли наметом. Когда поравнялись с первыми санями, Токин даже испугался, что промахнется. Он дернул из-под себя автомат и, не поднимая его, от пояса ударил короткой очередью по лошади. Она рухнула под сани, Кармин рванул вожжи, и их сани юзом стали поперек дороги. Токин не видел, что было с санями охраны, он смотрел на повернувшегося с удивлением Черноморцева, на поднятые его руки, как бы защищающие лицо. И в это время Георгий длинной очередью опрокинул поднимавшегося бургомистра в сугроб. Истово закричав, Токин выпустил почти полдиска по вознице и сидевшему на задке полицаю. Когда обернулся, за спиной все было кончено. Вторые сани подкатились в упор. Лошадь еще билась в постромках. Полицейские лежали темными кулями на дороге один от другого метрах в трех, и красная киноварь изукрашивала снег вокруг тел. Двое ничком лежали в санях, неестественно закинув кверху ноги.
— Здорово! — срывающимся голосом прокричал Кармин. — Даже выстрелить в ответ не успели!
Токин стоял, будто вкопанный, глядя на картину мгновенной смерти шести людей.
— Быстро проверить, чтобы ни один не дышал!
За пару минут они осмотрели всех ехавших. Живой была только лошадь, и ее пристрелили, чтобы не мучилась.
— А теперь ноги в руки и айда по боковой дороге!
Токин вскочил в сани и сам, с гиканьем погоняя ошалелую от выстрелов лошадь, погнал в сторону леса.
Там, где дорога шла по краю глубокого оврага, он приказал ребятам бросить оружие. Первым метнул свой автомат под обрыв. Черный жук, мелькнув в воздухе, юркнул и пропал под снегом.
— Только запоминай — через неделю собирать приедем! — весело крикнул Кармин.
Не доезжая с километр до места, свернули на целину, и лошадь, выкидывая передние ноги и ударяя задними в передок, пошла так тяжело, что пришлось соскочить с саней. Побежали рядом, проваливаясь в снег по колено и придерживаясь рукой за сани. Выскочили на новую обходную дорогу и въехали в Старый Гуж с противоположной стороны, с лихостью детской саночной ездки, когда всем городом катаются на высоком речном берегу.
