Александр Смирнов - Раб и Царь
Николай Иванович внезапно прервал свой непонятный рассказ. Он внимательно посмотрел на Катю.
Не веришь мне? Вижу, что не веришь. Думаешь, сумасшедший старик бред несёт?
Да, что вы Николай Иванович, верю. Ещё как верю, — успокоила его Катя.
И правильно, не верь. Разве в такое можно поверить? Всё проверять надо.
Он опять нагнулся к самому уху Кати, и зашептал:
У меня ведь и доказательства есть. Это кассета. Я её у него выкрал. Ты думаешь, что эта та кассета, что в киоске продавалась? Нет. Они там ещё и для себя снимали. Посмотри её, и ты не будешь думать, что я бред несу.
Рабов с надеждой посмотрел на Катю.
Почему бред? Я обязательно проверю. Вот сейчас приду домой и проверю.
Проверь, дочка, проверь. Она в коробке с моими старыми военными сапогами спрятана. В голенище. А сверху портянкой прикрыта.
Не беспокойтесь, Николай Иванович, обязательно посмотрю.
Ну, вот и всё, что я тебе сказать хотел. А теперь мне пора. Она уже ждёт меня.
Кто ждёт? — не поняла Катя.
Господи, да смерть, конечно. Она же меня только для того и отпустила, чтобы я тебе это всё сказал.
Николай Иванович встал со скамейки и решительно пошёл к себе на отделение. В дверях он остановился, обернулся и посмотрел на Катю.
Смотри, обязательно посмотри, ты мне слово дала.
Домой Катя вернулась поздно. Муж был уже дома. Он сидел за письменным столом и рылся в своих бумагах. Настроение у неё было отвратительное. То, что она увидела в больнице не столько пугала её, сколько подавляла своей безнадёжностью. Таким свёкра она ещё никогда не видела. И хотя она уже привыкла к его бредовым жалобам на своего сына, сегодня было нечто другое. Сегодня она не поняла, а скорее почувствовала, что он прощался с ней.
Ну, как ты сходила? — спросил её Владимир, не отрывая глаз от бумаг.
Ты бы зашёл к нему, ему очень плохо.
А кому в психушке хорошо?
Слушай, меня твой цинизм поражает. Он же твой отец!
Сама посуди, что я там буду делать? Слушать, как он меня грязью поливает?
Он больной человек. Можно и мимо ушей пропустить.
Он сказал, что сегодня за ним приходила смерть. Не боишься, что он умрёт, а ты так и не простишься с ним.
А о чём в сумасшедшем доме можно ещё говорить? Умрёт он как же! Он ещё нас с тобой переживёт.
Катя хотела что-то ответить, но её остановил мобильник, который неожиданно, из коридора, заиграл марш Мендельсона.
Замени ты эту дурацкую мелодию! Неужели она тебе нравится, — с раздражением сказал муж.
Нравится, — Катя вышла из комнаты в коридор и взяла трубку.
Через пару минут Катя снова вернулась.
Кто это? — спросил Раб.
Катерина.
Какая?
Та самая.
И что ей надо?
Просила помочь устроиться на работу.
А ты?
Я обещала помочь.
Владимир оторвался от бумаг и с удивлением посмотрел на жену.
Ты, что, совсем с ума сошла? Она ободрала тебя, как липку, а ты её на работу будешь устраивать?
Она не ободрала.
То есть, как это не ободрала? Разве ты не отдала ей деньги?
Деньги отдала, но она меня не обдирала. Она хотела всё вернуть.
Хотела или вернула?
Хотела. Я сама не взяла.
Как не взяла? Ты не взяла двести пятьдесят тысяч рублей!?
Ты только про свои деньги думаешь, а про неё ты подумал? Ты подумал, в какую яму она скатилась вот из-за таких, как ты? Она же превратилась в проститутку!
Нет, у тебя точно с головой не в порядке! Что же, по-твоему, я должен выйти на улицу и все свои деньги проституткам отдать?
Катя ничего не ответила.
А на работу для чего ей устраиваться? С такими деньгами можно и не работать.
Тебе этого не понять. Она хочет стать нормальным человеком. Находиться среди нормальных людей.
Неизвестно, чем бы закончился этот разговор, но снова зазвонил телефон. Владимир снял трубку.
А, это ты Серый? — сказал он кому-то. — Да, да, конечно, всё сделаю, Серый. — Муж отвернулся от жены и приглушённым голосом сказал: — слушаюсь хозяин, — после чего положил трубку.
А это кто? — спросила Катя.
Так, знакомый один.
А почему серый?
Кликуха у него такая.
В квартире опять зазвонил телефон.
Тьфу ты! Достал уже, поговорить не дадут! Дима, возьми трубку, скажи, что никого нет дома! — крикнул Раб сыну, который играл в соседней комнате.
Да, так о чём мы говорили? — спросил Катю Владимир.
О Катерине.
Да, так вот чтобы об этой Катерине я больше не слышал.
В комнату вошёл Димочка. Он остановился в дверях и смотрел на родителей испуганными глазами.
Ну, что ещё!? — крикнул Раб. — Я же сказал, что нас нет дома!
Не кричи на ребёнка, — оборвала мужа жена. — Он-то здесь причём? Что случилось, Димочка?
Из больницы звонили, — ответил он. — Дедушка умер. Просили завтра принести одежду.
Как?! — крикнула Катя.
Ты оказалась права, я действительно не успел, — тихо сказал Раб.
В комнате воцарилась гробовая тишина. Первой в себя пришла Катя. Она обняла сына и сказала:
Пойдём, сынок, соберём дедушке вещи.
Катя с сыном ушли. Раб, посидев немного, и о чём-то подумав, прошёл в коридор, взял Катину сумку, достал её мобильный телефон и переписал с него чей-то телефон.
Катя в комнате Николая Ивановича просматривала вещи свёкра, а Дима скорее играл, чем помогал маме.
Мама, а в чём мы будем хоронить дедушку?
В форме, — отвечала Катя, просматривая мундир. — Вот, посмотри, видишь, какие здесь пуговицы? Надо такие же найти, чтобы к мундиру пришить. Поищи там, — указала она на шкаф.
А почему надо хоронить в форме, он же уже не военный?
Потому, что в армии у него прошли самые лучшие годы.
А что, после армии у него были худшие годы?
Ты будешь пуговицы искать или болтать? — прикрикнула на сына мать.
Дима пулей юркнул в шкаф и утонул в коробках и тряпках. Через минуту он вынырнул из шкафа с огромной коробкой в руках.
Мама смотри, что я нашёл? — Дима пододвинул к матери коробку и открыл её. — Смотри это дедушкины сапоги. Они нужны тебе?
Нет, в сапогах не хоронят.
А что это там? — Дима стал вытягивать из сапога тряпку.
Это портянка.
А что это такое?
Их вместо носков одевают. Дай-ка сюда, их выбросить надо.
Катя забрала у сына сапоги и портянку. Она засунула руку во второй сапог и почувствовала, что под портянкой есть ещё что-то. Она отшвырнула портянку и снова сунула туда руку. Сердце у неё чуть не остановилось, под портянкой была видеокассета. Катя быстро засунула кассету назад и заткнула её портянкой. Она вся побледнела, голова закружилась, и её тело медленно повалилось на пол.
Мама, мама! — закричал Дима. — Он начал с силой трясти маму за руку, но мама не реагировала.
Папа, с мамой плохо! — Дима в последний раз дёрнул мать за руку и побежал звать на помощь отца.
Катя пришла в себя от того, что кто-то натирал её вески нашатырным спиртом. Она открыла глаза и увидела мужа.
Ну, слава Богу, очнулась, что с тобой? — спросил её Владимир.
Не знаю, — соврала Катя.
Зачем ты вообще связалась с этим? У нас, что служанки нет?
Владимир помог жене подняться с пола.
А сапог? — спросила Катя.
Какой сапог? — не понял Владимир.
Катя огляделась и увидела сапог.
Вот он. — сказала она слабым голосом.
Какой к чёрту сапог? Тебе отлежаться надо.
Мне нужен сапог, — уже твёрдо сказала она.
Да ради Бога, вот твой сапог, Володя нагнулся, чтобы подать его жене.
Нет! — закричала она. — Я сама!
От этого крика Раб отскочил от сапога, как ошпаренный.
Я просто помочь тебе хотел. Ты же только что в обмороке была, куда тебе наклоняться?
Я сама, — твёрдо сказала Катя. — Она, качаясь, подняла сапог и прижала его к груди.
Пойдём, я тебя в спальню отведу, — предложил муж и подал ей руку.
Пойдём, — тихо ответила Катя.
Что, так с сапогом в обнимку и пойдёшь?
Так и пойду.
Правой рукой, ухватившись за руку мужа, а левой, прижимая к себе сапог, она пошла в спальню.
У тебя точно с головой не всё в порядке, — ворчал Владимир, ведя её в спальню. — То деньги проституткам раздаёшь, то на работу их устраиваешь, а теперь этот сапог…
Оставь меня в покое, мне отдохнуть надо.
Ты, знаешь, а ведь ты права. Тебе действительно надо отдохнуть. Давай-ка, закончим всё с похоронами, и я отвезу тебя куда-нибудь на море. Ты просто очень устала. Я понимаю, эти частые посещения психушки… Тут действительно свихнуться можно.
Владимир уложил жену на кровать.
Ну, ладно, отдыхайте здесь вместе с сапогом, а я пойду распоряжусь, чтобы служанка одежду отцу приготовила.
