Марина Белова - Итальянский сапог на босу ногу

– Вы что пьяные? Кого вы вместо меня погрузили?

– Да кто ж его знает, – залепетала я, представив, как Лика, получив багаж, вскрывает урну неизвестно с чьим прахом.

– Нет, вы вообще молодцы! Заперли меня в больницу и забыли! Хотя бы раз вспомнили!

– Мы вспоминали, мы приезжали, мы проведывали, – оправдывалась Алина.

Степа, которая вернулась с полдороги, смотрела на Лику и кивала, как китайский болванчик. Я между тем лихорадочно рылась в сумке, искала Ликин паспорт и билет. Хорошо, что мы не успели билет сдать, а про паспорт я и вовсе забыла.

– Вот! Нашла! Билет и паспорт, – воскликнула я. – Чемодан мы записали на мой билет. Все вещи в целости и сохранности.

– Да? – она окинула меня недоверчивым взглядом, взяла паспорт и протянула его девушке за стойкой.

Странно, что, осознав реальность существования Лики Ивановой ни я, ни Алина, ни Степа особой радости не испытали. В голове царило непонимание происходящего и досада от ощущения, что нас кто-то обвел вокруг пальца.

– Лика, – Степа набралась смелости, чтобы спросить, – а нам сказали, что ты умерла. Это ошибка, да?

– Вы точно пьяные! Не верите? Можете, потрогать! – разрешила она.

Я коснулась ее руки. Рука была осязаемой и теплой. Лика взяла со стойки свой билет и направилась к пограничникам. Мы побежали за ней. Все наши уже были на нейтральной территории.

Появление Лики было встречено гробовым молчанием. Она, как ни в чем не бывало, дошла до кресел и плюхнулась аккурат напротив соотечественников, которые начали перешептываться.

Чтобы взять ситуацию под контроль, Алина радостно завопила:

– Произошло недоразумение! Лика, наша дорогая Лика жива!

– А мы-то думаем – кто перед нами?? – проглотив ком в горле, прохрипел Леопольд Иванович.

Он не бросился целовать и обнимать Лику, только еще крепче ухватился за Софью Андреевну. Рядом с ним было свободное место, и я села.

– Леопольд Иванович, вы рады, что дочь жива? – наклонившись к нему, спросила я.

– А она умирала? – огорошил он меня вопросом.

– Значит, вы знали, что Лика не умерла? – пришел черед мне удивиться.

– Нет, конечно же. Откуда мне знать?

– Понимаю. Отцовское сердце подсказало?

Он отодвинулся от меня.

– Вы вообще о ком говорите?

– Я? О вашей дочери, Лике Ивановой. Леопольд Иванович, я все знаю. Можете не ломать передо мной комедию.

– Простите, но мне пока не ясно, кто из нас двоих ломает комедию.

– Скажите, что не ради дочери поехали в Италию? Не отпирайтесь, я все слышала. Вы жаловались на жизнь Оскару.

– Какому Оскару? – не вспомнил своего итальянского собутыльника Леопольд Иванович. – Но, немного подумав, он подтвердил: – Да я поехал из-за дочери, – а потом, заглянув в мои глаза, выражавшие крайнюю степень замешательства, счел своим долгом добавить: – Но Лика – не моя дочь.

– Не ваша?

«Неужели я опять все напутала?» – думала я, косясь на Алину. Та стояла, нависнув надо мной и Краюшкиным, и старалась не упустить ни одного слова из нашего разговора.

– А кто, кто ваша дочь?

– Да вот же она, – он кивнул в сторону выходящих из магазинчика Катю и Вовика. – Катька! Папу даже на свадьбу не позвала. Обиделась…

– Катя? Катя Деревянко?

Молодожены приближались к нам. Лику они еще не видели и, очевидно, не ожидали увидеть. Когда до кресла, на котором сидела Лика, оставалось метра два, не больше, Катя остановилась как вкопанная. Она не верила своим глазам и, если бы в этот момент Лику не окружали люди, подумала бы, что та ей только кажется.

Лика, заметив Деревянко, поднялась и сделала шаг навстречу.

– Ну? Не ожидали увидеть? Что вы мне в вино всыпали? Снотворное? Клофелин? Хорошо поживились? У меня в чемодане было две тысячи евро, – предупредила она. – К сожалению, там ли они, я смогу проверить только, когда прилечу.

– Лика, мы ничего не брали, – отчаянно завертела головой Катя. – Мы же с тобой пили, ели. Может, конфеты были не свежие, и ты ими отравилась?

– Ну и дрянь же она, – в сердцах воскликнул Краюшкин. – как пить дать на мои конфеты гонит! Я в тот вечер Лике конфеты презентовал. Сначала отчитал ее за то, как она Софье Андреевне ответила, а потом подумал, что лучше худой мир, чем ссора и подарил ей конфеты. Мои конфеты не свежими быть не могут! Ими отравиться нельзя! Врет она! Меня подставить хочет. Послал же мне бог дочечку.

– А вот и нет, конфеты мы вместе ели, – напомнила Кате Лика, – а пила я одна. Вы дурь курили и смешивать наркотик с алкоголем не хотели. Видела я, как вы на мой фотоаппарат глаз положили! Арестуйте их! – неизвестно кому выкрикнула Лика и с чувством собственного достоинства села на свое место, как бы говоря: «Я вам сдала вора, теперь ваша забота свершить правосудие».

– Вот-вот, в милиции им быстро мозги прочистят, – подлил масло в огонь Краюшкин. – Не бойся, дочка, за фотоаппарат много не дадут. Год-два не больше. Может, даже условным сроком все ограничится. Но если пообещаешь хорошо себя вести, замолвлю за тебя словечко.

«Фотоаппарат? Фотоаппарат! – звенело у меня в голове. – Неужели это Деревянко стащили фотоаппарат? Боже, как неудобно перед Антошкиными. Но почему же Валентина ни слова не сказала, когда узнала, что ее фотоаппарат пропал? Она ведь догадалась, кто его мог взять. Надо фотоаппарат вернуть. А как? Разве она поверит, что мы искали убийцу?»

Я посмотрела на Валентину. Она с интересом наблюдала за развитием событий. «Надо срочно попросить у нее прощения. Сказать, что произошло недоразумение», – с этой мыслью я пересела от Краюшкина к Лике, по другую сторону от которой сидела Валентина Антошкина.

Алина на всякий случай стала за спиной у Деревянко, отсекая им путь к отступлению. Впрочем, они бы и так никуда не делись.

– Не волнуйтесь, Лика. Они не сбегут. Отсюда одна дорога – только в самолет. А чтобы они нигде не спрятались, мы за ними посмотрим. Все будем смотреть, – сказала я, обращаясь ко всем.

Мне ответил один Юрий Антошкин:

– Обязательно посмотрим.

Валентина спросила:

– Как же вы остались живы? Что вы вообще помните?

– Они пристали ко мне как банные листья, – Лика кивнула на Деревянко. – Всюду за мной бродили, в друзья набивались. А в тот вечер пришли с бутылкой шампанского, мол, давай выпьем. Но сами пить не стали. Это я потом догадалась, почему они отказались от шампанского. Выпила я бокала два, может. Я вообще-то плохо спиртное переношу. Зачем пила, не знаю. Наверное, хотелось расслабиться. Скоро мне стало плохо. Я потеряла сознание. Очнулась часа через два. Этих уже не было. Голова чугунная, слабость во всем теле. Я с трудом поднялась, смотрю, все перевернуто – вроде как искали что-то. Пошла к соседям.

– Кому пошли? – переспросила Антошкина.

– К Носовым. Дина врач. Хотела у нее таблетку попросить от головной боли. Но ее в номере не было. Мне открыл Петр Максимович. Я попросила таблетку у него. Он посмотрел на меня, сказал: «Тебе выспаться надо» и дал мне таблетку.

Все повернулись к Петру Максимовичу.

– Ты дал Лике свои таблетки?! – ужаснулась Дина. – Снотворное и алкоголь! Ни в коем случае нельзя их смешивать. Может наступить кома! А если ей до этого еще клофелин дали … теперь понятно, что с ней случилось. Ее счастье, что она пила шампанское, а не водку или коньяк – в шампанском меньше градусов. Петя, да как ты мог?

– А я почем знал? Я же не врач, – насупился Петр.

– Если не врач, зачем таблетки свои суешь всем подряд? Меня подождать не мог?

– Ей же плохо было. Я думал, она выспится, ей станет легче.

– Стало легче – сердце чуть не остановилось.

– Да. Я пришла в номер, – продолжила Лика. – Проглотила таблетку, и через пять минут у меня перед глазами все поплыло. Очнулась я в больнице на вторые сутки.

– Как так очнулись? Доктор сказал, что вы умерли! – вырвалось у меня. – Мы поехали в тот же день в больницу и нам сказали, что сделано было все, но, увы, все мы ходим под богом. Иванова ваша умерла!

– Как видите, жива, – возразила Лика. – Хотя прибор действительно зафиксировал мою смерть. Сломался он!

– Прибор? – уточнил Краюшкин.

– Прибор-прибор, – подтвердила Лика.

– Это хорошо, что он сломался, – ляпнул Леопольд Иванович.

– Как вас понять?

– Я в смысле – повезло, что прибор сломался, а не вы умерли. Ну Италия! Сапог сапогом! Специалисты! Нормальный прибор от неисправного отличить не могут. Мертвого от живого!

– Меня из реанимации даже в морг перевезли. Там я и пришла в себя… от холода. Испугалась и убежала. На тот момент в морге из живых была только я. В больничном сквере меня подобрали врачи, разобрались, что к чему, и обратно в отделение отправили. Доктор такой молодой, внимательный…

– Был бы внимательный, тебя бы в морг не отправил.

– В отделении я пробыла еще день, потом доктор меня к себе домой забрал. Мы с ним на море ездили. В целом не плохо провели время.

– Но почему ты нам не позвонила? Мы за тебя переживали, – попыталась усовестить Лику Алина.