Александр Трапезников - Оборотень
— Но ведь Серый уже убит! — воскликнула Глория.
— Ну и что? Найдутся другие исполнители. Но… не могу понять.
— Что?
— Ведь 12 июля, то есть сегодня, та же казнь назначена и всем нам. И ее уже привели в исполнение Карпатову и Шелешеву? За что? Голова раскалывается… За шрам? За какие-то старые провинности? Я не могу поверить, что все это — цепь каких-то случайных, трагических совпадений. Мы словно бы находимся в когтях самого сатаны… Это не поддается объяснению.
Он снова набрал номер Юнгова, но телефон на этот раз вообще молчал, не слышалось даже шороха. Тим потряс трубку — бесполезно.
— Где-то оборвался провод, — сказал он. Он включил свет, но электричества не было.
— Так, — произнес Тим хладнокровно. — Приехали. Они уже здесь. И ствол, как назло, Владу отдал…
Он подошел к входной двери, прислушался. Оттуда, из коридора доносились едва различимые шорохи. Тим вернулся в комнату. Глория сидела бледная, неподвижно, сложив на коленях руки.
— Они за дверью, — сказал Тероян. — Наверное, ждут, чтобы я вышел, посмотрел проводку.
— А если…
— Если я не выйду — ночью будут вскрывать дверь. Или устроят пожар… не знаю. Пустят газ. Что угодно. Есть один путь.
— Какой?
Тероян высунулся из окна, потом уступил место Глории.
— Видишь — слева пожарная лестница. Совсем близко. Надо сделать только три шага по карнизу. И мы спустимся вниз.
— Я готова, — не раздумывая сказала Глория.
— У тебя голова не закружится? Все-таки шестой этаж, — напомнил Тим.
— Хоть двадцатый, — запальчиво ответила она.
— Тогда хорошо. Я пойду первый.
Тероян встал на подоконник, посмотрел на темнеющее небо и боком продвинулся к пожарной лестнице. Затем ухватился за перекладину. Он протянул руку, чтобы поддержать Глорию в случае чего, но она смело пошла следом за ним и помощь не потребовалась.
— Ты у меня молодец, — сказал Тим, и они не могли не поцеловаться на такой высоте, вызвав изумление заметивших их случайно игроков в домино во дворе. Потом они быстро спустились вниз, спрыгнув на землю. Напоминая двух сбежавших с уроков школьников, они пронеслись мимо этих запоздалых доминошников, а Глория шаловливо хлопнула одного из них по плечу.
— Куда теперь? — крикнула она.
— К Юнгову, — отозвался Тим. — Если он все же вернулся домой, то мы успеем предупредить его об опасности.
Возле ВДНХ они поймали такси, и шофер за тройную цену повез их к Тайнинке. А до дачного поселка Бермудский треугольник они уже добрались пешком, в начале двенадцатого ночи. Прошли мимо будки сторожа, который спал, положив голову на стол, возле опрокинутого стакана. Свернули после главной улицы в боковую, и вскоре очутились возле бомбовидного дома Юнгова. Тероян хлопнул себя по лбу.
— Я, кажется, забыл дома тот порошок с тигровым дерьмом, который дал нам Влад, на Медвежьих Озерах.
— Зато у меня он сохранился, — сказала Глория, протягивая ему коробочку.
— Отлично, теперь никакой Стингер нам не страшен.
Ворота перед домом почему-то были открыты. Они вошли внутрь, опасливо смотря по сторонам. Тероян держал наготове щепотку «антисобачьего» порошка, но огромного дога нигде не было.
— Странно, — произнес Тим, внутренне напрягаясь: Стингер мог выскочить откуда-нибудь совершенно неожиданно и напасть со спины. Осторожно, постоянно оглядываясь, они дошли до крыльца, и Тероян постучал в дверь. Потом взялся за ручку. Бронированная дверь открылась.
— Что же, войдем, — произнес он. — Но боюсь, что мы уже опоздали.
Внутри было темно, но Тим знал, где включается свет. Вспыхнувшая лампочка осветила большую круглую комнату — единственную на первом этаже. Здесь все было аккуратно прибрано, на столе стояла ваза с цветами, на изогнутых полках — множество книг. И всевозможные чучела животных, птиц, змей, — еще одно хобби Юнгова. Глория с удивлением рассматривала их.
— Пойдем наверх, — сказал Тим. — Там еще две комнаты — его и Ларисы.
Они поднялись по винтовой лестнице на небольшую площадку, к которой выходили две двери.
— Я бы не смогла жить в таком доме, — промолвила Глория. — Это какой-то цилиндр, в котором постоянно крутишься. Так можно и с ума сойти.
Тероян толкнул дверь в комнату Георгия. В ней никого не было. Затем он повернулся к другой двери, открыл ее, включил свет. На кровати, покрытая до подбородка белой простыней лежала Лариса. Черные волосы были тщательно причесаны, в лице — ни кровинки. Она напоминала покойницу, только что положенную в гроб.
— Что с ней? — прошептала Глория. Тим нагнулся к Ларисе, и пока он прислушивался к ее дыханию, под простыней шевельнулась ее рука, скользнула вниз, коснулась пальцами пола.
— Жива, — тихо ответил Тим, отходя назад. — Просто спит. Наверное, приняла лекарства. От этого такая бледность. Но где Жора?
Они вышли из комнаты, осторожно затворив дверь. Спустились вниз.
— Все равно я боюсь ее, — сказала вдруг Глория, словно продолжала начатый разговор и убеждала в чем-то Тима. — И мне кажется, что я с ней встречалась не раз.
— Может быть, он в летнем домике-теремке? — предположил Тероян, не слушая ее.
— И еще мне кажется, что я уже была здесь.
— Там же, в теремке, наверное, и вся его живность, все эти Бетеэрчики, Птурсы, Нурсы…
— Тим, я была здесь! — воскликнула Глория.
— Ну конечно, — согласился он. — Помнишь, мы приезжали сюда после веселой ночки на постоялом дворе? Когда нас сначала чуть не изрубили садовой тяпкой в капусту, а потом пытались поджарить на газовой горелке.
— Нет, Тим, — остановила его она. — Мы были не здесь. Мы были в том домике, в теремке. А сюда я даже не заходила.
— Что ты имеешь в виду? — сразу же насторожился Тероян.
— А то, что мне все здесь знакомо. И эта винтовая лестница наверх, и круглые стены, и чучела животных. Все. Я вспоминаю. Вот, смотри! — она подошла к голове муфлона и взялась за левый рог, повернув его на себя. Одна из книжных полок отодвинулась и образовался проход, где слабо мерцал неоновый свет.
Глория вошла внутрь, и Тероян последовал за нею. Между наружной стеной и внутренней было полутораметровое пространство, а пол косо уходил вниз. Они спускались все ниже, обходя цилиндр по спирали, пока не оказались в подвальных помещениях. «Юнгов вырыл себе здесь целое бомбоубежище», подумал Тероян. С изумлением он шел вслед за Глорией, а она открывала одну комнату за другой. Столовая, кухня, комната, где стояла детская кроватка, а эта комната походила на операционную, с различными хирургическими инструментами, еще одна — где были развешаны резиновые маски чудовищ и монстров, на которые было страшно смотреть, словно они были живые и могли наброситься на них, просмотровая комната, где стоял видеомагнитофон и лежало множество кассет…
— Вот здесь, — сказала Глория. — Вот здесь я стояла… — она потерла рукой лоб, вспоминая. — Да. Я включила видео… и… — она нажала на кнопку. И они увидели, как камера наезжает на лицо мальчика, — это был Алеша, но уже изуродованный, обезображенный хирургической операцией, с застывшими от страха глазами, в которых таилась немая боль. Тероян выключил телевизор. Он был не в силах смотреть на это.
— В детстве родители называли его не Георгий, а Юра, — глухо произнес он. — И так же он называл себя потом, когда знакомился с девушками. Это он был с тобой в тот день, Глория.
У Терояна было такое ощущение, будто его тело залили гипсом. Нет, свинцом. Его окунули в серную кислоту и вырвали все внутренности. Он сжал зубы так, что они затрещали.
— Не Глория, — сказала девушка. — Нет… Сейчас. Только не Глория… Мария?
— Правильно, тебя зовут Мария, — напомнил за спиной чей-то голос. Они обернулись. На пороге стоял Юнгов, улыбался и держал в руке пистолет. — Вот видишь, стоило тебе сюда попасть, и ты начинаешь все вспоминать. Тим мог не мучиться с тобой так долго, я бы решил твою проблему за пять минут. Скоро ты вспомнишь всю свою биографию. Только жаль, — и он тяжело вздохнул, — она тебе уже больше не понадобится. Как, впрочем, и тебе, Тим. Уж извините, вы теперь люди без будущего. Но я похороню вас с почестями, не сомневайтесь. И даже Стингер будет рыдать на ваших могилах в моем саду, за компостной кучей. Вы были все время вместе — вместе и останетесь.
— Зачем ты это делал? — спросил Тероян, пропуская мимо ушей его болтовню.
— Помнишь, ты как-то сказал Карпатову, — он поделился со мной твоей версией, — что Квазимодо может калечить детей потому, что и у него самого какое-либо физическое отклонение. А в детстве был еще и какой-то разлад в семье, с родителями. Ты умный, Тим, ты догадался. Не учел только одного. Сам Квазимодо может быть физически абсолютно здоров. Но он может мстить за самого близкого ему человека.
— Сестра, — догадался Тероян.
