Рэй Брэдбери - Голливудские триллеры. Детективная трилогия
Бамс!
Я в ужасе проснулся, обливаясь ледяным потом.
Телефон на заправочной станции напротив моего дома заходился звонками.
Замолчал.
Я затаил дыхание.
Он прозвонил еще один раз и снова смолк.
Я ждал.
Опять один звонок и молчание.
«Господи, – подумал я, – Пег так звонить не станет. Крамли тоже. Один звонок и вешают трубку. Кто же это?»
Телефон опять прозвонил один раз, и снова тишина.
Это он! Мистер Одинокая Смерть! Звонит, чтобы сообщить мне о том, чего я знать не хочу!
Я сел в постели, волоски у меня на груди встали дыбом, будто Кэл прошелся своим электрическим парикмахерским шмелем по моей шее, едва не задев нерв.
Я оделся и выбежал на берег. Глубоко втянул в себя воздух и удивленно уставился вдаль.
Южнее, на берегу, пылали огнями окна мавританской крепости Констанции Раттиган.
«Констанция! – подумал я. – Фанни это не понравилось бы».
«Фанни?»
И тут я пустился бежать.
Покинув линию прибоя, я двинулся на берег, как сама Смерть.
В замке Констанции все лампы были зажжены, все двери распахнуты, будто она решила впустить к себе всю природу, весь мир, и ночь, и ветер – пусть наведут порядок в доме, пока ее нет.
А ее не было.
Я понял это, даже не входя внутрь, потому что к волнам прилива вела длинная цепочка ее следов. Я остановился и попытался разглядеть, в каком месте они исчезли в воде, чтобы никогда больше не появиться.
Я не был удивлен. И сам поражался тому, что не был удивлен. Подойдя к широко раскрытой парадной двери, я чуть не позвал шофера, посмеялся над собственной глупостью и, ни до чего не дотрагиваясь, вошел внутрь. В арабской гостиной играл патефон, танцевальная музыка 1934 года. Какие-то мелодии из спектаклей Ноэля Кауарда[147]. Я не стал выключать патефон. Кинопроектор тоже был включен, пленка прокрутилась до конца, фильм завершился, и пустую стену освещал белый глаз кинолампы. Я не выключил и ее. В ведерке со льдом ждала бутылка французского шампанского, будто Констанция вышла на берег, собираясь привести к себе в гости золотого морского бога, выплывшего из глубин.
На подушке была приготовлена тарелочка с разными сырами, рядом уже запотевший шейкер с мартини. Лимузин стоял в гараже, а следы на песке все не исчезали, и вели они только в одну сторону. Я позвонил Крамли и поздравил себя с тем, что даже не плачу – до того ошеломлен.
– Крамли? – спросил я трубку. – Крамли, Крам, – позвал я.
– А, дитя ночи! – отозвался он. – Опять не на ту лошадку поставили?
Я объяснил ему, откуда звоню.
– Что-то меня ноги не держат. – И внезапно я сел, не выпуская трубку из рук. – Приезжайте за мной!
Крамли нашел меня на пляже.
Мы стояли, глядя на ярко освещенный арабский форт, он казался празднично украшенным шатром посреди песчаной пустыни. Дверь, выходившая на берег, так и оставалась распахнутой, и из нее лилась музыка. Запас пластинок никак не хотел кончаться. «Сезон сирени» сменяла «Диана», потом – «Языческая любовная песня», за ней – «Послушайте песню о Ниле». Я так и ждал, что вот-вот появится растрепанный, с безумными глазами Рамон Наварро, вбежит в дверь, выскочит обратно и бросится по берегу к морю.
– А здесь только я и Крамли.
– Что?
– Я и не заметил, что думаю вслух, – извинился я.
Мы медленно пошли к дому.
– Вы что-нибудь трогали?
– Только телефон.
У входа я пропустил Крамли внутрь, чтобы он мог все осмотреть, а сам подождал, когда он выйдет.
– А где шофер?
– Вот об этом я вам еще не сказал. Никакого шофера никогда не было.
– То есть?
Я объяснил ему, как Констанция Раттиган развлекалась, играя разные роли.
– Выходит, в собственном лице она имела целое созвездие звезд, все роли исполняла сама, – хмыкнул Крамли. – Здорово! Как говорится, чем дальше – тем смешнее.
Мы обошли форт и остановились на обдуваемом ветром крыльце – с него было видно, что следы на песке постепенно исчезают.
– Возможно, самоубийство, – предположил Крамли.
– Констанция на это не пошла бы.
– Господи, до чего же вы уверены в людях! Не пора ли повзрослеть! Как будто, если человек вам нравится, он не может выкинуть что-нибудь необычное без вашего ведома.
– Кто-то ждал ее на берегу.
– Докажите!
Мы прошли вдоль цепочки следов Констанции, они обрывались в прибое.
– Он стоял вот здесь, – показал я. – Два вечера подряд. Я его видел.
– Прекрасно. По щиколотку в воде. Так что следов убийцы не имеется. Что еще можете показать, сынок?
– Час назад кто-то позвонил мне, разбудил, велел идти на берег. Он знал, что дом Констанции пуст или скоро будет пуст.
– Оповестили по телефону? Час от часу не легче. Теперь уж вы сами стоите по щиколотку в воде. И следов никаких. Это все?
Наверно, я покраснел. Ведь Крамли понял, что я привираю. Мне не хотелось рассказывать, что я не подходил к телефону, а, почуяв недоброе, сразу бросился на берег.
– Ну что ж, писака, по крайней мере, вы цельная натура. – Крамли посмотрел на белые волны, причесывающие песок, перевел взгляд на следы, потом на дом – белый, холодный и пустой среди ночи. – Вы хоть понимаете, что значит «цельная»? От слова «целый», «целое число». То есть, чтобы его получить, надо все части объединить в одно целое. Ничего общего с нравственными достоинствами это не имеет. Гитлер, например, был цельной натурой – ноль плюс ноль плюс ноль – в сумме имеем ноль. Так и у вас – телефонные звонки, следы под водой, неясные намеки и дурацкая уверенность в людях. Эти ночные тревоги начинают действовать мне на нервы. Итак, в итоге – все?
– Нет, черт побери! Я подозреваю определенного человека. Констанция его узнала. Я тоже. Я ходил к нему. Выясните, где он был сегодня вечером, – и убийца у вас в руках! А вы…
Голос перестал меня слушаться. Пришлось снять очки и стереть со стекол маленькие соленые капли, а то я ничего не видел.
Крамли потрепал меня по щеке:
– Ну не надо, не надо! Откуда вы знаете, может, этот парень, кто бы он там ни был, увлек ее за собой в воду…
– И утопил!
– Да нет! Они поплавали, мило беседуя, проплыли сто ярдов, вышли и отправились к нему. Кто знает, может, она прибредет домой на рассвете, со странной улыбкой на губах.
– Нет, – ответил я.
– Я что, оскверняю таинственный романтический образ?
– Не в этом дело.
Но Крамли мог заметить, что я не слишком уверен.
Он взял меня за локоть.
– Чего вы недоговариваете?
– Констанция сказала, что недалеко отсюда, где-то на берегу, у нее есть бунгало.
– Ну так, может, она туда и поехала. Если то, что вы рассказываете, правда, она могла запаниковать, вот и решила подстраховаться.
– Но ее лимузин здесь.
– Ну, знаете, кое-кто и пешком ходит. Вы, например. Леди могла с милю пройти по воде вдоль берега на юг и оставить нас в дураках.
Я посмотрел на юг, словно мог различить на берегу сбежавшую леди.
– Дело в том, – продолжал Крамли, – что пока нам не на что опереться. Пустой дом. Звучат старые пластинки. Записок о самоубийстве нет. Нет и следов насилия. Придется ждать, когда она вернется. Даже если не вернется, у нас все равно нет оснований открывать дело. Нет corpus delicti. Спорим на ведро пива, что она…
– Пойдемте завтра со мной в комнаты над каруселями. Когда вы увидите лицо этого человека…
– Черт, вы имеете в виду того, о ком я думаю?
Я кивнул.
– Этого педика? – сказал Крамли. – Этого цирлих-манирлих?
Вдруг рядом в море раздался громкий вопль.
Мы оба так и подскочили.
– Господи помилуй, что это? – воскликнул Крамли, вглядываясь в ночной океан.
«Констанция, – решил я. – Она возвращается».
Я тоже стал всматриваться в темноту, но потом понял.
– Это тюлени. Иногда они приплывают сюда поиграть.
Послышались еще всплески и плюханье – какой-то морской житель уплывал в темноте в океан.
– Черт! – выругался Крамли.
– Кинопроектор в гостиной еще работает, – сказал я. – Патефон играет. В плите на кухне что-то печется. Свет горит во всех комнатах.
– Пойдемте выключим все и потушим, пока этот замок не сгорел к чертовой матери!
И мы снова пошли вдоль цепочки следов Констанции Раттиган к ее сияющей ослепительным светом крепости.
– Эй! – прошептал Крамли. Он смотрел на восток. – А это еще что?
На горизонте протянулась узкая полоска холодного света.
– Это рассвет, – сказал я. – Я уж боялся, он никогда не наступит.
На рассвете задул ветер, он занес песком следы Констанции Раттиган.
А на берегу показался мистер Формтень: он шел, оглядываясь через плечо, и нес в обеих руках коробки с пленками. В эту самую минуту вдали позади него огромные чудища со стальными зубами, вызванные из морских пучин застройщиками-спекулянтами, разбивали в щепки его кинотеатр.
Увидев нас с Крамли на пороге дома Констанции Раттиган, мистер Формтень прищурился, всматриваясь в наши физиономии, потом перевел взгляд на песок и на океан. Нам не пришлось ничего объяснять ему. Он понял все по нашим бледным лицам.
