Аркадий Гендер - Траектория чуда
Мобильник зажужжал в руке настолько неожиданно, что прежде, чем впечатать аппарат себе в ухо, я чуть не выронил его. "Глеб Аркадиевич, услышал я тот же, что и в самый первый раз, нераспознаваемый металлизированный голос, — срочно позвоните на телефон Степанова! Повторяю, срочно позвоните на телефон Степанова!" И телефон замолчал. Черт, что у них там происходит? Вроде бы, договаривались ему не звонить! Но, слава Богу, хоть кто-то прорезался! Я начал шарить по записной книжке телефона, от волнения никак не находя нужный номер, пока, наконец, не вспомнил, что Лорик — последний, кому я звонил, и что надо всего-то повторить вызов. Соединилось практически мгновенно и, вроде бы, сразу же ответили, но после этого повисла странная тишина, как будто трубку зажали ладонью. Я уже подумал, что соединение сорвалось, как вдруг в телефоне раздался какой-то всхлип, и странно-измененный, но тем не менее прекрасно узнаваемый голос Галины произнес:
— Глеб, Глеб, это ты?
— Да, да, Галя, это я! — закричал я в трубку так, что все операционистки в своих окошечках, как по команде, повернули головы ко мне. Как у вас дела, как Юлька? Вы где? Вы едете домой? Где Лорик? Почему у тебя такой странный голос!
— Как много вопросов, ты задаешь много вопросов, — заторможенно, как медиум на спиритическом сеансе, ответила Галина. — Я не знаю, на какой отвечать.
Господи, что это с ней? У нее в голосе интонации, как у пацанов с площади Трех вокзалов, обнюхавшихся клея! Но вопросов, пожалуй, действительно слишком много.
— Галя, что с тобой? — выбрал один я.
— Я… не зна-ю, — совсем в растяжку заговорила жена. — Я… спала.
— Ладно, дай трубку Лорику, — отчаявшись добиться хоть что-нибудь от благоверной, скомандовал я.
— А Лорика нет, — удивленно как-то ответила Галина. — Лорик умер.
Меня словно ударило по голове чем-то мягким, но очень тяжелым.
— То есть, как — умер? — ничего не понимая, напустился на жену я. Когда умер, от чего?
— Недавно, может быть, час назад, или меньше. Я не знаю, сколько я спала, — с натугой человека, пытающегося что-то вспомнить, сказала Галина, и после паузы добавила: — Он не сам умер, его убили.
Пол поплыл куда-то у меня из-под ног, и я без сил опустился на так кстати оказавшуюся рядом банкетку. Все смешалось у меня в голове, мысли закружили в вихре полнейшего непонимания того, что происходит.
— Кто убил, как? — с огромным трудом выдавил я из себя хоть один внятный вопрос.
— Его застрелили, — спокойно ответила Галина. — Он лежит там, у него нет глаза.
— Кто-о? — прохрипел в трубку я. — Где — там лежит? А вы-то где?
— Я его не знаю, — все так же ровно продолжала отвечать Галина. — Он везет нас с Юлькой куда-то. Он велел сказать, чтобы ты делал все, что тебе скажут.
И связь оборвалась. Я застыл, вслушиваясь в мертвую тишину в трубке, и только через несколько секунд отнял ее от уха. Мои пальцы, сжимавшие аппаратик, побелели от напряжения. Я был в состоянии, которое ближе всего можно описать словами "паралич сознания и воли". Я верил и не верил тому, что только что услышал от жены, но, в любом случае, ничего не понимал. А еще — я не знал, что мне делать. Я стоял, и тупо смотрел на давно погасший дисплей телефона. "Господи, да надо же перезвонить!" — пришла в голову спасительная мысль. Секундное дело, но в трубке на сей раз зазвучал не Галинин голос, а до боли знакомое: "Телефон абонента выключен, или находится вне зоны действия сети". Проклятье! Безумно захотелось взять, и с диким воплем отчаяния шваркнуть трубку об пол. От неминуемой дезинтеграции на мельчайшие составляющие телефон спасло только то, что он опять зазвонил. Это опять был то же механический голос:
— Если вы чего-то не поняли, Глеб Аркадьевич, то я поясню вам, вкрадчиво начал он. — Ваша жена и дочь — у меня. Небезызвестный вам Лорик пытался вести со мной двойную игру, и поэтому он теперь мертв. Такая же участь может постигнуть вашу семью. Если вы этого не хотите, вам необходимо перевести три миллиона долларов на счет, который я вам сейчас продиктую…
— Но ведь я уже перевел деньги, — прошептал я не потому, что хотел говорить тихо, а потому, что у меня перехватило дыхание. — Они должны были уже поступить к вам. Я сделал все, как мы договаривались…
— Вы плохо поняли, — оборвал меня голос, — и тратите много времени на пустую болтовню. Повторяю в последний раз: Лорик мертв, и с ним умерли все договоренности. Скажу вам по секрету — деньги-то вы может быть, и перевели, но получить их мог только сам Лорик, так как только он знал пароль. Так что меня они не интересуют. А вот ваша семья у меня, и их жизнь стоит три миллиона долларов.
— Вы с ума сошли! — прохрипел я. — Вы хотите забрать у меня все?!
— Все? — засмеялся голос. — Все? Все, что у тебя есть, уже у меня!
Да, точно. Все, что у меня есть, реально есть в этой жизни — это Галина и Юлька. Два человека, две женщины, которые мне доверяют, и которым сейчас нужна моя помощь. Они — самое дорогое, что у меня есть, но они могут погибнуть. Если этот металлизированный шлепнул своего сообщника Лорика, то разве он остановится перед тем, чтобы убить еще кого-то? Единожды решившись, дальше скользишь, как с ледяной горки — не остановиться… А то, что он требует в обмен на них — всего лишь деньги. Хорошо еще, что они у меня есть! Но ведь если бы их не было, не было бы всего этого ужаса! Отдать, отдать их все к чертям собачьим! Как до них было все ясно и просто! Но, может быть, можно все-таки сохранить хоть что-то?
— А два, или, скажем, два с половиной миллиона не могло бы вас устроить? — начиная чуть-чуть приходит в себя, и обретая способность думать, предельно вежливо спросил я.
— Вы торгуетесь? — изумился голос. — А ведь, между прочим, банк закрывается через пятнадцать минут. Хотите, я скажу, что будет с вашей дочерью, если вы не успеете до трех часов перевести деньги?
Я замер, боясь даже дышать.
— Если через пятнадцать минут деньги не будут на моем счете, который ты, жадина, даже еще не записал, — продолжил он, — то вместо нормального места со всеми удобствами, куда их сейчас везут, я посажу твою дочь в подвал, кишащий крысами, и оставлю до понедельника без света, еды и питья. А в понедельник утром, чтоб ты знал, как торговаться, тебе спецпочтой прямо к открытию банка доставят конверт. Что ты хочешь, чтобы было в этом конверте палец или ухо? Без чего по-твоему твоей дочурке легче будет жить на свете? А когда я буду делать это, причем на глазах у ее матери, я буду говорить девочке, что так решил ее папа, что папа пожалел денег. Мне продолжать?
Говоря эти страшные, чудовищные, непостижимые вещи, голос со своих обычных обертонов перешел на свистящий змеиный, вселяющий ужас шепот, но в моем сознании он рос, крепчал, заполнял своим странным металлическим бенцем все пространство у меня под черепной коробкой. Это был не просто шепот, и не просто голос. Это был Голос, и суть того, что он тихо и спокойно говорил, снова напрочь парализовала во мне всякое желание сопротивляться. Он был сейчас моим повелителем и владыкой, и я готов был сделать все, что он прикажет. Потому, что когда он замолчал, у меня в ушах осталось странное эхо, в котором я четко различил чей-то крик боли и ужаса. Детский крик. Я закрыл глаза, сильно, до сполохов, сжав веки. Открыл. Все плыло и вертелось перед глазами. "Наверное, так от психологических пыток люди сходят с ума", подумалось мне, пока я, не ощущая под собой ног, прямо с телефоном у уха подходя к окошку моей операционистки.
— С вами все в порядке? — встревожилась она, увидев мое лицо.
— Да, спасибо. Я хочу сделать еще один перевод, — сказал я ей по-английски, а в трубку ответил: — Нет, не надо. Не надо продолжать, не надо ничего этого делать. Пожалуйста. Диктуйте реквизиты.
— Поздравляю, Глеб Аркадиевич, вы в очередной раз сделали правильный выбор! — усмехнулся Голос. — Записывайте.
Я автоматически, ни о чем не думая, заполнил под диктовку Голоса заявление о переводе, совершенно машинально отметив в голове, что деньги идут в еще одну офшорную зону, — на сей раз на Кипр. Уже привычно набрал на клавиатуре секретный код, ни мига не раздумывая, нажал на Enter. В голове пусто и громко звенело.
— Я перевел деньги, — сказал я в трубку. — Что мне делать дальше?
— На самом деле я ведь не знаю, перевел ты деньги, или нет, — вкрадчиво ответил Голос, — потому, как мой банк уже час, как закрылся. Видишь ли, время в Никосии по сравнению с Женевой на час вперед. Так что до понедельника придется тебе посидеть в гостеприимной Швейцарии.
— Но я не могу…, - почти закричал в трубку я.
Я хотел сказать, что сойду с ума — два дня сидеть здесь, находясь в полном неведении относительно судьбы Галины и Юльки, и много чего еще, но Голос перебил меня:
— Я говорю тебе, сиди там! — рявкнул в трубку он. — И не вздумай возвращаться, пока я не разрешу! Прилетишь раньше, и твои об этом горько пожалеют. То же самое, если позвонишь ментам или кому угодно другому, и здесь начнутся хоть какие-то шевеления по их поиску. Будешь хорошо себя вести и во всем меня слушать, — скоро, может быть, уже во вторник сможешь сам забрать их. Завтра позвоню тебе и дам тебе с ними поговорить. Но не обессудь, если тебя не окажется там, где ты должен быть. Ну, все понятно?
