Полина Дашкова - Херувим (Том 1)

— Одну минуту, Миша, мы с тобой все-таки фантазируем или ты сейчас выкладываешь мне свою реальную версию? — В голосе генерала не было ничего, кроме усталости.

Райский чувствовал, что бывшему начальнику просто не хватает сил осмыслить происходящее. Еще недавно генерал мог не спать несколько ночей подряд, по пять-шесть часов без перерыва прыгать на теннисном корте, вести бесконечные напряженные совещания. Но сейчас, когда дело коснулось самого дорогого, что у него есть, единственного сына, он сначала потерял самообладание, потом ненадолго сумел взять себя в руки и вдруг просто — устал. Слишком велика оказалась эмоциональная нагрузка.

— Конечно, фантазируем, — ласково утешил его Райский, — версия у меня совсем другая и вы ее отлично знаете.

— Исмаилов?

— Кто же еще? Вы совершенно справедливо опасались, что Стас допрыгается со своими тусовками и со своей страстью к молоденьким девочкам.

— Не понимаю, — генерал покачал лысой головой, — неужели из-за того, что мой сын приволокнулся за этой певичкой, чеченец так рискует? Ведь он рискует, правда?

— Правда. Но дело не в том, что он, как Вы сказали, приволокнулся.

— А в чем же? Слушай, Миша, ты кончай темнить. Мы тут с тобой не в игры играем. Изволь выражаться конкретней.

— Ну хорошо. Давайте попробуем конкретней, — кивнул Райский, — осенью восемьдесят пятого был арестован Секретарь Обкома Чечено-Ингушской АССР Хасан Исмаилов. Вы руководили расследованием, вы…

— Брось, — раздраженно перебил генерал, — прошло пятнадцать лет. Операция была полностью засекречена. Исмаилов-старший мертв. Если бы Исмаилов-младший узнал, кто посадил его отца, он давно бы начал действовать и пытался бы убить меня, а не Стаса.

— Владимир Марленович, в таких делах срока давности нет. Это во-первых, а во-вторых, мы с вами никогда не угадаем, знает он или нет.

— Если бы это была кровная месть, он убил бы меня, — мрачно повторил генерал, — меня, а не Стаса. При чем здесь Стас?

— Ну смерть единственного сына — это достаточно серьезная неприятность, — чуть слышно пробормотал Райский, — однако, скорее всего, кровная месть и правда ни при чем. Все дело в певичке. Исмаилов совершил ошибку. Он жестоко наказал Анжелу, изувечил ее, а потом узнал, что был не прав.

— Погоди, что значит — не прав? Я не понял, — генерал нахмурился и помотал головой, — что ты все крутишь, Миша?

— Анжела Болдянко не откликнулась на ухаживания Стаса. Никакого романа не было, — грустно улыбнулся Райский, — от обиды Стас принялся болтать на каждом углу, будто Анжела вешалась ему на шею, будто она наркоманка. Слухи дошли до Исмаилова, он взбесился и сгоряча изувечил свою любовницу, а позже узнал, что это вранье. Разве может восточный человек простить такое? Он заказал Стаса. Но не вышло.

— Идиот! — жалобно простонал генерал. — Господи, ну почему он такой идиот?

— Кто?

— Сын мой единственный, вот кто! Ладно, со Стасом будет особый разговор. Допустим, твоя информация достоверна, все так и есть. Допустим. Но почему в таком случае не было повторного покушения? На хрена Исмаилову вся эта петрушка с карточками, с убийством шофера, с пистолетом?

— Честно говоря, я сам постоянно об этом думаю, — вздохнул Райский, точного ответа у меня нет. Есть только некоторые предположения.

— Так поделись! — начальственно рявкнул Герасимов.

— Ладно. Попробую. Исмаилов склонен в каждом событии видеть некий тайный смысл, волю Аллаха. И если Аллах оставил его обидчика в живых, значит, следует выбрать другую кару. Например, свести с ума, посадить. Но, возможно, все значительно проще. Девчонка могла сказать: не убивай его. Пусть живет и мучается. Для нас с Вами это хороший вариант, хотя потому, что сейчас жизни Стаса ничто не угрожает. Чеченец будет преследовать его, но не убьет. Это главное.

— Но ты не можешь поймать чеченца уже год, — горько усмехнулся генерал, — не по зубам он тебе, Миша. Ты, конечно, не обижайся, но людьми ты руководишь плохо. Моя бригада пятнадцать лет назад работала куда успешней.

— Ну, Владимир Марленович, времена были другие, — улыбнулся Райский, — и задачи, и средства другие. Ваши люди поймали на таджикской границе наркокурьера, хорошо на него нажали и он назвал хозяина. А от хозяина пошла цепочка. В итоге вы арестовали Секретаря Обкома Чечено-Ингушской АССР Хасана Исмаилова. Вы чувствуете, сколько в этой истории ностальгии и как нереально звучит она сегодня?

— Ну, ладно, Миша, — поморщился генерал, — тогда было тоже не сладко. Меня вызывали на ковер без конца, мне намекали в самых высших инстанциях, что дело должно быть закрыто, мне даже угрожали в завуалированной форме. Исмаилов был кавалером орденов Ленина и Дружбы народов, его бюсты красовались не только в родном селе, но по всей Чечне, на него как на перспективного лидера республики делали ставку на самом верху. А его старший сын Шамиль как раз закончил Высшую школу КГБ, причем закончил весьма успешно. Он был отличником боевой и политической подготовки, чемпионом школы по бегу на короткие дистанции и прыжкам в высоту. Уже тогда было ясно, что Шамиль Исмаилов быстро бегает и высоко прыгает. Уже тогда, Миша. Если сегодня Аллах или эта певичка убедили его не убивать Стаса, то где гарантия, что завтра они все трое не передумают?

— Они может и передумают, — кивнул Райский, — но это не важно.

— То есть как — не важно?! — Генерал оживился, вскочил и подбежал к столу. — Ты соображаешь, что говоришь? У меня единственный ребенок, понимаешь? У тебя их двое, а у меня — единственный!

— Я знаю, Владимир Марленович.

— Плевать, что ты там знаешь или не знаешь! Не делай из меня идиота. Скажи наконец, что ты намерен предпринять?

— Скажу и даже покажу. Но не сегодня, — Райский загадочно улыбнулся, — немного терпения, товарищ генерал. Разве я когда-нибудь подводил вас? Я гарантирую вашему сыну безопасность и отвечаю за свои слова.

Райский наконец решился закурить. Встал, приоткрыл окно, уселся на подоконник и с удовольствием затянулся.

— Владимир Марленович, вам не жаль, что простаивает ваша замечательная вилла на острове Корфу? Стасу необходимо просто отдохнуть и сменить обстановку. Да и вам с Натальей Марковной это сейчас не помешает.

— Перестань. Это невозможно, — поморщился генерал, — там другое государство и я не могу взять с собой достаточное количество охраны, и вообще сейчас не время…

— Это необходимо. Причем именно сейчас.

— Но ведь решат, будто Стас сбежал. Улик против него полно и подозрения существуют, от них никуда не денешься.

— Это моя забота. Но вот что касается его психического здоровья, тут я, извините, бессилен.

— Что ты имеешь в виду? — возмущенно пропыхтел генерал и уставился на Райского. Взгляд его опухших красных глаз был неприятен.

— Владимир Марленович, вы сами отлично понимаете, что я имею в виду. Когда я беседовал со Стасом и он рассказывал мне о своей встрече с покойным Михеевым в несуществующей квартире, я чувствовал, он не врет мне. Ему просто незачем так врать. Что это? Реактивный психоз? Галлюцинации?

Генерал тяжело дышал. На лбу выступили крупные капли пота.

— Я не знаю, Миша, — прошептал он — вот этого я не знаю.

Высокая докторша Юлия Николаевна вошла в палату и Сергей вдруг с удивлением обнаружил, что рад ей. Ее не было двое суток. За это время он научился говорить, то есть слегка шевелить губами.

— Доброе утро, — сказал он, приподнявшись на койке, — где вы пропадали так долго?

— Здравствуйте. Меня отпустили домой на пару дней. Ну как у нас дела?

Поверх маски он увидел ее улыбающиеся глаза и вспомнил, что на самом деле решил ее возненавидеть и даже поверил, будто от этого ему станет легче.

— Вы не могли бы снять повязку? — внезапно попросил он.

— Именно это я и собираюсь сделать, — она села рядом и протянула к нему руки, обдавая знакомым ароматом.

— Нет. Не мою. Вашу. Хочется посмотреть на ваше лицо.

Он почувствовал, как слегка напряглись ее руки. Она возилась с бинтами, закрепленными у него на затылке, и вдруг тихонько, смешным тонким голосом, пропела:

— Гюльчатай, открой личико!

— Нет. Я серьезно. Здесь все-таки не реанимация. Никто, кроме вас, не заходит ко мне в маске.

— В том-то и дело, — прошептала она еле слышно и осторожно освободила его голову от сложной конструкции из бинтов и марлевых салфеток.

— Понятно, — он прикрыл глаза, — я не должен видеть ваше лицо. Вдруг, когда все кончится и я окажусь на свободе, мне придет в голову искать с вами встречи? Это будет не по правилам. Получится несанкционированный контакт.

— А вам правда может прийти в голову такая глупость? — спросила она все так же шепотом на ухо, и он почувствовал едва уловимое тепло ее дыхания сквозь маску.