Лариса Соболева - Первая, вторая. третья
— В России водятся бациллы вредных привычек, — пошутил тесть. — Человек, подверженный слабостям, недостоин уважения, да что же делать, когда на душе мир и покой? Хочется добавить чего‑то такого, что проходит у нас под грифом «нельзя». А ты что так поздно?
— Машина сломалась. Вызвал ребят, пока приехали, пока починили… Где Лиза? — поинтересовался Родион, падая в кресло.
— Ушла полежать, думаю, спит. Под дождь удивительно сладко спится. Знаешь, я видел тропические дожди, европейские, в Северной Америке и Южной… А только здесь дождь какой‑то… родной. Да, нигде нет таких дождей, и не поют так голосисто птицы в лесах, только здесь. Неважно выглядишь.
— Устал. Пока пересчитали, сверили… Вы ужинали?
— Да, в ресторане. Ты не говорил, что у Лизы были сломаны пальцы.
— Не хотел огорчать вас, к тому же переломы срастаются. У нее несколько переломов было, а что? — насторожился Родион.
— Не села за руль из‑за переломов. Может, так даже лучше.
— Конечно, лучше ей обходиться без машины, Лиза за рулем — убийца. Я голоден, да и ребята не ужинали, пойду и скажу Кире Львовне подать нам в столовую.
— Да, Роди! — остановил его Всеволод Федорович. — Хочу сделать тебе выговор.
— Выговор? — похолодел Родион. — За что?
— Когда я решил показать Эндрю и Виталию город, твоя прислуга пыталась остановить меня, кухарка не пускала Лизу со мной. Это что такое? Как она смела?
— М‑м… простите ее. Э… после аварии Кира Львовна много времени проводила у постели Лизы, я ведь работал и… А постороннего человека боялся нанять, сейчас люди лишены ответственности. Она меня выручила… и… я ей доверяю. Она опасается за Лизу, опекает ее, если вы заметили…
— А я считаю, прислуга распущена, за это отругал дочь.
— Зря. Во всем виноват я. Хорошо, с Кирой Львовной поговорю. Никто не желает поужинать второй раз… выпить… м?
— Нет‑нет, — отказался Всеволод Федорович. — Иди. Да! — снова задержал зятя тесть. — У меня есть предложение к тебе, полагаю, оно тебе понравится, но о нем завтра. Сегодня, вижу, ты никакой.
Зять ушел в дом, о, если б он оглянулся… Но не оглянулся, не увидел лицо тестя, его взгляд, наполненный даже не ненавистью, а чем‑то пострашней, направленный в спину зятя.
Всеволод Федорович повернулся к Эндрю с немым вопросом, впрочем, тот понимал босса и без слов.
— Он на пределе, — сказал Эндрю. — Прилагает огромные усилия, скрывая настоящее состояние, ему плохо это удается, если вы заметили.
— Заметил, — процедил Всеволод Федорович. — Что еще?
— Утром ваш зять был другим, думаю, его что‑то подкосило.
— Это не связано с тем, что мы увезли… дочь? Будем пока так называть девушку, обойдемся без имен, как и раньше, несмотря на английский.
— Я не провидец, но случилось нечто серьезное.
— Он заподозрил нас в сговоре?
— Вряд ли, — сказал Эндрю. — Английского никто из них не знает, иначе они выдали бы себя, прослушав наши диалоги. Или приняли бы какое‑то решение, которое нам уже было бы известно. А вы, сэр? Вы продумали свои действия?
— У меня нет идей. Я все время думаю о дочери. Где она, знает только зять и, полагаю, его банда.
— Есть способ выяснить, но он опасный.
— Я готов. Слушаю тебя, Эндрю.
В столовой проходил ужин в молчании, на стреме у двери стояла Кира Львовна. Родион единственный, кто ел без аппетита, собственно, почти не ел, хотя чувствовал голод. Последний взгляд Влады, затем она на ступеньках… не явится ли сегодня ее призрак?
— Как настроение у тестя? — полюбопытствовал Марат.
— Нормальное, — сказал Родион. — Хочет сделать мне предложение.
— Замуж тебя решил позвать? — хихикнул Гена. Вот у кого нервная система завидная, а может быть, у него вообще ее нет.
— Генка, в следующий раз юмори про себя, — осадил его Марат.
— Чем тебе не нравится мой юмор?
— Пусть он лучше нравится тебе. Одному.
— Не лайтесь, — покривился Тарас. — И так живем, как на пороховой бочке.
— Жорик где? — вспомнил Родион.
— Спит, — ответил Тарас. — Он весь день просидел наверху. И я сейчас спать пойду.
— А кто у мониторов будет? — рявкнул Гена.
— А что я пойму? Базарят только на английском, я в нем дуб дубом. Ночью они спят, на фиг торчать там?
— Стоп, стоп, — поднял руку Родион. — Давайте соберем силы и потерпим, осталось немного. Тарас, что говорил Жора, как тут было?
— Тихо. Америкос кофе требовал весь день…
— Он англичанин, — поправил его Марат.
— А мне по хрену. Говорят, от кофе сердце дуба дает, а ему хоть бы хны. Забодал нашу Киру, она сварила этого кофе цистерну, наверное. Вечером приехал папа и…
— Знаю, — перебил Родион. — Когда вернулись с прогулки, ты у монитора сидел?
— Угу.
— Что они делали?
— Базарили. Смеялись. Лизка ушла к себе, я смотрел ее комнату, она разделась и улеглась на диван с книжкой.
— Опять подглядывал за ней? — зло процедил Родион.
— Не‑ет… Ну… чуть‑чуть. Не убудет же от нее.
— Онанизмом баловался? — заржал Гена, Марат воздел очи к потолку и застонал. — Скучный ты, Марат, шуток не понимаешь.
— Твоих — нет, — сказал тот.
— Что‑нибудь необычное заметил или услышал? — продолжил допрос Родион.
— Если б заметил или услышал, позвонил бы тебе.
— Не нравится мне Виталик, копается в бухгалтерии, копается… И старик везде нос сует.
— Имеет право, — буркнул Марат. — Роди, не психуй. Если б они узнали о подмене, такой кипиш подняли б — мало не показалось бы. Твой тесть себя считает властелином, а властелины не размениваются на игры, они прут в лоб.
— Значит, все идет по плану… — задумчиво произнес Родион.
Но на душе было тревожно, это Влада виновата.
21
Наговицын успел опросить трех друзей Филиппа, только последний внес небольшие дополнения к рассказу Ренаты, которые оказались очень важными:
— Да, я знал, что у них любовь разгорелась, но мы относились к этому скептически. Лиза вся гламурная, шоколадная и… первая.
— Что это значит — первая? — не понял Наговицын, ведь Адам имел в виду не спорт.
— Ну, первая — это все лучшее должно быть у нее. Платье, шубка, духи, дом, мужчина… А Филя попроще, ну, не по Сеньке шапку он выбрал.
— Подожди, если Филипп прост, почему же роман у них возник?
— Пф! Он же красавец, от него бабы тащились — мама моя дорогая. Но в отличие от Лизы, не испорчен, даже женщины его не испортили, наверное, потому, что молодой. Мы думали так: Лиза удовлетворит свой каприз и оставит нашего Филю в покое, лично я ей не доверял. Однажды они притащились ко мне поздно вечером, просили срочно отвезти их на юг, денег кучу кидали. Я, знаете ли, чуть не послал их. Филя знал, что у меня жена должна вот‑вот родить, уже в больнице лежала, и вдруг на юг им приспичило в феврале месяце. У Лизы машин в гараже… штуки три‑четыре! Все крутые, а у меня одна — «девятка» и та хромала. Смотрю — их шиза накрыла, взбудораженные оба, глаза блестят, щеки красные. Чего ж их посылать? Больным надо помогать по мере сил. Я им предложил попросить Левку Бабакова, сам же ему и позвонил. Лева за обещанную сумму, которую ему сразу при мне сунула Лиза, все кинул и примчался. Они уехали.
— Адрес Левы можно получить?
— Конечно. Кладбище, тринадцатая аллея…
— Что‑что? — взметнул брови Наговицын.
— Адрес называю, он у него теперь постоянный.
— И когда Лева умер? — обалдел Наговицын.
— Тогда же, в конце февраля. Только не умер, его задушили, думаю, из‑за бабок. Наверное, брал попутчиков на обратном пути, те и придушили его. Леву нашли через три или четыре дня после отъезда. Машины при нем, точнее, поблизости не было, она до сих пор в угоне.
— В каком месте его нашли?
— За поселком Бережной, там оврагов полно, лес. Помните, в феврале снега выпало — завались. А потом ударила теплынь, Леву и подмыло. Местные его нашли. Вот, пожалуй, и все.
— Бережной — это же на севере от города. Он там жил?
— Нет, Леве квартиру родители купили в центре города.
Наговицын сразу отправился к Стрижу, через часок они знали все о находке за поселком Бережной. Действительно, труп убийца закопал, да неглубоко и наверху оврага, не предполагая, что внезапное тепло растопит завалы снега, талая вода хлынет потоками и увлечет за собой рыхлую землю, оголив одну руку. На руку наткнулись местные туристы, которым не сиделось дома, потянуло помесить грязь в лесочке. И еще важнейшая деталь: труп не ездил на юг, экспертиза установила, что он свеж, как мясо на рынке, возрастом не более четырех дней. А если отсчитать эти четыре дня по календарю назад, то получается число, когда Лиза с Филиппом решили спешно покинуть город.
— Выходит, на юг они не попали, — сделал вывод Стриж.
