Ничто не стоит так дорого - Екатерина Николаевна Островская
– Любимая песня моих родителей, – негромко заметил Копылов, – отец иногда по пятницам возвращался с работы домой с бутылочкой шампанского и тортом. Мама накрывала на стол. Они пили вино и танцевали под эту музыку. Потом, когда отца не стало, мама тихо включала магнитофон и плакала.
Они спустились по каменным ступеням, и Гончаров подумал, что если в баре идет музыкальная программа, то зал наверняка забит. У входа к ним подошла девушка-администратор. Она опустила взгляд, посмотрела на руки мужчин, как будто проверяя их чистоту, и предупредила:
– У нас не курят.
– У нас тоже, – ответил Гончаров.
В зале на удивление было почти пусто: в углу возле эстрады сидели влюбленные, которые молча рассматривали друг друга, причем девушка время от времени смущенно отводила взгляд. У столика с другой стороны сцены немолодой мужчина в дорогом костюме с коктейльным стаканом в руке рассматривал скромную девушку.
Игорь опустился за пустой столик, и полковник юстиции последовал его примеру. Тут же к ним подскочила девушка – молоденькая официантка и положила на стол кожаную папочку с меню.
– Нам только кофе, – предупредил Копылов.
– А что к кофе? – спросила девушка.
– У вас есть пирожное макарон? – поинтересовался Гончаров.
– Вы не поверите… – обрадовалась официантка.
– То есть имеются, – догадался Игорь.
Девушка кивнула и помчалась выполнять заказ.
Полковник юстиции посмотрел ей вслед, а потом повернулся к своему спутнику:
– Кто начнет?
– Давай ты, – предложил Игорь, – потому что у меня информации много, а у тебя только про машину.
Копылов кивнул, соглашаясь, и начал рассказывать:
– Узнал я про этот автомобиль. Ценник начинается от сорока миллионов, скорость триста сорок километров… В Москве больше сотни таких. Но у фонда Карпоносенко нет подобного на балансе. На всякий случай я проверил по фамилии некоторых силовиков, которые каким-то боком могли быть связаны с Карпоносенко, но и там ничего. Но все-таки всплыла одна знакомая фамилия: Корнеева Виктория Викторовна. Знаешь такую?
– Знал, когда ей было семь или восемь лет. Вернее, видел несколько раз. Это дочка Корня, который теперь генерал-лейтенант. Понятно, что она может рассекать на любой тачке, а нам надо доказывать, что машиной пользуется не она, а ее отец, используя автомобиль в преступных целях. Хотя бы время от времени. Почему-то мне кажется, что скоро он на этой тачке к нам наведается… Или на другой – может, сейчас ему больше по душе «Бугатти».
– Товарищ подполковник, вы в своем уме? Какой преступной деятельностью может заниматься генерал-лейтенант полиции?
– Пока можем ему предъявить только вымогательство и мошенничество. Получал с предприятий деньги по липовым доверенностям.
– Не докажем. То есть даже если и докажем сто шестьдесят третью[13], то по ней ему много не дадут, если вообще что-то дадут, потому что нет факта получения им денег… И тогда отпадает и сто пятьдесят девятая, а нас с тобой погонят со службы с волчьими билетами – да и то это в лучшем случае. Статью сто двадцать восьмую еще никто не отменял, а на нас повесят часть третью: клевета с использованием служебного положения. А по этой части – штраф два миллиона рублей или лишение свободы до трех лет. И никакие былые заслуги в расчет брать не будут. Ты готов на это? Лично я – нет! У меня семьи нет, я мог бы рискнуть, но мама меня не дождется: три года для нее… Да и не будет никаких трех лет: сначала нам пресс-хату устроят где-нибудь на полгода, а если мы в петлю сами не полезем, то придушат где-нибудь в душевой или в промзоне, где камер нет.
– Я в курсе, – кивнул Игорь, – и собираюсь доказывать. А если ты думаешь, что у меня с головой что-то не так, то могу сообщить, что мой телефон на прослушке. Уже почти месяц меня слушают – с того самого времени, как я заинтересовался личностью Рачковой… Сначала были щелчки в трубке, что свидетельствует о незаконной переадресации звонков, я проверил набором кода, который известен каждому и в нашей, и в вашей системе. И убедился, что не ошибаюсь. Сбрасывал прослушку несколько раз, но она возобновлялась почти сразу. Есть, разумеется, и другие способы фиксировать мои переговоры, но они выбрали самый примитивный, чтобы я знал и боялся.
– Если так, то заведи себе новый аппарат и другую симку.
– Все это есть, однако новые номера имеют смысл, если и ты будешь пользоваться другим номером, и другие необходимые мне люди тоже. Я не случайно попросил узнать о «Бентли» в открытом эфире, чтобы наш враг знал, что я у него на хвосте. Он, понятное дело, и так в курсе, но просто ему неизвестно, насколько близко я подошел к нему. Я же давно подозревал, что он работает на свой карман. Мы вели одну банду убийц и похитителей людей. Банду Цагараева, если помнишь?
Копылов кивнул:
– Помню, конечно.
– Так вот, – продолжил Игорь, – вели поиск на свой страх и риск, потому что этим занимался не только наш Главк… Занималась этим делом большая вневедомственная группа ввиду опасности той группировки: там были представители и Следственного комитета, и ГУВД, и ФСБ… Но банда все время уходила от нас. И я тогда понял, что кто-то сливает всю информацию бандитам. И даже больше, похоже было, что их преступления планирует тот, кто хорошо знает работу спецслужб. Так же считал и мой начальник – Коля Грицай. Нам с ним запретили не только заниматься бандой, но и думать об этом деле.
– Грицай, которого потом убили, – вспомнил Копылов, – возле его дома?
– Мы с ребятами тогда решили живыми никого из банды не брать. Потому что дадут им по пятнадцать-двадцать лет, а потом отсидят они полсрока: на подогретой зоне, икру ложками будут жрать, а потом выйдут по УДО или по состоянию здоровья. При задержании они нам оказали сопротивление… Потом меня отстранили от дела, таскали по каким-то комиссиям… Корень был одним из руководителей той межведомственной группы, и он обвинил меня в том, что я из мести убил бандитов, которые через день-другой были бы и так арестованы и дали бы показания. А главное, что я спугнул других участников ОПГ, дал им уйти, прихватив общак. И когда Витюша назвал точный размер находившихся в общаке денег, я понял, кто крышевал банду… другими словами, кто руководил всеми действиями бандитов.
– А ты знал, сколько у бандитов денег было? – не поверил Копылов.
– Нет, конечно. Но подполковник Корнеев тогда просветил. А потом я отыскал этот общак: все было, как он и говорил, почти семь миллионов, если в евро переводить.
– И куда ты дел такую кучу бабла? – очень тихо спросил полковник юстиции, навалившись грудью на столешницу.
Подошла
