Красная карма - Жан-Кристоф Гранже
– Так чем я могу быть вам полезен? – снова спросил мудрец.
Эрве и Николь переглянулись. Ну, кто начнет первый?
– Мы пришли поговорить с вами о Сюзанне Жирардон, – начал Эрве.
– Я хорошо знаю Сюзанну. Надеюсь, с ней ничего не случилось?
Эрве замялся, и Николь перехватила инициативу:
– Она погибла.
Гуру изумленно поднял брови:
– Во время демонстрации?
– Нет. Ее убили.
Гупта отреагировал странно – каким-то почти женственным взмахом руки, выражавшим нечто вроде усталости, или отвращения, или пренебрежения…
– Но… при каких же обстоятельствах?..
Эрве оборвал его, не дав договорить, – брат сейчас сказал бы: «Здесь допрашиваю я».
– Нам пока мало что известно, и мы хотим задать вам несколько вопросов.
– Ну… разумеется, если я могу чем-то помочь…
Непонятно было, действительно ли Гупта искренне удивлен или просто прикидывается. Для многих людей беседа с этим индусом могла бы стать утешением. Но только не для Эрве – он нюхом чуял, что собеседник кривит душой, избегает правды и достоин доверия не больше, чем зыбучие пески.
В эту минуту служитель в длинном балахоне принес чай. Эрве взял в обе руки свою чашку и невольно втянул ноздрями аромат напитка. Кардамон, корица, имбирь…
– Как долго она посещала ваши занятия? – спросил он, поставив глиняную посудину на стол.
– Мне кажется, около шести месяцев.
– А в чем именно заключается ваше учение?
– Это йога.
– Какой вид йоги? – вмешалась Николь.
– О, их бесконечно много… Жители Запада считают йогу некой разновидностью гимнастики, но на самом деле это прежде всего философия, аскеза… Сводить йогу к простым движениям – все равно что рассматривать молитву как обыкновенное словесное упражнение.
– Вы не ответили на мой вопрос.
– Ну, скажем так: мы практикуем некий синтез, включающий в себя простейшие, базовые позы хатха-йоги.
– То есть нечто подобное дереву?
– Да, пожалуй, именно так.
– А какой была Сюзанна? – продолжал Эрве. – Я имею в виду: какой она была ученицей?
– Весьма усердной. Насколько я помню, она даже начала осваивать санскрит.
– И тантризм?
Гупта не смог сдержать удивления:
– При чем здесь тантризм?
Эрве и Николь снова переглянулись. Похоже, сейчас этот индус говорил искренне.
– А какие у нее были отношения с другими учениками? – продолжала Николь.
– Она была очень общительной и завела тут много друзей. Так мне казалось.
Вот сейчас Жан-Луи наверняка потребовал бы у Гупты подробный список его учеников – ведь убийцей вполне мог быть какой-нибудь свихнувшийся любитель йоги, заприметивший Сюзанну во время занятий, – но Эрве смолчал. Он не был ни сыщиком, ни следователем. И не имел никакого права на такие действия…
Николь наверняка думала точно так же и поэтому только спросила:
– А среди ваших учеников не было никого… особенного?
– Что вы имеете в виду?
– Ну, жестокого, фанатичного… угрожающего…
– Никоим образом! – Гупта сделал паузу. – Неужели вы полагаете, что убийцей может быть кто-то из здешних учеников?!
Николь, не ответив на вопрос, встала со словами:
– Извините, я ненадолго отойду.
Оставшись наедине с йогом, Эрве спросил наудачу:
– Меня сразу же поразил ваш прекрасный французский. Где вы его учили?
– Я родился в Бенгалии, но вырос в Пондишери[74].
Эрве кивнул и умолк – больше ему нечего было сказать. Пондишери был столицей французской части Индии – вот и все, что он знал.
Зато Гупта решил продолжить беседу:
– Я не очень понимаю, кто ведет расследование – этот заснувший полицейский?
– Да, он.
– А вы… какова ваша роль?
– Мы ему помогаем. В настоящее время полиции не хватает специалистов.
– Понятно, – промолвил индус, которому явно ничего не было понятно.
Вернувшаяся Николь положила перед ним фотографии истерзанной Сюзанны. В первый момент индус в ужасе отшатнулся, но тут же овладел собой: несомненно, сказалась долгая практика владения эмоциями.
– Это… это ужасно!
– Скажите, это действительно так называемая «поза дерева»?
– Н-ну, если угодно… да…
– И что же она символизирует?
Гуру с трудом проглотил слюну.
– Ее называют врикшасана… Она символизирует связь земли и неба. А человек при помощи глубокого дыхания олицетворяет такую связь. Это поза осознания себя и Всего Сущего. Поза равновесия…
Такие отвлеченные сведения ничем не могли им помочь. И Николь решила вести атаку на другом поле.
– А в Париже большое индусское землячество?
«Убийца – индус? – подумал Эрве. – Странно, что никто пока не выдвинул такую гипотезу».
– Вы хотите знать количество индусов, проживающих здесь, в городе? Нет, оно ничтожно. Всего несколько тысяч, не более.
– И все они, как правило, индуисты? Или нет?
– Да.
– А вам не приходилось слышать о каких-нибудь сектах или сообществах, практикующих тантризм?
Гупта не смог сдержать улыбку:
– Не знаю, что вы имеете в виду, говоря о тантризме, но это название означает множество самых разных явлений. Можно сказать, что речь идет о пути индуизма, а также и буддизма; о способе исповедовать данную веру, о чем-то вроде следующей – средней – школьной ступени, если угодно.
– И что из этого следует?
– Граница между тантризмом и, скажем, брахманизмом весьма расплывчата. Это взаимопроникающие учения.
Эрве ровно ничего в этом не смыслил, да и Николь, несмотря на внешнюю самоуверенность, понимала не больше его. А Гупта продолжал разглагольствовать, наверняка желая их запутать.
– Кажется, тантризм неотделим от неких ритуалов, или я ошибаюсь? – перебила его наконец Николь.
– О да, и их бесконечно много.
– И некоторые из них близки к сексуальным практикам?
– Вы правы. Запад увлекся именно этим аспектом религии – кого-то он возбуждал, кого-то шокировал… по-разному. Но это всего лишь одна из… анекдотических сторон данного культа.
– А вы-то сами – адепт тантризма?
Гупта приподнял свои длинные кисти цвета жженой карамели.
Он непрерывно выставлял напоказ эти изящные руки – точь-в-точь джазовый ударник, манипулирующий щетками.
– О да, некоторые из ритуалов, которым я здесь обучаю, несомненно, близки к тантризму; однако это не делает меня адептом данного направления.
– Ну а если бы вы им были, вы признались бы нам в этом?
– Нет.
Эрве и Николь снова переглянулись: они явно оказались в тупике.
– Я сформулирую свой вопрос иначе, – упрямо сказала Николь. – Вы считаете абсурдной возможность существования в Париже секты тантристов?
– Скорее да.
Но Николь все еще не сдавалась:
– А вы не допускаете, что члены некоторых индуистских сект принимают наркотики?
– Какой из них вы имеете в виду?
– ЛСД.
– Абсолютно исключено. Индуистские ритуалы позволяют иногда курение анаши, а садху увлекаются курением гашиша. Но современные химические наркотики, такие как ЛСД, несовместимы с индуистскими практиками.
Эрве понятия не имел, кто такие садху, – он присутствовал здесь как бессловесный зритель.
– А вот хиппи, например, уверены, что могут достичь нирваны именно благодаря ЛСД, – настаивала Николь.
– В индуистском мире, – поправил Гупта, – употребляется скорее термин мокша. Хиппи могут верить во что угодно. Путь к духовному освобождению долог и труден, иногда он проходит через многие реинкарнации. А химические субстанции кажутся мне… как бы это выразиться… жалким смехотворным способом сократить путь к духовному совершенству. Честно говоря, я не понимаю, что именно вы ищете.
Эрве почувствовал, что Николь готова
