Дело Аляски Сандерс - Жоэль Диккер
– То есть ничего необычного? – прервал я объяснения Гэхаловуда.
– Не перебивайте, писатель. Вот тут-то и возникает кое-что интересное.
Он пересказал заявление Казински, где тот утверждал, что Вэнс отнес Уолтеру Кэрри воды, забыв предварительно выложить револьвер.
– Смотрите, писатель. – Гэхаловуд сунул мне под нос фотографии, сделанные в тот роковой вечер. – Видите то, что вижу я? Вернее, чего я не вижу…
Я внимательно изучил снимки. На них была одна и та же сцена в разных ракурсах. На полу, в луже крови, лежали два трупа с простреленными головами. Даже не видя лиц, не составляло труда понять, кто из них кто: у Вэнса на поясе была бляха полицейского и пустая кобура. Уолтер Кэрри держал в руке револьвер Вэнса. Я не усмотрел ничего особенного и в конце концов сдался. Гэхаловуд с довольной улыбочкой произнес:
– Тут нет воды, писатель. Ни бутылки, ни стаканчика. Ничего. А ведь это место преступления: никто ничего не трогал, пока криминалисты все не отсняли. Где-то в зале обязательно должен был быть стаканчик или бутылка, которые Вэнс принес Уолтеру Кэрри.
– Что означает…
– Что Казински, скорее всего, врал.
Меня не вполне убедило это наблюдение:
– А не слишком ли просто для доказательства?
– Вы правы, писатель, слишком просто. Но мне это не давало покоя. Теперь посмотрите на фото еще раз.
Я снова уставился на снимки.
– Посмотрите внимательно на оба трупа, – дал мне подсказку Гэхаловуд. – Что вы видите?
– Нечто тошнотворное.
– Смотрите лучше!
– Да хватит уже загадок! – вспылил я. – Скажите, что я должен увидеть.
– Уолтер Кэрри пустил себе пулю в левый висок.
– Да, и держит револьвер в левой руке. Все логично, – заметил я.
– Все, кроме того, что Уолтер Кэрри был правшой. Я проверял. Он был правшой, и мы совершенно упустили эту деталь из виду. В остальном все данные криминалистов подтверждали свидетельство Казински, и не было никаких причин сомневаться, что события развивались так, как он говорил. Тут я вспомнил слова Вэнса в тот вечер, когда обнаружили тело Аляски. Он хотел раскрыть это дело и завершить карьеру. Он сравнил это дело с одним нераскрытым преступлением, которое сильно на него подействовало, когда он был полицейским детективом в Бангоре, штат Мэн. Там убили семнадцатилетнюю девушку по имени Габи Робинсон. Я, представьте себе, съездил в Бангор и встретился с одним его бывшим коллегой. Тот рассказал, что нераскрытое убийство Габи Робинсон оставило у Вэнса след на всю жизнь. Следствие было прекращено за недостаточностью улик, но Вэнс продолжал его вести подпольно. В итоге задержал какого-то типа и сунул ему в рот пушку, чтобы тот признался. Сказал ему: “Наконец-то я смогу посмотреть в глаза родителям Габи и сказать им, что правосудие свершилось”. Тот тип был ни при чем. Инцидент дошел до ушей начальства, и от Вэнса втихую избавились. В полиции не особо любят поднимать шум. Так Вэнс и оказался в Нью-Гэмпшире.
Я был ошарашен:
– Но если Уолтер Кэрри не пустил себе пулю в лоб, значит…
– Значит, его застрелили.
Пролить свет на эту загадку мог один-единственный человек – Николас Казински. Он наверняка солгал. На следующий день мы с Перри отправились к нему домой в Баррингтон, на Норрис-стрит, 10. Подъехав к двери в своем инвалидном кресле и увидев перед собой Перри, он просто сказал:
– Я тебя давно жду.
* * *
Казински непременно желал напоить нас чаем. Странная это была церемония. Мы втроем, сидя на кухне, смотрели на греющийся чайник. Наконец тот, к общему облегчению, засвистел. Казински усадил нас в гостиной и разлил чай в фарфоровые чашки. Потом с ужасом возопил: “Я забыл печенье! Жена печет отличное печенье”. Укатил на кухню и вернулся с жестяной коробкой. А затем ни с того ни с сего бросил Перри:
– Значит, письмо мое ты получил…
– Это что за фигня, Николас?
– Перри, я так больше не могу. Посмотри на меня, я гребаный инвалид. Сижу целыми днями взаперти в этой халупе, как крыса. Я сам себе противен. Я уже много лет про это думаю.
– Про что ты думаешь?
– Про то, чтобы застрелиться.
Николас рассказал, что в начале 2000-го, меньше чем через год после драмы в зале для допросов, ушел из полиции в охранную фирму свояка.
– Я ждал только предлога, чтобы уйти из полиции. Ты, небось, думаешь, что продавать системы сигнализации – не мое дело. Но свояк утверждал, что никто лучше копа не втюхает людям сигнализацию. И это правда. Я им говорил: “С такой штуковиной можете спать как сурки”. Мы их сбыли добрую тонну, наварили деньжат. Так продолжалось два года, до несчастного случая.
– Что с тобой случилось? – Гэхаловуд подбадривал Казински, чтобы тот рассказывал дальше; это отступление про собственную жизнь было лишь очевидным разогревом перед признаниями.
– 30 января 2002 года я около шести утра отправился на пробежку. Погода была собачья: темень непроглядная, льет как из ведра. Самое смешное, что я всегда терпеть не мог бегать. Но свояк, придурок, записал нас на полумарафон. У меня не было ни малейшего желания в нем участвовать, но я чувствовал себя в долгу перед ним. Да еще и жена плешь проедала, твердила, что мне не помешает физическая нагрузка. В общем, я тренировался перед этим говенным марафоном и потому собирался утром сделать круг по кварталу. Я уже сколько-то недель так делал. В тот день как раз вывозили мусор, кретины-соседи заставили все тротуары баками, и я бежал по шоссе, чтобы на них не натыкаться. Как я уже сказал, было темно, и какая-то машина меня не заметила и сбила на полном ходу. Потом – провал. Очнулся я в машине скорой помощи, ног не чувствовал. И больше уже не почувствую. И не встает у меня, и недержание мочи. Как у гребаного безногого. Знаете, я в Бога не верю, но все равно думаю, не он ли меня покарал.
Он умолк.
– За что покарал? – спросил Гэхаловуд.
Казински пожал плечами:
– За то, что я сделал… Меня это все эти годы мучило, Перри. Будь я похрабрее, я бы раньше с тобой связался.
– И что же тебя в итоге подтолкнуло?
Казински взглянул на меня так, что я вздрогнул:
– Ваша книга, “Правда о деле Гарри Квеберта”. Ее жена купила. Прямо зачиталась, ну и я тоже захотел. К тому же я знал, что там про тебя, Перри. Знаешь, когда я читал, мне показалось, что мы с тобой снова встретились. Как будто ты опять со мной. Мне
