Часы Зигмунда Фрейда - Наталья Николаевна Александрова
– Вы идете? – спросил Юрий, расплачиваясь у стойки. – А то у меня вечером встреча…
«Потом, все потом», – Элла быстро собрала листы в папку и убрала ее в сумку. Юрий в это время беседовал с официанткой, девица с разноцветными волосами ему нахально улыбалась и заглядывала в глаза. Отвратительное поведение, Элла ни за что не пойдет больше в это кафе!
Она прижала сумку локтем и поспешила к выходу. Может, и к лучшему, что Юрий любезничает с официанткой, он не заметил, что она нашла папку.
Перед глазами вдруг всплыла картина: она перекладывает листки в этой самой папке, читает вырезки. Там еще была фотография мужчины…
– Куда же вы, Элла? – Он догонял ее почти бегом. – У меня тут машина на стоянке!
– Это удачно… – она улыбнулась холодно, – но ведь у вас встреча…
– Успею! – Он подхватил ее под руку и увлек к машине.
Принцесса снова вошла в кабинет доктора Фрейда.
Фрейд встретил ее приветливо.
Она же испытывала странное нетерпение – ей хотелось снова вернуться в давнее прошлое, снова увидеть того мальчика, которого почти забыла, мальчика, чей образ таился в ее подсознании…
– Принцесса, вы готовы продолжить нашу работу?
Она молча кивнула и нетерпеливо направилась к знакомой кушетке.
Фрейд остановился перед ней, достал свои часы.
Перед глазами женщины возник тускло отсвечивающий циферблат, бегущие по кругу загадочные еврейские буквы…
– Ваши руки и ноги тяжелеют, словно наливаются свинцом… ваши веки опускаются… вы засыпаете…
И Мари действительно заснула, но тут же проснулась в другом месте и в другое время.
Теперь она не могла понять, где находится.
Это была большая полутемная комната, окна которой выходили в сад.
За окнами цвели яблони, ветви были тяжело нагружены белой пеной цветов.
Из сада доносился радостный птичий щебет.
Мари подошла к окну, выглянула в сад, полной грудью вдохнула весеннюю ночь…
Сердце ее радостно затрепетало, она ощутила предчувствие счастья. И тут, как когда-то давно, за спиной у нее скрипнула половица…
Мари оглянулась, но не с испугом, а с радостным ожиданием.
На пороге комнаты стоял молодой мужчина.
Эти светлые волосы, эти зеленые глаза… она помнила их с того давнего дня…
– Фогель? – прошептала Мари едва слышно.
– Не нужно называть меня по имени, – возразил зеленоглазый юноша. – Тот, кого ты любишь, может носить разные имена – но любовь не имеет имени, она – едина, она пронизывает всю твою жизнь… В жизни каждого человека есть один возлюбленный или одна возлюбленная, только имена их могут меняться. Пусть я не Фогель, но ты найдешь во мне любовь своего детства, любовь своей юности!
С этими словами он вытянул из-за спины руку, в которой была только что распустившаяся белая роза. На нежных лепестках еще сверкали капли росы.
– Еще пронизано… – проговорил юноша.
– Что? – удивленно переспросила Мари.
Спутник начал декламировать:
– Еще пронизано все тело сквозняком
Последнего немого содроганья,
И я опять едва с тобой знаком.
А были мы, как две трубы в органе,
Глаголющие страшным языком
Бессмертной, никогда не лгущей страсти,
А были мы разорваны на части
И сращены, и горшею бедой,
Чем смерть, разлука нам. Не в нашей власти
Хоть на мгновенье руки развести.
А были мы, как две строки о счастье,
И ты шептала – сердце отпусти…
Сердце Мари сладко защемило, все ее тело наполнилось сладкой болью. Свет в комнате померк, и где-то в глубине позвоночника запела серебряная труба… звук ее ширился и креп, наполнял все ее тело тяжелой и густой медовой сладостью…
Где-то глубоко мелькнула мысль, что сейчас кто-то явится и испортит, осквернит этот прекрасный момент, но на этот раз никто не пришел, никто не помешал им.
Клиника «Вторая попытка» располагалась неподалеку от Технологического института, в районе, который среди старожилов Петербурга известен как Семенцы. Этим колоритным названием район обязан располагавшимся здесь некогда казармам лейб-гвардии Семеновского полка.
Юрий свернул с Московского проспекта в узкий переулок и остановился перед нарядным двухэтажным особнячком дореволюционной постройки, с колоннами при входе и лепным фронтоном. Заглушив мотор, он сказал Элле:
– Я сам схожу на разведку. Или вы хотите со мной?
– Пожалуй, нет, – протянула Элла. – Мне здесь лучше не показываться.
Если психиатр ее узнает, то снова начнет гипнотизировать. Нет уж, больше она этого не позволит. Элла почувствовала сильнейшее желание остаться с этим типом наедине, причем он будет связан, как палка копченой колбасы. У Эллы буквально руки зачесались оттаскать его за бороду и вытрясти из него всю правду – зачем он ее преследует, что он от нее хочет.
– Удачи вам! – Элла осталась в машине.
Юрий поднялся на крыльцо, подошел к двери особняка и позвонил.
Дверь открылась, он вошел в холл.
За дверью его встретил не охранник в униформе, а высокая сухопарая женщина в строгом деловом костюме, с короткой стрижкой и фальшивой улыбкой на узких губах, чуть подкрашенных бледно-розовой помадой. В глазах ее таилась настороженность.
– Чем я могу вам помочь? – осведомилась она, окинув Юрия цепким оценивающим взглядом, от которого не укрылась его приличная одежда, стрижка у дорогого парикмахера и ботинки известной итальянской фирмы.
– Вы понимаете, – начал Юрий, изображая смущение, – у меня есть племянник… милый юноша, но в последнее время у него проблемы. Он… понимаете ли… злоупотребляет… веществами.
Женщина сменила дежурную улыбку на выражение такого же дежурного сочувствия и проговорила:
– Понимаю… это большая трагедия для близких. Но не стоит отчаиваться – вы уже поступили правильно, обратившись в нашу клинику. Она не случайно называется «Вторая попытка», наши специалисты делают все, чтобы дать оступившемуся человеку еще один шанс вернуться к полноценной жизни!
– Да, мне хвалили вашу клинику…
– А кто, простите, рекомендовал вам обратиться во «Вторую попытку»?
– Моя знакомая… она столкнулась с такой же проблемой, и здесь ей помогли. Сына ее соседки – Василия Кружкина – буквально вернули к жизни.
– Кружкин? – Женщина подняла сильно выщипанные брови. – Не помню…
– Ну, Чашкин! – Юрий осмелился добавить в голос малую толику раздражения, тем более что он понятия не имел, как фамилия «прибабахнутого» курьера Васи. И Элла не догадалась спросить, этим женщинам ничего нельзя поручить!
– Слушайте, я плохо запоминаю фамилии! Ну, если не Чашкин, то Ложкин! Что-то посудное… Если честно, я этого Василия в глаза не видел, да какая разница, в конце концов?
Его напор возымел действие, церберша поняла, что