Леонид Влодавец - Душегубы
Немногочисленные сидоровские интеллигенты находили в существовании этих трех вокзалов некий историко-философский смысл. Разумеется, каждый в меру своей политической ориентации. Сторонники демократии утверждали, что наличие трех упомянутых объектов как бы символизирует переходную эпоху. Старый, недоразобранный, вокзал — проклятое коммунистическое прошлое, временный неустроенное настоящее, а фундамент с торчащей из-под снега незавершенной кладкой — светлое рыночное будущее. Поскольку с зарплатой в Сидорове была, как и везде, напряженка, а у интеллигентов в особенности, то демократов среди них сильно убыло. Значительно больше стало тех, кто видел в деревянном вокзале недоломанный в свое время капитализм — его и правда еще при царе построили, а в фундаменте кирпичного — украденное перерожденцами светлое коммунистическое будущее. По вопросу о жестяном ангаре они с демократами были вполне согласны.
Дневной поезд на Москву прибывал в 14.20, а отправлялся в 14.30. На низеньком перроне уже собралось человек тридцать отъезжающих и провожающих. Встречающих было раз-два, и обчелся. Но именно к этой категории относилась Люба Потапова, притулившаяся к ограде платформы.
Благополучно вернувшись в Лутохино из Марфуток, она наскоро перекусила в компании с тетей Катей, а затем побежала на почту. Там было две кабинки с междугородными автоматами. Связь не ахти какая, но разобрать, что отвечает абонент, все-таки удавалось.
Звонила Люба совсем не по тому телефону, что десять лет — назад, но к телефону надо было все-таки позвать Клаву. Подойти должен был мужик, ответить, что Клава с ребенком в больнице, и спросить, что ей передать.
На сей раз все вышло так, как доктор прописал. Мужик ответил как положено, хотя, судя по голосу, это был совсем другой мужик, не тот, что десять лет назад. Люба, как условлено, сообщила:
— Передайте, что это Люба из Лутохино звонила. Доехала нормально.
Мужик произнес то, что и ожидала Люба:
— Ладно, передам. У нас тоже все нормально, только Егорка заболел.
Из этого следовало, что на следующий день утром Любе надо было ехать в Сидорове, на станцию, ждать прибытия поезда в 14.20 и отдать железную коробку, упакованную в посылочный ящик, мужику из пятого вагона, который должен спросить: «Не вы клюкву для Егорки передаете?»
Хотя никаких инструкций насчет того, чтоб класть в посылку настоящую клюкву, Люба не получала, она тем не менее решила замаскировать таинственную коробку. Ящик купила тут же, на почте, а три кило клюквы приобрела у тети Кати Корешковой. Коробку, завернутую в старую газету, тайком от бабки положила на дно, выстлала ящик газетами, засыпала клюквой, а потом поскорее, пока тетя Катя нос не сунула, заколотила ящик.
Конечно, ей пришлось на лету сочинить для тети Кати целую мелодраму в духе мексиканских сериалов, рассказать о милой, но несчастной Клаве, ее муже Сергее и их симпатичном сынке Егорке, у которого какая-то непонятная болезнь, а душа клюквы просит. Врать Любаня за последние годы обучилась прекрасно, поэтому доставила старушенции несказанное удовольствие. Почему-то некоторым бабкам ужас как приятно услышать, что кому-то бывает хуже, чем им.
Утречком Люба уселась в рейсовый автобус до Сидорове и теперь дожидалась поезда.
Конечно, поезд опоздал. Но об этом объявили только в 14.30, то есть тогда, когда он должен был уже отправляться из Сидорове. Опоздал он на двадцать пять минут, и среди находившихся на перроне пошли разговоры, что стоянку-де сократят и как успеть влезть в вагон неизвестно.
Тем не менее поезд прибыл, и Люба со своим тяжелым ящиком поспешила к пятому вагону.
— Кто тут с клюквой для Егорки? — зычно рявкнул парень в свитере, стоявший на площадке рядом с проводницей.
— Я, я! — держа ящик под мышкой, замахала рукой Люба. Парень без лишних слов отпихнул пассажиров, уже пытавшихся было сунуться в вагон, и, протолкавшись к Любе, вытянул ее в сторонку.
— Здесь? — спросил он, постучав по крышке ящика.
— Здесь, под клюквой…
— Во нагрузила, чудачка! — усмехнулся парень, оглядываясь назад, где проводница пыталась навести порядок в рядах штурмующих вагон пассажиров. Теперь вот что. На вот, припрячь…Там написано, как дальше жить. Все! Бывай! Парень влез в вагон последним, помахал Любе рукой и скрылся в вагоне уже тронувшегося с места поезда.
Записку, которую Любе сунул курьер, она прочла на опустевшем перроне:
«Облцентр, Генералова, 7, ТОО «Командир». Ждут сегодня в 18.00. От Олега из Москвы».
Из этого следовало, что Любе надо было брать билет на электричку и отправляться в город. У окошка кассы стояла очередь, человек двадцать, станционные часы показывали без пяти три. А электричка ближайшая шла в 15.05. Следующая — только через час. То есть в 16.10. Прибывает в город где-то без двадцати шесть. Как добираться до улицы Генералова, Люба толком не знала, а могло оказаться и так, что доехать туда за двадцать минут не получится.
Поэтому она в очередь вставать не стала, а побежала через пешеходный мостик на третью, дальнюю от вокзала, платформу, где уже стояла, дожидаясь отправления, электричка 15.05.
Народу среди дня было немного. Люба села к окошку. Она не любила ездить без билета, хотя бы потому, что все время ощущала беспокойство. Неловкость перед контролерами, то да се… Документы у нее, правда, были в полном порядке и деньги на штраф имелись, но все равно, она терпеть не могла хоть в чем-то попадаться. Ей до ужаса мерзкими казались все эти служители порядка и хранители закона. Два года тюрьмы такой ее воспитали…
Записочка уже давно была сожжена дотла на зажигалке, и ее содержание теперь существовало только в памяти Любы. Честно говоря, получить ее от курьера, забравшего коробку, она не ожидала. Потому что курьер выполнял задание Равалпинди, а записку ей передали, по-видимому, от лица Олега.
Самое время было припомнить, как ее в этот раз отправили на родину, поразмыслить, приготовиться к возможным неожиданностям…
Не собиралась она в эти чертовы, хотя и родные Марфутки. Конечно, о том, что там лежит коробка, не забывала. Правда, в последние пять с лишним месяцев почти о ней не вспоминала. И уж не думала, что эта самая коробка кому-нибудь в ближайшее время понадобится. Не до того было.
Олег только-только перестал на нее сердиться, простив, вопреки обыкновению, тот прокол, который стоил жизни Соне. Новой напарницы у нее не появилось, каждый раз помогал кто-то другой. А в двухкомнатной квартире на третьем этаже облезлой пятиэтажки, доставшейся ей в наследство от Сони, она чувствовала себя одинокой и заброшенной. Было тоскливое чувство вины перед подругой. Ведь если б она тогда чуть-чуть ловчее сработала, Соня была бы жива. Только тогда пришлось бы помереть ее первой безгрешной любви — Петюнчику Гладышеву. Судьба выбрала. Но вот то, что Соня погибла и этот самый Петечка был тому виной, не переставало мучить. К тому же не смогла Люба похоронить подругу честь по чести. Не являться же в милицию и докладывать, что вместе на дело ходили…
Наверно, в немалые расходы она ввела Олега. Конечно, могли бы менты, если б надо было, и мертвую Соню опознать, и по ней на живую Любу выйти. Но никто ее не тронул. Олег выдал спустя какое-то время свидетельство о смерти Сони, чтоб Люба могла квартиру на себя переписать. Вообще-то, кого другого он бы небось в живых не оставил. Слишком серьезной работой занимался. Когда-то, после того как Гроб накрылся и в результате всяких там «кадровых перестановок» их передали под команду Олега, новый шеф показался им вполне приличным, даже немного беззащитным по тем временам человеком. Охал и ахал, что вот-де занялся коммерцией, взял деньги в долг, выплатил вперед за товар одной бабе, а от той ни ответа, ни привета. Был бы мужик, так знал бы, что делать, а с женщиной эдак нельзя — совесть не позволяет…
Соня тогда сказала, что у нас, мол, равноправие не отменили и вести себя по-скотски бабам так же западло, как и мужикам. Соответственно сгоряча предложила съездить к этой бабе и прояснить ситуацию. По-женски, так сказать, «между нами, девочками».
Олег стал отнекиваться, дескать, да что ты, не могу за женские спины прятаться и тэ дэ, и тэ пэ. Люба особо не упиралась бы — ей вмешиваться в такую возню не хотелось, — но Соню, которая была очень заводная, повело.
Она выспросила у для виду стеснявшегося Олега, сколько ему должна бизнесменша, и сказала, что через два дня у него будет эта сумма. Действительно, съездили, поговорили по-женски и привезли Олегу бабки. Только некоторое время спустя они случайно узнали, что это Олег их на честность проверял. Ведь баба эта по ходу дела предложила им вдвое большую сумму за то, чтоб Олега приложить… В общем, Олег, когда Соня погибла, решил, что Люба ему еще пригодится.
Но вот пять дней назад дело вдруг осложнилось. Зазвонил телефон, и женский голос попросил Любу. Когда Люба поинтересовалась, кому это она понадобилась, незнакомая дама ответила, что ее зовут Клава. И сказала, что хочет передать привет от одного знакомого. Неизвестно отчего, но Люба предложила этой женщине встретиться у метро «Парк культуры».
