Эллери Куин - Тайна исчезнувшей шляпы. Тайна сиамских близнецов

Он нервно вытер глаза.

Эллери улыбнулся и поманил официанта. Расплатившись, он зажег сигарету и глянул на отца, который смотрел на Моргана недоуменно и с симпатией.

— Хорошо, мистер Морган. — Инспектор встал и отодвинул стул. — Это все, что мы хотели узнать.

И он направился в гардероб, пропустив вперед дрожащего и плохо соображающего адвоката.

Когда вечером Квины свернули с Бродвея на Сорок седьмую улицу, они увидели у входа в Римский театр огромную толпу, окруженную кордоном полицейских. Движение транспорта на длинной узкой улице было перекрыто. Над входом в театр огромными буквами было высвечено «ПЕРЕСТРЕЛКА», а внизу, буквами поменьше, — «Джемс Пил и Ева Эллис со звездной труппой». Отчаянно работая локтями, зрители пробивались через толпу; полицейские осипшими голосами кричали, что пропустят за ограждение только по билетам. Инспектор показал полицейским свою бляху, и его с Эллери провели через давку в маленький вестибюль театра. Возле кассы стоял широко улыбающийся Панзер, вежливо, но твердо руководивший движением длинной очереди к окошку кассы. Престарелый швейцар, обильно потея, стоял в стороне, с изумлением глядя на этот ажиотаж. Кассиры сбивались с ног. Гарри Нейлсон в углу вестибюля был поглощен беседой с троими молодыми людьми — явно репортерами.

Заметив инспектора и Эллери, Панзер поспешил к ним, но, увидев, как инспектор властно взмахнул рукой, замедлил шаги, потом кивнул и вернулся к окошку кассы. Эллери кротко выстоял очередь и купил два зарезервированных за ними билета. Толпа внесла их в партер.

Мадж О'Коннел ахнула и шарахнулась от Эллери, когда тот подал ей два билета — на места Лл 32 и Лл 30, левая сторона. Инспектор улыбнулся, глядя, как она нервно отрывает корешки. Потом она провела их по ковровой дорожке к левому сектору, молча указала на два места в последнем ряду и поспешно удалилась. Квины сели на свои места, положили шляпы в специальные проволочные корзинки под сиденьями и принялись спокойно — ни дать ни взять, обычные завсегдатаи сенсационных зрелищ — ждать начала спектакля.

Зрительный зал был набит до отказа. По проходам шли все новые зрители, быстро заполняя пустые кресла. Многие головы поворачивались в сторону Квинов, которым совсем не нравилось это пристальное внимание.

— Черт, — пробурчал инспектор, — надо было прийти после подъема занавеса.

— Почему тебя беспокоит твоя популярность, mon père?[4] — засмеялся Эллери. — Мне так даже нравится свет рампы.

Он посмотрел на часы, и отец с сыном со значением переглянулись. Было точно 8.25.

В зале одна за другой погасли все лампы. Зрители умолкли, предвкушая интересное зрелище. Занавес поднялся в полной темноте, и за ним обнаружилась почти неосвещенная сцена. В тишине раздался выстрел. Потом захлебывающийся крик. Аудитория ахнула. Действие началось — в полном соответствии с рекламой.

В отличие от отца Эллери спокойно сидел в кресле, где три дня тому назад убили Монте Филда, и с удовольствием смотрел стремительно развивающуюся мелодраму. Сочный голос Джемса Пила, появлению которого на сцене предшествовал ряд драматических инцидентов, завораживал Эллери властью искусства. Ева Эллис, целиком отдававшаяся роли, журчащим голосом разговаривала со Стивеном Барри, красивое лицо и звучный голос которого вызвали громогласное восхищение девушки, сидевшей справа от инспектора. Хильда Орандж, в яркой одежде, соответствовавшей ее сценическому образу, сидела на корточках в углу сцены. Старый комик бессмысленно блуждал от одного персонажа к другому. Эллери наклонился к отцу.

— Хорошо поставлено, — прошептал он ему на ухо. — Приглядись к этой Хильде Орандж.

Пьеса неслась как по рельсам. Вот уже, под крики и выстрелы, закончился первый акт. Зажглись лампы. Инспектор поглядел на часы: 9.05.

Он встал, и Эллери лениво последовал за ним. Мадж О'Коннел, притворяясь, что не замечает их, открыла тяжелую железную дверь в конце прохода, и зрители стали выходить на тускло освещенную площадку. Туда же пошли и отец с сыном.

Юноша в форме, стоявший возле тележки, заставленной бумажными стаканчиками, ненавязчиво предлагал посетителям свой товар. Это был Джесс Линч, тот, кто рассказал им о бутылке имбирного эля, которую заказал Монте Филд.

Эллери зашел за железную дверь: там было небольшое пространство между дверью и кирпичной стеной. Он заметил, что стена шестиэтажного дома, стоявшего по другую сторону площадки, не имела окон или ниш. Ричард Квин купил у Джесса стаканчик лимонада и приветливо ему улыбнулся. Тот вздрогнул, узнав инспектора.

Зрители стояли на площадке группками, проявляя необычный интерес к своему окружению. Инспектор подслушал взволнованные слова одной женщины: «Говорят, он в понедельник на этом самом месте покупал лимонад».

В театре прозвенел звонок, и зрители, вышедшие подышать, поспешили обратно в зал. Прежде чем сесть в кресло, инспектор взглянул на ведущую из партера на балкон лестницу. На ее первой ступеньке стоял дюжий молодой человек в форме.

Второй акт взорвался очередной пальбой. Зрители, как водится, ахали и пригибались, глядя на драматический фейерверк, разыгрывавшийся на сцене. Оба Квина напряженно подались вперед. В 9.30 Эллери посмотрел на часы — и оба откинулись на спинки кресел. Пьеса продолжалась, уже не вызывая у них такого напряженного интереса.

Точно в 9.50 оба встали, взяли свои пальто и шляпы и вышли на открытое место позади рядов партера. Там тоже стояли зрители, которым не хватило мест в креслах. Инспектор, улыбнувшись, благословил власть прессы. Мадж О'Коннел стояла, прислонившись к колонне. Ее лицо было бледно, и она невидящим взглядом смотрела перед собой.

Заметив в дверях директорского кабинета Панзера, который умиленно улыбался, глядя в переполненный зал, они прошли к нему. Инспектор жестом пригласил его зайти внутрь. Оба Квина последовали за ним. Улыбка исчезла с лица Панзера.

— Надеюсь, вы с пользой провели время? — нервно спросил он.

— С пользой? Ну, это зависит от того, как понимать слово «польза».

Инспектор прошел в кабинет Панзера.

— Послушайте, Панзер, — сказал он, возбужденно расхаживая по кабинету. — У вас есть план зрительного зала, на котором обозначены все нумерованные места и все выходы?

Панзер вытаращил глаза.

— Кажется, есть. Минуточку. — Он пошарил в шкафу, потом перебрал несколько папок на столе и, наконец, вытащил большой план театра, разделенный на две секции: партер и балкон.

Инспектор нетерпеливо отбросил план балкона, и они с Эллери склонились над планом партера. Панзер нетерпеливо переминался с ноги на ногу, видимо ломая голову, что еще от него могут потребовать.

— Можно я заберу этот план, Панзер? — спросил инспектор. — Через несколько дней верну в целости и сохранности.

— Пожалуйста, пожалуйста, — отозвался Панзер. — Может быть, вам еще что-нибудь нужно, инспектор?.. Спасибо за помощь в рекламе, сэр. Гордон Дэвис чрезвычайно доволен сегодняшним сбором. Он просил поблагодарить вас.

— Не стоит, не стоит, — отмахнулся инспектор, сворачивая план и засовывая его в нагрудный карман. — Вы это заслужили… А теперь, Эллери, нам пора идти… До свидания, Панзер. Помните: никому ни слова!

Отец и сын вышли из кабинета, не слушая заверений Панзера, что он будет нем как могила.

Они опять прошли к левому сектору. Инспектор властно поманил Мадж О'Коннел.

— Слушаю, — с белым от страха лицом проговорила она.

— Выпустите нас в ту дверь, О'Коннел, и тут же об этом забудьте. Понятно? — строго спросил инспектор.

Она что-то пробормотала про себя и толкнула железную дверь напротив ряда Лл. Инспектор еще раз грозно покачал ей головой, и оба они вышли на улицу. Дверь тихо затворилась за ними.

В одиннадцать часов вечера, когда публика повалила из театра после окончания спектакля, Ричард и Эллери Квин опять вошли в Римский театр через главный вход.

Глава 17

— Садись, Тим, выпей с нами кофе.

Тимоти Кронин, невысокий мужчина с ярко-рыжей шевелюрой, сел в удобное кресло, которыми была знаменита квартира Квинов, и с некоторым смущением принял приглашение инспектора выпить кофе.

Дело происходило утром в пятницу, инспектор и Эллери, облаченные в романтические многоцветные халаты, были в прекрасном настроении. Предыдущим вечером они необычно рано легли спать — необычно рано для них. Проспав ночь сном праведников, они теперь сидели за столом, Джуна только что принес им кофе сваренный по его собственному рецепту. В общем, этим утром они не имели претензий к жизни.

Кронин ввалился в залитую солнцем квартирку Квинов несообразно рано — взлохмаченный, мрачный, он сыпал проклятиями не останавливаясь, его не могли урезонить даже протесты инспектора, а Эллери слушал поток сквернословия с восхищением, которое любитель испытывает к профессионалу.