Питер Аспе - Дети Хроноса
– Эмансипация, – вздохнул Ван-Ин. – Вы ничуть не лучше мужчин.
– О, да? А что тогда сделал ты?
– Ничего, дорогая. Все агенты знают меня лично. Мне никакое удостоверение не нужно.
– Грязный коп, – хихикнула она.
Ван-Ин показал ей язык. Этот жест японцы узнали и дисциплинированно посмеялись над ним. Ханнелоре от этого веселья была в восторге.
– Все знают, что мудрецы родом с Востока, – посмеивалась она.
Ван-Ин бросил на японцев гневный взгляд и показал им язык.
– Лучше расскажи мне, каков результат твоей пьянки.
Учитель Вилфрид Бюффел жил в довоенном доме на Мария-ван-Бургондиелан. Низкая стенка с такими же решетчатыми воротами была символическим ограждением между аккуратно ухоженным палисадником и тротуаром.
Ханнелоре припарковала «рено-твинго» на обочине рядом с каналом. Шум от отводного шлюза вдалеке был похож на гул водопада в Арденнах. Журчащая вода придавала тишине, в которой дремал ряд домов, идиллическую окраску.
– Я спрашиваю себя, чем учитель-пенсионер сможет нам помочь, – скептически произнес Ван-Ин.
Ханнелоре пожала плечами. Мужчины ничего не понимали в женской интуиции.
– Давай сначала посмотрим, дома ли он, – предложила она деловито.
Вилфрид Бюффел сидел у окна и читал книгу. Он видел, как Ван-Ин и Ханнелоре направились к его входной двери. Сквозь витражные окна они его видеть не могли, по крайней мере пока не прижмутся носом к стеклу. На всякий случай учитель Бюффел осторожно подкрался к коридору. С тех пор как в прошлом году пара льстецов надула его на пятьдесят тысяч франков, он стал недоверчивым.
Ханнелоре позвонила в дверь. Несмотря на то что старый учитель приготовился к звонку, он испугался.
– У меня такое подозрение, что его нет дома, – услышал он голос мужчины.
– Терпение, Питер. Ему семьдесят два года. Интересно, как ты будешь реагировать, когда будешь в таком возрасте.
У женщины был приятный голос.
– И ты ждешь, что этот пожилой человек еще что-то вспомнит об ученике, которому преподавал тридцать лет назад?
Вилфрид Бюффел фыркнул от возмущения. Что этот мужчина думал? Ноги больше не хотели слушаться, но с его памятью все в порядке. Он немного пошумел внутренней дверью, подождал пару секунд и открыл входную дверь.
– Учитель Бюффел? – спросила женщина с огоньками в глазах.
– Это я.
– Меня зовут Ханнелоре Мартенс. Я работаю в прокуратуре. А это комиссар Ван-Ин из полиции Брюгге. Мы можем вас ненадолго побеспокоить?
Бюффел пропустил их в дом, в гостиную. Он сел на свое привычное место у окна. Никогда не знаешь, что может случиться. На подоконнике стояла глиняная табакерка. Если ее бросить в окно, звон стекла переполошит соседей. По крайней мере, он на это надеялся.
– Речь идет о вашем давнем ученике и коллеге, учителе Лодевейке Вандале, – сразу выложила все начистоту Ханнелоре.
Бюффел поднес руку к голове. Он провел ладонью по своим тонким седым волосам. Зачем, боже мой, он открыл дверь? Эта проклятая профессиональная гордость.
– Лодевейк Вандале, – терпеливо повторила Ханнелоре.
Ван-Ин поковырял в носу. «Это может быть надолго», – подумал он пессимистично.
– Все было так давно.
– Продолжайте. Учителя обычно обладают отличной памятью. Моя собственная учительница все еще точно помнит, какое у меня было платье на моем первом причастии.
Она засмеялась так обаятельно, что Бюффел перестал оказывать сопротивление. Он схватил с переносного столика свою трубку и набил ее табаком из табакерки на подоконнике. Ван-Ин встал и полез за своей зажигалкой. Теперь у него, по крайней мере, было утешение: если курит старик, то ему тоже можно.
– Лодевейк Вандале был моим коллегой почти десять лет. Я преподавал в первом классе. Он работал с четвертым классом. Когда умер его отец, Лодевейк распрощался с преподаванием и взял на себя семейный бизнес.
Бюффел беспечно затянулся своей пенковой трубкой.
– Потом он очень далеко пошел.
– Каким он был учителем? – спросила Ханнелоре.
Бюффел ждал этого вопроса. Теперь он знал, какова цель их визита.
– Я думал, что такие дела теряют силу за давностью лет.
Ван-Ин и Ханнелоре посмотрели на учителя озадаченно.
– Какие дела, господин Бюффел?
Пожилой мужчина выпустил в комнату густое облако дыма. Таким образом, ему не надо было смотреть своим посетителям прямо в глаза.
– В те времена случалось чаще, что учитель переступал границы допустимой симпатии.
Ван-Ин уже слышал раньше немало определений педофилии, но в эвфемизме, который употребил Бюффел, почти слышалось хорошее отношение к детям.
– Его за это осудили? – холодно спросила Ханнелоре.
Учитель Бюффел вздохнул. Эта женщина была слишком молодой, чтобы знать, как такого рода скандалы улаживались в прежние времена.
– Лодевейк преподавал в католической школе. Пастор успокоил родителей, и прокуратура прекратила дело. Так это происходило в те времена.
Ван-Ин кивнул. Когда он учился, в каждой школе был собственный «поглаживатель бедер».
– Вы еще помните имена детей, к которым Вандале питал чрезмерную симпатию?
Пожилой мужчина снова вздохнул.
– Возможно, Провост, Брэйс и Артс?
Бюффел отложил в сторону свою трубку и сознательно рассеял дымовую завесу.
– Я прочитал статью в газете, – вместо ответа, мрачно сказал он.
– Вы думаете, что Лодевейк Вандале убил Провоста? – спросила Ханнелоре.
Этот вопрос привел Бюффела в замешательство.
– Все-таки вы пришли за этим, – сказал он с отчаянием в глазах.
Ван-Ин погасил сигарету. Старик мог быть и прав. В специальной литературе он кое-что об этом читал. По всей видимости, связь между педофилом и жертвой остается на всю жизнь. В Америке были известны случаи, когда педофилы убивали своих воспитанников больше чем через двадцать лет с момента насилия, и чаще всего по банальной причине. Предпосылкой для этого было то, что педофил и воспитанник оставались друзьями. Несмотря на то что о сексуальном контакте речь больше не шла, педофил тем не менее пытался психически привязать к себе своего теперь уже взрослого друга. Это обеспечивало его двумя источниками удовольствия. Если его воспитанник вступал в брак, педофил чувствовал свое превосходство над его супругом, которого он рассматривал как второй сорт. Более того, он знал, что, если у пары появятся дети, у него будет наиболее выгодное положение, чтобы в качестве друга семьи отважиться на еще один шанс.
– У Провоста были дети?
Ханнелоре, не понимая, посмотрела на Ван-Ина.
– Сын и две дочери. А почему вы спрашиваете? Вы же не думаете, что Вандале убил Провоста, чтобы получить возможность забавляться с его детьми?
Ван-Ин закурил еще одну сигарету. Собственно говоря, он не очень хорошо представлял, как Вандале удалось справиться с Провостом и надеть на него наручники. И потом была еще пытка. Или Вандале был не только педофилом, но еще и садистом?
– Боюсь, мы в тупике, Ханне.
– Вы не хотите чашечку чая? – вдруг предложил Бюффел дружелюбно.
– Нет, спасибо, – решительно ответила Ханнелоре.
Она не оставила Ван-Ину времени предложить альтернативный напиток. Она хотела проработать это дело до мелочей. Ведь Линда клятвенно заверила ее, что Бюффел сможет им помочь.
– Было ли еще известно о каких-нибудь случаях… чрезмерной симпатии, господин Бюффел?
Учитель отрицательно помотал головой. После шумихи вокруг дела Провоста Вандале сменил место охоты. Он устроился на должность советника в местном отделе медицинского страхования. Таким образом, во время каникул он мог заниматься мальчиками девяти-двенадцати лет.
– В любом случае больше не в нашей школе.
Ханнелоре не дала себя обескуражить:
– Тогда что-нибудь другое?
– Что вы имеете в виду?
– Вы помните что-нибудь другое о Провосте, Брэйсе и Артсе?
– С этими детьми было нелегко.
– В каком отношении?
Бюффел колебался. Как и многие другие коллеги, он в то время был уверен, что учитель – это самая прекрасная профессия в мире. Практика быстро доказала обратное. Дети оказались маленькими монстрами, которые завидовали друг другу во всем.
– Я преподавал более сорока лет, – сказал он осторожно. – За это время человеку доводится кое-что повидать. Дети иногда ведут себя как дикие звери, и были моменты, когда…
– Вам хотелось одного из них стукнуть головой о стену, – любезно добавил Ван-Ин. – Вы питали такие же чувства к Провосту, Брэйсу и Артсу?
Бюффел почувствовал, как у него по спине побежали мурашки, когда он снова вспомнил об этом происшествии.
– Однажды они зашли слишком далеко, – сказал он, сбавив тон. – Было лето 1966 года. Во время каникул дети могли два раза в неделю приходить в школу поиграть после обеда. Это устраивало родителей, и, кроме того, у школы был большой сад. По сути дела, это было что-то наподобие густой чащи, где ребята могли резвиться, сколько душе угодно. Как раз в тот полдень за ними присматривал я. Мы с коллегами договорились о посменном дежурстве. Каждому доставалось четыре раза по полдня. Нам это, разумеется, не оплачивали.
