Эда Макбейн - Белая леди
Это случилось пять лет назад. Тогда ей было семнадцать или восемнадцать… Черт, какая разница? Уоррен ей не поверил, а он был опытным детективом. По какому поводу тогда поссорились Уилла и Джинни? Тутс насторожил тот факт, что три женщины, которых посетил Мэттью до того, как в него стреляли, были раньше в любовной связи с Королем и Повелителем Всех Животных. Теперь ей предстояло выяснить, пытался ли встретиться Питер Торренс с Джинни, когда был в Калузе. Но если ей удастся узнать еще что-либо…
— Зачем ему надо было встречаться со мной? — спросила ее Джинни.
— Вы были с ним раньше знакомы? — спросила Тутс.
— Я никогда с ним не встречалась. Он ушел из цирка задолго до того, как я начала там работать. Все говорили, что он бросил Уиллу ради Эгги Маккалоу, много лет назад, и убежал с ней в Сиэттл.
— Все об этом знали?
— Конечно. Эгги к тому времени уже вернулась в цирк, и они с Уиллой были не разлей вода.
— Не знаете, почему он оставил Уиллу?
— Опять же в цирке болтали, что она спала с жонглером, который висел под куполом цирка на волосах.
— Это был Берни Хэйл?
— Я не помню его имени. Вы же понимаете, артисты приходят в цирк и уходят оттуда.
— Вот как?
— В цирке летают не только артисты на трапеции. Слухи тоже летают в воздухе. Вы слышите то одно, то другое. А на следующий день вам могут сообщить нечто абсолютно противоположное. Так что иногда сложно составить правильное мнение. Вы поняли, о чем я вам сказала? Цирк является очень тесным, замкнутым, просто клаустрофобичным мирком. Все всё знают друг про друга, и все лезут не в свое дело!
— Дело?
— Ну да, я это сказала, фигурально выражаясь.
— Мне кажется, вы очень хорошо знали Дейва Шида.
— Я всех там хорошо знала.
— А Уилла, она хорошо его знала?
— Не имею ни малейшего понятия.
— И в цирке о них ничего не болтали?
— Я ничего не слышала.
— И ветерок вам ничего не шепнул в ушко?
— Ни-че-го.
— А как насчет дочери?
— Дочери??
— Мария. Она спала с мистером Тигровая Моча?
— Я об этом ничего не знаю.
— Тогда об этом ничего не знали только вы. Вот так-то! Но вы с ним спали?
— Что-то не помню, чтобы я вам в этом признавалась?
— Вы же сами сказали, что знали всех очень хорошо.
— Да, я сказала вам именно это.
— Простите, видимо, я вас неправильно поняла. Но я уверена, миссис Вард, что в тот вечер, когда вы сцепились с Уиллой, вы находились в трейлере Дейва Шида.
— Вы правы.
— И мне рассказали, что вы были там лишь в трусиках и лифчике…
— Вижу, мистер Чемберс слишком болтлив!
— Не хочу лезть не в свое дело, но наш человек лежит в больнице. Вы меня понимаете? И нам кажется, что эта дорожка ведет к великому белому охотнику! Нам известно, что Шид занимался дрессурой не только кошек. Вы уже рассказывали Уоррену…
— Мне всегда легче беседовать с мужчинами.
— Попробуйте побеседовать со мной. Уилла спала с Дейвом?
— Я вам сказала, что не имею ни малей…
— Хорошо, проехали. И вы ничего не знаете про ее дочь?
— Я с ней почти не была знакома.
— Я вас не об этом спросила.
— Понятия не имею, с кем спала ее дочь. Ей в то время было всего семнадцать лет.
— И вам тоже, — заметила Тутс. — Из-за чего вы поссорились с Уиллой в ту ночь в Алабаме?
— Я уже рассказывала мистеру Чемберсу…
— А мне вы не можете повторить? Прошу вас, пожалуйста…
— Она обвинила меня в непристойном поведении с одной маленькой девочкой, участвовавшей в ее номере.
— Мэгги, я права?
— Да, Мэгги.
— И вы именно это рассказали Уоррену?
— Да, и это — чистейшая правда.
В Калузе район, где жили черные, назывался Ньютаун, и зимой он не походил на Южный Бронкс или Гарлем в Манхеттене. Когда Блум ехал по району, отыскивая дом 1100 на Эль-стрит, он не видел полуразрушенных домов или исписанных неприличными надписями стен, или снега, почерневшего от сажи и пожелтевшего от мочи, или куч отбросов в черных пластиковых мешках, ожидавших, что их когда-нибудь вывезут отсюда. Там не было стариков, греющих руки и пристально глядящих на огонь в отпиленных бочках из-под топлива.
Это была Флорида.
Здесь, в Ньютауне, в четыре часа дня в четверг в марте месяце слабо светило солнце, росли пальмы и цвели яркие кусты. Конечно, не мешало бы подстричь несколько газонов и покрасить некоторые дома, но в основном все было прилично и аккуратно. Большая часть населения Ньютауна — черные. Там, конечно, проживали латиноамериканцы и выходцы из Азии, но здесь совершенно не было белых людей. Поэтому Блум решил, что это было своеобразное гетто.
Конечно, в демократическом обществе вы можете жить там, где пожелаете. И черные, живущие в Ньютауне, могут купить себе резиденцию на Фламинго Кий. Пожалуйста, хоть завтра! Но понятно, что черное население, проживающее здесь, не может и мечтать о том, чтобы жить в другом районе или купить себе шикарную квартиру в не менее шикарных домах. В Калузе были черные адвокаты или даже судьи. Там жили черные врачи, и кассиры банков, черные врачи-парадонтологи и другие черные профессиональные специалисты, получавшие большие деньги за свою работу, но они не жили в Ньютауне. Конечно, иногда здесь жили черные продавцы автомобилей или продавцы из крупных универмагов, но, как правило, небольшие и недорогие домики принадлежали или снимались черными, работавшими в так называемой сфере услуг — садовниками, посудомойщиками, уборщиками, мусорщиками, кондукторами, словом, теми, кто занимался физическим трудом. Они работали много часов и получали маленькую зарплату.
В Ньютауне происходило много преступлений.
Когда большому количеству людей не удается осуществить свои мечты, они начинают искать сладкую жизнь в чем-то другом. Люди начинают прибегать к крэку и кокаину. Им кажется, что именно там они найдут настоящую демократию. Любой человек — черный, коричневый, белый, желтый, красный, синий, фиолетовый — может «слетать на луну» за небольшие деньги. Но продажа крэка — это преступление. И это плодит другие преступления, потому что люди, пристрастившиеся к наркотикам, должны где-то добывать деньги, чтобы питать жадное чудовище, возникающее в организме из-за привыкания к наркотику. Ни один садовник во всем штате Флорида не может заработать столько денег, чтобы постоянно покупать себе крэк, и кроме того, им иногда приходится браться за оружие.
Именно здесь в прошлую пятницу был серьезно ранен Мэттью Хоуп. И теперь белый человек по имени Питер Торренс был обнаружен в доме на Эль-стрит, где сдавались комнаты. Блум не стал туда звонить. Плохо уже то, что служащий, выдававший ключи, был предупрежден звонком из полиции.
Он оставил машину без опознавательных знаков полиции перед маленьким отелем, который существовал задолго до того, как эту часть города переименовали в Ньютаун. Именно тогда был построен дом под названием «Шелби Армс», а эта часть города называлась Темплс Филдс, по имени владельца, которого звали Джейсон Темпл. Он владел всей землей от Беррингер-роуд до самого залива. В 1937 году именно на этом месте, которое называлось Темпл Филд, была построена Школа Искусств Ханны Льюис. А потом все переименовали в Ньютаун. За это единогласно проголосовали все члены городского совета.
Ньютаун!
Вот уж действительно Новый город!
Совсем новый город с новыми улицами, которые прежде были полями, засеянными соей, а по краям росли дубы и пальмы.
Блум хотел узнать, почему именно здесь поселился Питер Торренс.
Служащий отеля сказал, что мистер Торренс сейчас вышел.
Блум спросил, не выписался ли Торренс из гостиницы.
Служащий удивился и объяснил Блуму, что если бы Торренс выписался, он бы так и сказал. Блум еще не показывал свое удостоверение и не собирался этого делать.
Он сказал служащему, что подождет Торренса в холле. Из статей, где описывалась смерть Уиллы, он представлял себе внешность Питера. Кроме того, у него была твердая уверенность, что не так много белых мужчин останавливается в «Шелби Армс». Он будет его ждать столько, сколько понадобится. Блум уселся на потрепанное красное кресло, стоявшее напротив конторки дежурного.
Двадцать минут седьмого, когда на улице начали сгущаться сумерки, высокий костлявый мужчина в белом костюме поднялся по ступенькам в гостиницу, вошел внутрь и, подойдя к конторке, попросил ключ от комнаты.
Блум сразу понял, что это — Питер Торренс. Он встал и подошел к мужчине, который уже держал ключ в руках.
— Мистер Торренс?
Бледные глаза широко раскрылись на поблекшем, но все еще привлекательном лице. Вспоминая статьи в газетах, Блум решил, что Питеру Торренсу лет пятьдесят, но он выглядел лет на десять старше, может, дело было в бледном лице, совершенно необычном для этих мест, или подобное впечатление создавала небольшая седоватая щетина на лице. Так бывало у людей слишком старых или слишком ленивых, которые не желали бриться каждое утро. Общее впечатление неряшливости и старости дополнял старомодный, посеревший и неглаженный бывший белый костюм и потрепанные белые летние туфли. В общем, он производил впечатление бомжа, скорее даже бомжа-алкоголика.
