Марина Серова - Хорошее время, чтобы умереть
В комнате снова повисла тишина. Очевидно, говоривший выключил мобильник. Так, подумала я, судя по разговору, это – адвокат, не иначе. В этот момент раздался голос знакомого мне человека, которого я никак не могла вспомнить:
– Вот, нашел цитрамон. Устроит тебя такое?
– Господи, да какая разница?! Давай уже хоть что-нибудь! Нет, я сейчас просто с ума сойду от этой боли!
«То же самое я могла бы сказать о себе», – подумала я со злостью. Только вот моя голова никого не интересовала. Этим двоим за дверью было явно не до меня, я в этом дурацком помещении сидела одна на сыром холодном полу со связанными руками и головной болью. Позвать их, что ли? А вдруг они, узнав, что я их подслушивала, прибьют меня тут же на месте? А может, прибьют не сразу, сначала поиздеваются надо мной для полного своего удовольствия? Что ж, вполне может быть… Нет, звать я их пока не буду, сначала послушаю, о чем говорят эти придурки. Кто знает, вдруг все-таки узнаю, кто это и что им от меня надо, ведь держат же они меня зачем-то в этой темнице! Только вот на фига руки скрутили? Да и по «тыкве», видать, настучали, садюги, иначе с чего она у меня так болит?
Голоса за дверью между тем послышались вновь.
– Ну, что молчишь, – вопрошал молодой голос капризным тоном. – Давай уже решать наконец, папочка, что делать с этой… как ее?
– Можешь называть ее сыщицей, – разрешил знакомый голос.
– Фи! «Сыщицей»! Тоже мне, профессия для женщины! И как только они идут на такую работу?! Нормальных профессий им мало?
– Откуда я знаю, почему идут? Эд, любимый, мне неприятно говорить тебе это, но, кажется, ее действительно придется убрать…
– Зачем тогда ты притащил ее сюда?
– А что, мне надо было грохнуть ее прямо там, на месте? Я имею в виду, в ее подъезде…
– А что, неплохая идея!
– Эд, хватит шутить! Я в беде, ты должен спасти меня!
– Да? Интересно, как?
– Ну, придумай что-нибудь!
– Что ты заладил? «Придумай, придумай!» Господи, зачем ты это сделал, папочка? Поднять руку на женщину! Прикоснуться к ней… Они же все такие мерзкие!..
– Вот именно, особенно эта старая карга… Эд, любимый, спаси меня, умоляю! Во имя нашей любви! Я… я даже готов заплатить тебе, мальчик…
«Мальчик» тянул с ответом, а меня, несмотря на сильную боль в голове, вдруг озарила идея: это же «голубые»! Ну да, точняк. «Любимый»… «Милый»… «Мальчик»… «Папочка»… Черт! Куда же я попала?!
– Могу сказать одно, – рассуждал между тем капризный голос, – в живых оставлять ее нельзя, в этом ты прав…
Это они что, обо мне? Вот черт! Внутри у меня все похолодело.
– Да, сыщица хренова, докопалась-таки… Я, говорит, все равно убийцу найду, мне, говорит, репутацию подмачивать нельзя, она дорогого стоит, ее за деньги не купишь. К тому же у меня, мол, есть кое-какая зацепочка… Не мог же я рисковать…
Тут меня как током ударило: Кузякин! Точно, это его голос. Ах ты гад! Так это ты меня сюда приволок?! А тот, второй, значит, его «голубая луна»! Ну, ребята, это вы напрасно! Еще и прибить меня решили, садюги?! Ну-ну, посмотрим, кто кого…
Продюсер с «мальчиком» еще ворковали какое-то время, пока не пришли к единому мнению, что меня пора кончать, а то я скоро очухаюсь. Кузякин так прямо и сказал, что действие какого-то порошка скоро должно закончиться. Значит, он мне что-то подсыпал в еду, там, в ресторане! Нет, подсыпал скорее всего в бокал, не зря же он меня все вином потчевал. Точно! Мой внезапный «обморок» – это не случайность, это его рук дело. Вот урод! И как я только попалась на эту уловку?!
Тут говорившие понизили голоса настолько, что я едва могла различать слова. Из обрывков фраз я поняла, что они решили меня задушить веревкой и вывезти ночью мое тело в лес. Нет, ну действительно садюги! Убить девушку, красотой и умом которой Кузякин совсем недавно так восхищался! Впрочем, теперь-то я поняла, почему…
За дверью послышались шаги. Я быстро отползла от нее, вернулась на прежнее место и притворилась бесчувственной. Заскрипел засов или ключ в замке – я не разобрала, – и сквозь полуприкрытые веки я увидела свет. Кто-то тихо подошел ко мне.
– Все еще не очухалась, стерва. А еще частный сыщик! – презрительно фыркнул подошедший шепотом. Это был голос Кузякина.
– Папочка, ты давай тут… пока она того… в обмороке… Но – без меня! Ты же знаешь, я такого не выношу, я – натура тонкая…
– Хорошо, иди, мальчик, тебе еще предстоит работа ночью, когда будем вывозить «товар» в лес, – тихо ответил продюсер.
Через несколько секунд я почувствовала, как на шею мне набросили веревку. Я мгновенно открыла глаза и резким ударом ноги в пах сбила Кузякина на пол. Потом вскочила на ноги. Продюсер тоже попытался встать, но я нанесла ему второй удар ногой в челюсть, потом еще пару – туда же, отчего он и вырубился. Да это и немудрено: всю свою злость и негодование я вложила в эти удары. Кузякин лежал на полу, как мешок. Я быстро огляделась. Очевидно, это был сарай: в одном углу я заметила крышку от погреба. У стены стояли садовые инструменты – лопаты, грабли, мотыги. Среди них я нашла секатор…
Вскоре разрезанная веревка упала к моим ногам, я потерла затекшие руки, потом подняла веревку, которую принес с собой Кузякин, и подошла к нему, чтобы связать ему руки и ноги, но тот вдруг очнулся и схватился за черенок мотыги. Увернуться от черенка не составило для меня особого труда, но мне пришлось нанести продюсеру еще один удар ногой в челюсть, потом заткнуть ему рот тряпкой, которой была прикрыта какая-то корзина, стоявшая тут же. Надо было спешить: «мальчик» мог зайти в любой момент, хотя этот гомик вряд ли представлял для меня хоть какую-то опасность.
Из сарая я вышла на цыпочках, прикрыв за собой дверь. Комната, в которую я попала, была похожа на летнюю кухню, здесь стояли плита, холодильник, разделочный стол, висели полки с посудой… Еще одна дверь – чуть приоткрытая – вела в другое помещение. Я осторожно заглянула туда. Это была жилая комната, на диване полулежал молодой человек в театральной позе. Он был в халате и тапочках на босых ногах. На голове у него было намотано полотенце. «Мальчик» как будто застыл в ожидании чего-то. Возле него на сервировочном столике стояла бутылка вина и бокал на высокой ножке. Бедняга! Похоже, он все еще страдает от головной боли.
Я осторожно приоткрыла дверь, она предательски заскрипела. Лежавший сдернул с головы полотенце и изумленно уставился на меня.
– Э-э… А где Гриша? – растерянно пролепетал он.
– Отдыхает, там, в сарае. Тебя тоже туда звал…
В два прыжка я подскочила к Эду. Тот сунул было руку под диванную подушку, но я «вырубила» его ударом в челюсть.
– Вот так! Все по-взрослому, мужики! Пардон за мужиков, конечно, это не про вас…
Затем я связала адвоката так же, как и его «папочку», сунула руку под подушку и вынула оттуда газовый баллончик. Ну и придурок! Он что, собирался защищаться от меня этой игрушкой? Я пробежала по всему дому и осмотрела его. Не найдя больше никого, я вернулась в комнату: где-то тут должна быть моя сумка, а в ней мобильник.
Голос Мельникова был встревоженным:
– Тань, что случилось? Ты куда пропала? Я звоню, звоню, а мне говорят, ты недоступна…
– Сейчас все расскажу, Андрюша, милый!..
– Что?! Ты там, мать, чего? Ты здорова?
– Ты даже не представляешь, как я здорова! Вот только голова…
– С каких это пор ты жалуешься на мигрень?
– Последние пятнадцать минут…
* * *Два часа спустя мы сидели в кабинете Мельникова: он – на своем месте за столом, я – на стуле, стоящем у торца его стола, а Кузякин – напротив Андрея. Таким образом, мне было видно их обоих. Адвоката Эдуарда Рейнгольда допрашивали в соседнем кабинете.
– Итак, гражданин задержанный, ваша фамилия, имя, отчество, год рождения, по какому адресу прописаны… И еще укажите образование, судимости, если таковые имеются… Рассказывайте, рассказывайте, задержанный, мы вас внимательно слушаем, – поощрил мой друг продюсера.
– Какие еще судимости?! – возмутился Кузякин. – Вы что, охренели?! Вы за кого меня принимаете? Привыкли тут, понимаешь, с уголовниками и всякими деклассированными элементами… Я вам не позволю! Я не урка!
– Вас, гражданин задержанный, между прочим, подозревают в убийстве пожилого человека, женщины, – напомнил Мельников, – и еще вас подозревают в убийстве бомжа Хныря. А еще вам будет предъявлено обвинение в похищении человека и, скорее всего, в покушении на третье убийство.
– Что?! Какого Хныря? Никакого Хныря я не знаю! – задохнулся продюсер от возмущения. – Вы чего мне тут шьете? А Татьяну… Татьяну я не хотел… Так получилось…
– Хорошо. Сейчас мы все и выясним, – кивнул Мельников и терпеливо повторил: – Итак, ваша фамилия, имя, отчество, год рождения… Ну, что молчите, гражданин Кузякин? Как женщину убивать…
– Женщину?! – вдруг взорвался продюсер. – Это кого это вы, господин полицейский, называете тут женщиной? Вот она, – он ткнул в меня пальцем, – она – да, женщина! А эта Ягудина… эта мразь… эта кикимора болотная… эта кровопийца…
