Михаил Ежов - Башня из красной глины
— Все тут же начали пялиться на наших голубков! — проговорил Дымин, едва полицейские оказались на палубе. — Они теперь в центре внимания. Представляю, как это нервирует!
— В чем-то они правы, — сознался Смирнов.
— Ты ожидал, что они откажутся сидеть в кают-компании?
— Удивился бы, если б кто-нибудь согласился.
Смирнов и Дымин отправились в кают-компанию. Остальные опера получили задание следить за учеными и по возможности не оставлять их без присмотра.
— Только не мозольте глаза, — предупредил их Смирнов. — Не надо заставлять их нервничать.
Они с Дыминым просидели в кают-компании до девяти, ожидая кого-нибудь из ученых, а потом пошли к себе. Приняли по очереди душ и переоделись.
— Чувствую себя новым человеком! — заметил Дымин, растягиваясь на койке.
— Я пойду на палубу, — сообщил Смирнов. — Подышу свежим воздухом.
— Давай.
Смирнов вышел из каюты, прошагал на нос и сел, подвернув под себя ноги. Он часто так делал дома, когда размышлял над очередным делом. Ярко освещенные иллюминаторы теплохода горели подобно огромным выпученным глазам чудовища — монстра, замершего в предвкушении новой жертвы.
Следователь закрыл на минуту глаза и очистил сознание от ненужных ассоциаций. Пришло время попытаться сопоставить факты — теперь, когда у него их было уже немало. Делать это сразу, в начале или даже середине расследования, бессмысленно — он знал это по опыту. Неизменно начинаешь подгонять версии и ударяешься в фантазии. Но сейчас ему казалось, что-то может получиться.
Смирнов открыл глаза и глубоко вздохнул. Так, что мы имеем?
Восемнадцать лет назад Марухин выходит из реабилитационного центра для самоубийц полный энтузиазма (что вообще-то не очень характерно для него) и создает лабораторию по изучению современных методов генной терапии. Он сам набирает себе команду ученых, но ему в этом активно помогает некое ведомство (вспомним, как был принят на работу Кожин). Почему? Очевидно, что Марухин должен был выполнять для него какую-то работу. Шпионить ему не за кем, зато он разрабатывает передовые методы генной инженерии. Скорее всего, задание, которое ему дает ведомство, связано с его работой. Что требуется от ученого? Почти наверняка Марухин посвящает в это своих коллег. Всех или нет — неизвестно. Они держат это в глубокой тайне.
Но четыре года спустя Самсонов (уж он-то, будучи правой рукой Марухина, должен принимать в работе, выполняемой для ведомства, непосредственное участие) выплачивает акушеру, принимающему роды у его жены, очень крупную сумму. За что? Очевидно, за некое нарушение закона, вероятнее всего, за подлог. Но зачем это нужно Самсонову? Что именно сделал для него Липин, что его за это убили? И почему Жеребин подозревает, что Самсонов надул ведомство? Смирнов чувствовал, что профессор провернул какую-то махинацию, — судя по всему, с ведома Марухина и Базарова, работавшего тогда в лаборатории химиком. Следователь чувствовал, что он близок к разгадке, что осталось совсем немного. Подлог, по-видимому, был связан с двойняшками.
Он встал и вернулся в каюту.
— Ну как, проветрился? — осведомился Дымин.
— Ага. Мозги проветрил.
В дверь постучали — негромко, но настойчиво. Полицейские переглянулись.
— Я открою. — Дымин встал с койки и распахнул дверь.
На пороге стоял Бирюков. Не дожидаясь приглашения, он вошел и замер, глядя на Смирнова. Вид у него был напуганный.
— Вы хотите плыть в кают-компании? — задал вопрос Смирнов, чувствуя, что пауза затянулась.
— Нет, — мотнул головой химик. — Я хочу поделиться с вами информацией. Возможно, она вам поможет.
— Садитесь. — Смирнов указал Бирюкову на стул. — Хотите коньяку?
— Не откажусь.
Дымин закрыл дверь и достал бутылку и стакан. Наполнил его на два пальца и протянул химику.
— Спасибо, — кивнул тот и выпил залпом. Стакан он оставил у себя и принялся крутить его в руках.
— Что вы хотите нам рассказать? — напомнил Смирнов.
— Могу рассказать, — медленно проговорил Бирюков, — а могу показать. У вас есть ноутбук?
— Найдется.
Химик вытащил из кармана флешку и протянул Смирнову.
— Что это? — спросил следователь.
— После смерти Марухина я случайно услышал, как Толя — царствие ему небесное — говорит Самсонову, что теперь придется уничтожить все данные по исследованиям. Они спорили, но в конце концов пришли к выводу, что это действительно нужно сделать.
— И вы решили обзавестись копией? — Смирнов достал из сумки ноутбук и включил его.
— Поймите меня правильно. Там и мои исследования, многолетний труд. Я не мог ими рисковать. Я пишу книгу, монографию. А на дисках в лаборатории — большая часть данных.
— И что на этой флешке? — уточнил Смирнов, вставляя флешку в ноутбук.
— Много чего. Во-первых, личный дневник Марухина, который он вел в своем компьютере в лаборатории. Во-вторых, данные всех исследований. Но интерес представляет только одна часть.
— Какая? — Смирнов не был уверен, что имеет право читать эти файлы. А действия Бирюкова здорово попахивали промышленным шпионажем.
— Папка называется «Ген-300».
Следователь отодвинулся от монитора и воззрился на Бирюкова.
— Я смотрю, вы скопировали не только результаты своих исследований.
— Все, что есть на жестких дисках в лаборатории, представляет ценность, — объяснил химик. — Я просто обязан был это спасти.
— Хотите сказать, Кожин уничтожил все данные?
— Нет, конечно. Но я ведь не знал, что именно он собирается стереть.
— И подстраховались? — вставил Дымин.
— Да. Подстраховался. Теперь я понимаю, что речь шла о «Гене-300».
— Вы и личный дневник Марухина прихватили, — заметил опер.
— В нем могли быть важные заметки, — невозмутимо ответил химик.
Было заметно, что он заготовил ответы на все возможные вопросы.
— Что такого в этих данных, которые, как вы говорите, Кожин и Самсонов хотели уничтожить?
— Посмотрите сами.
— Боюсь, я ничего не пойму. Я ведь не генетик.
— Я открою вам файлы, которые вы должны прочесть. Чтобы понять, почему их собирались стереть, не обязательно быть исследователем.
— Вы уверены, что я имею право их читать? — остановил Смирнов Бирюкова, когда тот привстал, чтобы подойти к ноутбуку.
— Нет. Вы не имеете права их читать, — сказал химик серьезно. — Но если вы этого не сделаете, то преступника вам не видать. Ну так как?
Смирнов чувствовал, что Дымин смотрит на него в упор. Вспомнил, как говорил, что не стоит вставать поперек дороги ведомству, спонсировавшему лабораторию.
— Открывайте, — кивнул он решительно.
Через две минуты он погрузился в чтение. Дымин курил, выдыхая дым в распахнутый иллюминатор. Бирюков неторопливо пил коньяк, время от времени поглядывая на Смирнова, словно хотел понять, как полицейский реагирует на прочитанное.
Время шло, и часовая стрелка уже перевалила за отметку «одиннадцать», когда Смирнов приступил к последнему файлу — личному дневнику Марухина. Он был огромным — велся не один год, но Бирюков отметил в нем красным цветом места, представлявшие интерес.
Глава 6. Реабилитация
«3 марта 1992 года
Сегодня встал совершенно разбитым. Спал в гостиной на диване, а от этого ломит спину. Пришлось полчаса делать упражнения, чтобы прийти в себя. Даша ночевала дома, но не выходила из спальни, пока я не позавтракал (кусок не лез в горло) и не ушел на работу.
Как случилось, что она меня разлюбила? Еще недавно я пребывал в счастливом неведении, а потом она сказала, что наши отношения себя изжили и она хочет подать на развод. Даша считает, что у нас нет общих тем, мы стали чужими друг другу. Странно, что я этого не замечал: мне казалось, что все идет отлично. Наверное, я чересчур увлекся своими исследованиями. Монография отнимает почти все мое время, нужно изменить распорядок дня. Уверен, это просто кризис и наши отношения крепче, чем Даша думает. Мы все вернем, я приложу к этому все усилия.
Купил билеты в театр, букет цветов. Позвонил Даше на работу, думал, мы сходим вместе, но она отказалась. По ее словам, это ничего не изменит. «Незачем себя мучить» — так она сказала. У меня до сих пор в голове звучат ее слова: они мечутся, бьются о стенки черепа, и, кажется, я схожу с ума. Сегодня на меня вдруг впервые повеяло безысходностью: мне стало ясно, что Даша действительно хочет развестись. До этого я считал, что это только слова, не придавал им особого значения. Теперь же мне стало страшно: как я буду жить, если она уйдет? Может, она меня и разлюбила, но я-то ее нет!
Даша не пришла ночевать. Уже три часа ночи, а ее нет. В десять вечера я позвонил ей, и она сказала, что задержится на работе, потом сказала, что останется у подруги. У той якобы что-то случилось, и она не хочет оставлять ее одну. Думаю, это все выдумки. Либо она не хочет меня видеть, либо завела любовника. Это ужасно, и я не нахожу себе места: ношусь по квартире, воображая невесть что. Как же мне плохо! Все рухнуло в один миг, я этого просто не понял, и только теперь до меня стало доходить, что Даша уже начала жить своей собственной жизнью, в которой мне нет места. Я только что позвонил ей, и она сказала, что спит, но я слышал чьи-то голоса. Боже, я этого не вынесу! Но развод она не получит, нет, я не могу его дать!
