Сергей Рокотов - Конец авантюристки
"Мерседес" подкатил к четырехэтажному особняку. Из него, держа коричневый кейс в руке, вышел Верещагин, вполне довольный собой. Он направлялся к дому, сопровождаемый охранниками и слугами.
- Вера Георгиевна дома? - важно спросил мэр.
- Нет, она куда-то уехала, - сообщил охранник.
- По магазинам? - уточнил Верещагин.
- Да нет, она вышла из ворот с маленьким чемоданчиком в руке и просила, чтобы никто её не сопровождал. Я сказал, что так не положено, что ей полагается машина с шофером и охранником, так она на меня так закричит: "Пошел вон! Скоро вас всех отсюда разгонят! Кончилась лавочка! Бегите, пока не поздно, да прихватывайте с собой все, что плохо лежит. Такой кормушки у вас больше не будет!" Я даже оторопел, а она пошла по дорожке к трассе. И все, - сообщил охранник, пожимая плечами в недоумении и вопросительно глядя на хозяина.
- Так..., - прошептал Верещагин. - Значит, так...
Он прошел в дом, налил себе рюмку водки, и в это время прозвенел телефонный звонок. На проводе был Палый. Из Москвы.
- Задание выполнено, Эдуард Григорьевич, - мрачным голосом сообщил он. - Объект отбыл в Америку. Произведен контрольный...
- Заткнись, сволочь! - закричал Верещагин. - Думай, куда звонишь!
- Я хотел сказать, произведен контроль за посадкой, - поправился Палый.
- Хорошо, хорошо, приедешь - получишь необходимые бумаги, - пробубнил Верещагин и положил трубку.
Потом посидел немного, выпил ещё виски, а затем вскочил с места, словно ужаленный.
- Эй, вы! - завопил он. - Срочно в машину! Едем в аэропорт! Немедленно!!!
На бешеной скорости "Мерседес" с мигалкой мчался к аэропорту. Когда он с визгом подрулил к главному зданию, из лимузина почти на ходу выскочил мэр и бросился к справочному бюро. За ним еле поспевали телохранители.
- Куда в последние часы вылетали самолеты? - спросил он дежурную.
- Самолеты вылетели в Москву и Санкт-Петербург. Ожидается рейс на Владивосток.
Верещагин побежал в машину, взял мобильный телефон и стал звонить сначала в Москву, а затем в Санкт-Петербург надежным людям. Он просил немедленно ехать в аэропорты и встретить там Веру Георгиевну, которую надлежало задержать и сообщить об этом ему. Срочно. Причин для таких действий он не объяснял. Но их и не спрашивали. Те люди не задавали лишних вопросов. Надо, значит, надо...
... В это же время худенькая, бедно одетая женщина с потертым стареньким чемоданчиком ехала в плацкартном вагоне в сторону Москвы. Она заказала себе чаю и прихлебывала этот жиденький чаек из казенного стакана, заедая его сухой, как она сама, галетой. При этом завязался неторопливый разговор с соседями по вагону. Речь шла о произволе властей и бесправии и нищете народа. Женщина с чемоданчиком потрясала кулачками и грозила кому-то высокопоставленному страшными небесными карами. "Отольются им наши слезы!" - вопила она так, что её успокаивали соседи по вагону. Потом она задремала, подложив под голову чемоданчик. А вышла она в Самаре. Пожелала попутчикам счастливого пути, извинилась за свою горячность и растворилась в серой безликой толпе...
9.
- Это фантастика, герр Шварценберг, - говорил Генриху седовласый врач в золоченых очках. - Такого я в своей практике не видел никогда... Во-первых, какое счастье, что не загорелась машина, во-вторых, какое счастье, что фрау Барбара была пристегнуты ремнем безопасности, а в-третьих, какое счастье, что есть всемогущий Господь Бог, который спас нашу добрую фрау Барбару. Разумеется, разумеется, драгоценный мой герр Шварценберг, фрау Барбара будет жить. У неё незначительные переломы, а главное - шок, сильный шок от потрясения. И никакой опасности за её жизнь. Вот, говорят, что касается вашей прекрасной машины...
- А черт с ней, с этой машиной! - грубо произнес Генрих, потом нервно расхохотался и хлопнул седовласого врача по плечу, от чего тот невольно покривился. Врач не любил подобной фамильярности и не терпел подобного даже от столь уважаемых людей, как герр Шварценберг. - К тому же она застрахована, - добавил он.
- Извините, герр Обердорф, - сказал, немного помолчав, Генрих. - Вы не представляете себе моего состояния. Вы просто ничего себе не можете представить... Моя Барбара рождается уже в третий раз, причем дважды за последние несколько дней.
Доктор покосился на Шварценберга, полагая, что он слегка тронулся умом от потрясения, но ничего не сказал, лишь широко улыбнулся великолепными вставными зубами.
- Могу ли я посмотреть на нее? - спросил разрешения Генрих.
- Только посмотреть, герр Шварценберг, только посмотреть. Я повторяю вам, главное, что может тревожить - это шок от потрясения. Она очень слаба, у неё может не выдержать сердце, хотя мы, разумеется, снабдим фрау Барбару всем необходимым. Вы поняли мою мысль, герр Шварценберг?
- О да, доктор, я буду делать только то, что вы мне позволите, отвечал Генрих.
Его провели в палату, где лежала вся в белом Барбара. Она была подключена к капельнице, находилась без сознания. На лице были ссадины и кровоподтеки, левая рука была в гипсе. Генрих со слезами умиления глядел на жену.
- Дорогая моя, - прошептал он. - Дорогая моя...
Доктор Обердорф дал возможность Генриху поглядеть на жену ещё с минуту, а затем легонько дотронулся до его серого пиджака.
- Все, герр Шварценберг, все, она может прийти в себя, а ей совершенно противопоказаны любые волнения. Повторяю вам, опасность может исходить только от этого. Езжайте по своим делам, регулярно нам звоните и ни о чем не беспокойтесь. Единственный совет, который я могу себе позволить вам дать, дорогой герр Шварценберг, зайдите в храм и поблагодарите всемогущего Господа за то, что он спас фрау Барбару. Повторяю вам, судя по тому, что мне рассказали о произошедшем, шансов выжить у неё практически не было. А она, можно сказать, невредима, учитывая то, что машина на большой скорости съехала с дороги и перевернулась несколько раз. Такие переломы можно получить, упав в комнате со стула, герр Шварценберг. Господь Бог любит нашу фрау Барбару, вот в чем дело... Он хранит ее...
Счастливый, умиленный Генрих вышел из больницы, сел за руль "Мерседеса" и позволил себе выкурить сигару, что он делал только в случае крайнего волнения. Еще полтора часа назад, когда ему сообщили о произошедшей аварии, он проклинал себя за то, что оставил Барбару одну в этот день. "Как я мог, после того, что произошло несколько дней назад, поехать на службу и разрешить ей сесть за руль машины?! Я убил ее! Я убил ее! Что я натворил?! Как я теперь смогу жить?!" Шепча эти слова, он гнал машину к клинике и сам чуть не попал в аварию, в самый последний момент повернув руль направо и не врезавшись в стоящий на его пути "Фиат". Но благостная улыбка встречавшего его в дверях клиники доктора Обердорфа вывела его из состояния тревоги. Он сразу понял, что обошлось. Когда ему рассказали подробности аварии, ему стало плохо с сердцем, он понял, что только счастливая случайность спасла жизнь Барбаре. Минут двадцать доктор откачивал его в своем кабинете.
- У меня есть большие основания беспокоиться за ваше здоровье, герр Шварценберг, нежели за здоровье нашей доброй Барбары, - улыбался он.
Выкурив сигарку, Генрих отправился в церковь и долго молился в полупустом храме Господу Богу, снова спасшему жизнь его любимой жене. А затем он направился домой, потребовал себе легкий ланч со шнапсом и окончательно расслабился. Он периодически звонил в больницу, но доктор отвечал, что фрау Барбара ещё не пришла в сознание...
... Пришла она в сознание лишь на следующее утро, о чем своевременно сообщили Генриху. Он собирался немедленно ехать к жене, но доктор Обердорф предостерег его от этого шага.
- Нельзя, дорогой герр Шварценберг, - говорил доктор. - Именно сейчас фрау Барбара нуждается в полном, повторяю, абсолютно полном покое. У неё в ближайшие дни не должно быть никаких эмоций, ни отрицательных, ни положительных. Они для неё пагубны. Не беспокойтесь, мы сделаем все, что сочтем необходимым и в самое ближайшее время поставим фрау Барбару на ноги. Я надеюсь, вы не сомневаетесь в нашем профессионализме, герр Шварценберг? нахмурив брови, строго спросил доктор.
- О, что вы, ни в коем случае, - взмахнул рукой Генрих. - Я буду делать так, как вы мне скажете. Я вам верю больше, чем себе.
Генрих положил трубку и поехал в офис.
... Так и прошло двое суток. А через два дня вечером Генриха ждал сюрприз.
- К вам гостья, герр Шварценберг, - доложил вышколенный охранник по местному телефону.
- Кто такая? Почему в такой поздний час? Насколько я понимаю, сейчас уже семь минут десятого. Я собирался уже идти спать. У меня завтра тяжелый день.
- Это немолодая дама, и она говорит, что у неё к вам очень срочное дело, не требующее отлагательства, - настаивал охранник.
- И не может терпеть до завтрашнего дня? - пытался избавиться от незваной гостьи недовольный Генрих.
- Утверждает, что не может. В принципе, она хотела бы повидаться с фрау Барбарой, - уточнил охранник. - Но я сказал, что её нет.
