Наталья Александрова - Красная роза печали
— Ваша смерть, — деловито продолжал Трегубович, — не приведет к улучшению жизни ваших окружающих…
— Никогда в этом не сомневалась! — вставила Надежда.
— Я совершенно не желаю, чтобы вас ошибочно отнесли к участникам моего эксперимента — достаточно того, что в него включили директора магазина «Марат».
— А кстати, она ведь очень подходила вам по параметрам, — оживилась Надежда. — И возраст, и характер…
— Может быть, — сухо ответил доктор, — но свой эксперимент я желаю проводить сам. Этак еще и теорию отнимут!
— Да не беспокойтесь вы, никто на вашу теорию не покушается!
— Так что с вами придется организовать все так, чтобы создать видимость несчастного случая, — твердо продолжал доктор. — Самоубийство в данном случае вряд ли будет выглядеть естественно — трудно поверить, что женщина придет в больничный архив, чтобы свести счеты с жизнью. Только поэтому мне приходится возиться с вами и выслушивать ваши язвительные замечания… Но осталось уже недолго.
— Что же со мной произойдет? — вполголоса полюбопытствовала Надежда.
Она наконец поняла всю безнадежность своего положения. Осознать это раньше ей мешала абсолютная нереальность, даже какая-то гротескность ситуации. Но теперь ей стало страшно. Она сжала зубы и заставила себя успокоиться, насколько могла в своем положении. Главное: не терять над собой контроль. Возможно, от ее спокойного голоса этот ненормальный очнется. Или ему придет в голову еще что-нибудь, он отвлечется. Нужно потянуть время, вдруг появится шанс на спасение.
— Так что же вы собираетесь со мной сделать? Как я понимаю, падение из окна исключается — мы на первом этаже; если на меня рухнет что-то тяжелое, например стеллаж, — это не обязательно приведет к летальному исходу…
Трегубович, ничего не ответив, вытащил из ящика стола моток толстого двойного провода и принялся разматывать его, ища глазами розетку.
— Ах, значит, поражение электрическим током! — констатировала Надежда.
И хотя она изо всех сил старалась сохранить самообладание и не показывать страха, это удавалось ей все хуже и хуже: голос предательски дрожал, на лбу выступили бисеринки холодного пота. Она проговорила почти шепотом:
— Такая смерть тоже никому не покажется несчастным случаем. Что же, выходит, я сама себя опутала проводами, соорудила из этого дурацкого зубоврачебного кресла электрический стул?
Трегубович, занятый своими страшными приготовлениями, недовольно покосился на нее:
— Не принимайте меня за дурака. Все будет обставлено достаточно естественно. Вы случайно схватились за металлический неисправный корпус настольной лампы — вот этой самой, что стоит на столе, — вас ударило током, и вы, потеряв сознание, упали. Причем так неудачно, что вторая ваша рука оказалась прижатой к радиатору парового отопления. Ну, вы женщина образованная, понимаете, что произошло: одна рука — на заземлении, другая — под напряжением — летальный исход неизбежен.
Надежду передернуло от такой перспективы, ей показалось, что она уже чувствует скручивающую все тело судорогу высокого напряжения…
Доктор совершенно сошел с катушек, разумеется, никто не поверит в несчастный случай, его найдут, но ей-то, Надежде, какая будет разница, когда она останется валяться здесь обугленным трупом!
— Сознайтесь, — почти прошептала Надежда, — что вам доставляет удовольствие власть над чужой жизнью. Возможно, сначала вас и увлекла идея чистого эксперимента, но со временем вы стали убивать уже ради самого убийства!
Трегубович дернулся, как от удара.
— Это ложь! Вы ничего не поняли! Мне невероятно тяжело… убивать, — он произнес последнее слово с заметным усилием, с трудом преодолев внутреннее сопротивление, — мне тяжело убивать, но я иду на это ради большой идеи! Как вы можете так говорить? Ведь я — врач, хирург, я всю жизнь спасал человеческие жизни, я, как никто другой, понимаю, насколько жизнь хрупка и бесценна, поэтому для меня отнять жизнь — особенно тяжело, но я должен это сделать!
Он воткнул вилку в розетку и шагнул к Надежде с толстым двойным проводом в руке. Оголенные концы приближались неумолимо к запястьям Надежды. Она глубже вжалась в кресло и истошно заорала, переходя на визг.
Сергей притащился на работу часам к шести, когда Машенька, что сидела возле телефона, уже собиралась уходить.
— Тебя Гробокопатько спрашивал! — крикнула она Сергею на бегу.
— Так я и знал, — расстроился Сергей.
— А еще тебя Валентина целый день ищет, — злорадно сообщила Маша, — насчет Нового года интересуется.
— О, господи, хоть вообще на работу не приходи! — вздохнул Сергей.
— И дамы какие-то по телефону все время звонят.
— Кто звонил — Татьяна? — оживился Сергей.
— Не-а, никакая не Татьяна, а вовсе даже Надежда.
— Надежда? — опомнился Сергей. — А что сказала-то?
— Сказала, чтобы ты срочно проверил какого-то Трегубовича, вот у меня записано: доктор Арсений Петрович Трегубович.
— И все? — крикнул он, но Маши уже и след простыл.
Сергей вздохнул и поплелся к Валентине сдаваться, благо та еще не ушла. Стало быть, Надежда раскопала где-то фамилию хирурга, возможно, выяснила у родственников Сталины или у сотрудников. Но что это дает?
— Сережа, иди сюда! — Валентина сидела у компьютера.
— Так, Трегубович Арсений Павлович, год рождения 1937, — немолодой, как Надежда и предупреждала, — далее, место жительства… набережная Мойки… дом, квартира… телефон, место работы — больница святого Георгия, проживает совместно с матерью, жена… что такое? Жена, Немыщенко Валерия Федоровна, умерла в 1995 году!
Есть связь! Значит, всех, кто лежал в больнице Карла Маркса, оперировал он, а Римму Точилло — его жена! И он консультировал, то есть ходил туда, наблюдал, в общем, запомнил эту Точилло!
Сергей набрал номер Надежды. Там никто не ответил. Странно, семь часов скоро, так долго она на работе не задерживается. Он поколебался и позвонил по домашнему номеру доктора Трегубовича. Шамкающий старушечий голос ответил, что Арсений Петрович на работе.
— В больнице? — прокричал Сергей, потому что бабуля явно глуховата.
— В больнице, милый, в больнице.
— А он что — дежурит сегодня?
— Почему — дежурит? — удивилась старуха. — Он в архиве работает. А вы кто ему будете?
— Старый приятель, — проворчал Сергей и повесил трубку.
Ужасно не хотелось тащиться сейчас в больницу, но еще больше хотелось выяснить, наконец, какое отношение имеет доктор Трегубович к убитым женщинам. Кроме того, был шанс, что он с доктором может просто разминуться, то есть, когда Сергей подъедет к больнице, тот может уже уйти домой. Подумав, Сергей решил, что поскольку больница святого Георгия находится близко от его дома, поехать сейчас туда, а если доктора Трегубовича там уже нету, то на Мойку он сегодня ни за что не потащится.
В холле больницы пустынно и тихо. Врачи и медсестры ушли домой, а у тех, кто остался дежурить, столько работы, что им некогда гулять. Тихонько прошмыгивали в гардероб расстроенные родственники тяжелых больных — у таких постоянный пропуск.
Сергей огляделся и подошел к вахтерше, с которой болтала, очевидно, собираясь уже уходить, жизнерадостная старуха в пальто.
— Здравствуйте, бабушки, не подскажете мне, как в архив пройти?
— Зачем это тебе в архив, — неприязненно молвила вахтерша, — там закрыто уже давно. Да и посторонних не пускают.
— А я совсем даже не посторонний, — посуровел Сергей, — я из милиции. Вот читайте документы, да только очки надеть не забудьте.
— Я и без очков вижу, — строго сказала вахтерша и посмотрела на Сергея, сверяя фотографию. — Чего надо в архиве-то? Ведь закрыто там.
— А может, доктор Трегубович там задержался, а мне бы с ним побеседовать.
— Батюшки! — старуха в пальто хлопнула себя по лбу. — Вспомнила!
— Да что с тобой, Устиновна? — удивилась вахтерша.
— Вспомнила я. Как фамилия-то его! Трегубович, Арсений Петрович Трегубович! Точно он в архиве работает! А я женщине-то не сказала, к Олимпиаде Самсоновне ее посылала…
— Какая женщина? — насторожился Сергей. — Кто его спрашивал?
— Днем сегодня приходила женщина… такая… лет сорока пяти, вежливая, приятная, пальто такое… воротник — песец крашеный, черный…
«Какое же у Надежды пальто?» — лихорадочно вспоминал Сергей.
— Волосы вроде светлые, не то крашеные, — добросовестно вспоминала старуха.
— Можно я от вас позвоню? — обратился Сергей к вахтерше, уже набирая номер Надежды.
Ответил Сан Саныч, как всегда, вежливо, он только что пришел, а вот Надежды, судя по всему, с утра дома не было, и где она находится, он не имеет представления, так как утром она ему не говорила, что куда-то пойдет после работы, а, наоборот, собиралась прийти пораньше и обещала к ужину какое-то удивительное итальянское блюдо — не то ризотто, не то что-то в этом роде.
