Фридрих Незнанский - Конец фильма
А тут светофор переключился на красный. Но Грязнов успел проскочить перекресток перед самым носом у машин.
— Не уйдете, гады! — сцепил он зубы.
— Во, и руль заклинило!
— Как — заклинило?! Вы чего?! Куда?! Зачем?!
«Десятка» летела прямо в бок трамваю.
— Хана! — обреченно воскликнул Самохин.
— Кому хана? — возмутился Денис и сбросил скорость.
Он сделал небольшой круг по улицам и вернулся к агентству.
Потом они сидели в его кабинете, и Самоха непрерывно пил воду.
— Хорошая машина, — меланхолично сказал Грязнов. — С компьютером. — Он что-то усердно писал, мечтательно вскидывая иногда глаза на окно.
— Вы зачем это сделали? — почти простонал Самохин.
— Месть, — сказал Грязнов, — сладкая месть. Я мстительный, Самоха. Помнишь, как ты над моей «шестеркой» измывался? Мне обе фары пришлось заменить. А тебе — только штаны. А теперь сиди, спецназ хренов. А я к дядьке! На Петровку…
Грязнова-старшего над столом не было.
— Вячеслав Иванович, — робко позвал Денис. — Дядь Слава!
— А?
Дениса чуть кондрашка не хватила от окрика за спиной. Но когда он обернулся, то уже всерьез схватился за сердце.
Перед ним стоял инопланетянин. Но разговаривал голосом дяди:
— А? Как тебе?
На генерале был какой-то невообразимый шлем с толстенным стеклом, закрывающим глаза, черная одежда покрыта бляхами, отовсюду торчали кольца, антенны, шарниры, а вместо перчаток то ли ласты, то ли кактусы.
— Пистолет при тебе? — спросило чудище.
Денис вынул «макаров».
— Стреляй! — Инопланетянин выпятил бронированную грудь.
— У меня и патронов-то нету.
— Эх ты!.. — Инопланетянин грузно протопал к сейфу, достал пистолет, отдал Денису.
— Давай прямо сюда, — показал он кактусом на стекло шлема.
— Не-не, — попятился Денис. — Ты сначала сними!
— Стреляй!
— Тогда уж записку оставь: дескать, ухожу из жизни по собственному желанию.
— Бюрократ! — разозлился дядька. Он с трудом стянул шлем и упал в кресло, отдуваясь. — Новая форма для ОМОНа. Практически непробиваемая. Сотни испытаний. А ты…
— А я с заявлением, дядь Слав.
— Я ж говорю — бюрократ! — обрадовался Грязнов-старший. — Какое еще заявление? — Он попытался взять из рук Дениса бумагу, но ластами это было сделать невозможно.
Генерал стянул перчатки, вытер пот.
— Для зимы хорошо, тепло, — сказал он, надевая очки. Заявление он читал несколько раз с начала до конца, в перерывах между прочтением в очередной раз вскидывал на Дениса удивленные глаза. — Это что значит? спросил наконец.
— Заявление, — пожал плечами Грязнов-младший.
— «Друга убили, душа отлетела,Помощи ждет очарованный странник.Вот бы и мне…»,
— прочитал Грязнов-старший вслух.
— Да, — сказал Денис, потупясь.
— Так! — рубанул рукой Грязнов. — Чего надо?
— Там все сказано, впрочем, это штучка для интеллектуалов…
— Я тебе пошучу!
— Да ясно же, дядь Слав, хочу в милицию.
Грязнов задумался. Это выразилось в том, что он с остервенением стал срывать с себя защитную форму. А когда снял, сказал:
— Еще чемоданчик с деньгами на тебе висит, следствие не закончено, понял? Еще там могут оказаться твои пальчики, а форму я нашим ребятам возьму обязательно. Что, сильно задницу припекло? Вышел на след? Помощь нужна?
— Ага.
— Будет тебе помощь.
Денис взял со стола пистолет Грязнова и выпустил в лежащий рядом с ним шлем три пули.
Грязнов застыл.
— Смотри-ка, действительно, — сказал Денис, — непробиваемое!
Ксения обняла Антона. Приникла к его груди, сказала покаянно:
— Я только сейчас поняла, как я тебя люблю. Я так по тебе тосковала, бедный мой, несчастный, что я с тобой сделала?..
— Это я во всем виноват, я был слепцом, злым и жестоким негодяем. Это мое искупление…
— Что ты говоришь? Не говори так, ты меня просто сумасшедше любишь. Любовь все прощает…
— Но я убил человека. Друга!..
— Если бы ты не убил его, я бы сама его убила, а заодно и себя. Какая же я была дура, я хотела тебе отомстить. Вот и отомстила, только самой себе…
— Я все время думал о тебе. Каждый день, каждый час, все эти долгие годы!
— Любимый, ненаглядный мой!
— Стоп! Снято! — Вакасян повернулся к Успенской. — Ну как Люда?
— Надо бы второй дублик, — сказала Успенская.
— Актеры не расходятся, — крикнул Вакасян актрисе, играющей Ксению, и ее партнеру, играющему Антона. — Максим! Где Максим?
К режиссеру подошел… Кирилл Медведев.
Грязнов даже приподнялся на цыпочки.
Но нет, не Кирилл, просто очень похож. Все сценаристы, что ли, такие? Надо же, мистика какая-то.
— Макс, меня вот эта фраза корежит.
— Какая?
— «Это мое искупление». Перебор.
— Как раз я и старался, чтобы уйти от бытовухи и вывести на общечеловеческие ценности. Понимаешь, русское кино не может быть без духовки…
Варшавский возник возле Грязнова:
— А, здравствуйте, Денис, здравствуйте. Видите, снимаем, снова снимаем! Сценариста нашли — классного… Ну, конечно, не Кирилл, но тоже ничего, а, да?
Грязнов подошел к Успенской:
— Здравствуйте, Людмила Андреевна.
— А, явился не запылился. — Операторша задымила папироской. — Как там наш следственный эксперимент?
— Туго, пока ничего. Я вот давно хотел спросить, почему вы все время в перчатках.
— Миш, — обернулась к режиссеру Успенская, — почему посторонние на площадке?
Но Варшавский уже оттаскивал Грязнова в сторонку.
— Вы что, вы что?! Ее легче о возрасте спросить! Псориаз у нее, она жутко стесняется.
— Ясно, извините, — сказал Грязнов. — А Самулекин, это который?
— Вон тот, вон он, — показал Варшавский на толстого осветителя. — А что? Есть какие-то, как у вас говорят, подвижки, а, да?
— У нас обычно говорят: ищем.
Съемку не начинали, потому что режиссер со сценаристом спорили.
— Да вы мне подсунули туфту! Теперь попробуй из нее выкарабкаться! Тут концы с концами не сходятся. Кто у вас этот Грязнов?! — кричал сценарист.
Грязнов встрепенулся, услышав свою фамилию.
— Он опер или следователь? Или частный сыщик?
— Он милиционер, Макс! Какая разница?! Тебе надо было только дописать!..
Ксения со скучающим видом сидела в сторонке и расчесывала волосы. Она изредка смотрела на Грязнова, и тому казалось, что она чем-то встревожена.
— Да вон он, прототип, у него и спроси! — показал на Грязнова Вакасян.
Сценарист подлетел к Грязнову, бойко сунул руку для пожатия:
— Старик, тут такое дело — кинцо ваяем. А я в ментовских делах ни уха ни рыла.
— Вы что, и меня вставили?! — улыбнулся Денис.
— А как же! Ты у нас ищешь убийцу! И находишь! Только вот скажи, что лучше, если ты будешь опер или следователь?
— Я вообще-то частный детектив.
— Нет, у нас ты милиционер. Спросить не у кого, никто не знает.
— А Морозов? — обернулся Грязнов к Варшавскому. — Он же у вас консультант.
— Нет-нет, мы уже другого взяли, Сергей Петрович отказался, да…
— Ну так другого и спросите.
— Да поди его найди! Чего ему тут делать? — пожал плечами сценарист.
«Странно, — подумал Денис. — Все это очень странно».
«Ксения» снова обняла «Антона». Приникла к его груди, сказала покаянно:
— Я только сейчас поняла, как я тебя люблю. Я так по тебе тосковала, бедный мой, несчастный, что я с тобой сделала?..
— Это я во всем виноват, я был слепцом, злым и жестоким негодяем.
— Что ты говоришь? Не говори так, ты меня просто сумасшедше любишь. Любовь все прощает…
— Но я убил человека. Друга!..
— Я понимаю, понимаю, — говорил Варшавский шепотом, — вам кажется кощунством, а, да?
Грязнов пожал плечами. Снова шла съемка, Варшавский и Грязнов стояли у стеночки.
— Да после такой раскрутки и грех было бы бросить проект.
— Да уж, — сказал Грязнов зло. — Раскрутка…
— Ну не так выразился, не так. Но, Денис, жизнь продолжается, искусство вечно, а есть надо каждый день, каждый, — виновато говорил Варшавский.
— Марк Семенович, — вдруг обернулся Грязнов к Варшавскому, — здесь человека убили. Может быть, убийца вот сейчас здесь. Может быть, это даже вы, так что не надо…
— Я не убийца, вы что, вы что?! — замахал руками Варшавский.
— Стоп, снято! Марик, я тебе голову оторву! — закричал режиссер. — У нас чистовая запись, а ты тут… Пошел вон!
— Да-да, — испугался Варшавский, — пойдемте отсюда.
И он увел Грязнова в комнату рядом с павильоном.
Но едва они сели, дверь открылась и заглянула бойкая тетка:
— А где массовка собирается?
— Нина Петровна, вы же знаете, статисты собираются в зале шестого павильона, да. В зале.
