Александр Смирнов - Чернокнижник
Супруга, чтобы не мешать писателю в его нелёгком деле, неслышно оделась и вышла из квартиры.
Но куда же могла пойти молодая особа утром, если у неё нет работы, если её кошелёк давно забыл, как шелестят купьры, если ночью она не сомкнула глаз, а если и сомкнула, так только для того, чтобы её съела акула и насмерть закусали ядовитые змеи?
Менее всего её можно было увидеть в дорогом кафе, где одна чашечка кофе стоит столько же сколько домашний завтрак на целую семью из трёх человек. Но женщина тем и привлекательна, что её поступки если чему и подчиняются, то только не логике. А Вера, следует заметить, была настоящей женщиной.
Сидя в удобном кожаном кресле, она потягивала из маленькой чашечки, которая скорее походила на напёрсток, горячий шоколад, и изредка поглядывала на свою собеседницу. Та сидела напротив и откровено разглядывала Веру, слегка удыбаясь чему-то.
— Так вот вы какая? — наконец прервала она своё молчание. — Я почему-то именно такой вас и представляла.
— Мы раньше никогда не виделись.
— Да, я училась в другом институте. О вашей компании я знаю только из расказов мужа.
Вера замолчала, не зная с чего начать. Собеседница поняла это и пришла к ней на помощь.
— Ну, выкладывайте всё напрямую, без церемоний. Раз вы захотели меня увидеть, то вам это надо.
— Да. Я хотела узнать, что было на вечере встречи.
— Но я не была на вечере встречи, также, как и вы.
— Но может быть вы знаете от вашего мужа?
— Он мне рассказывал, но я думаю, что он рассказал мне не всё.
— Почему?
— Он был настолько пьян, что еле добрался до кровати.
— Мой тоже еле на ногах держался.
— Кстати, об этом, он мне рассказал.
— О чём?
— О пьяной выходке вашего супруга.
— Пьяной выходке? — удивилась Вера.
— Он так напился, что измазал селёдкой под шубой всех соседей по столу.
— Странно. Мне Коля ничего не говорил об этом.
— А что же тогда вас интересует?
— Ваш супруг предложил моему мужу работу…
Далее Вера во всех подробностях рассказала своей собеседнице об удивительном предложении Петра и о том, как она не могла уснуть до самого утра, обдумывая, как бы это предложение не украли другие. Про акул и змей Вера рассказвать не стала.
— Значит он рассказал про свою работу?
Вера кивнула головой.
— Да, он такой. Как выпьет, сразу становится добрый, старается помочь окружающим.
— Вот, вот. А если он по-пяни сделал это предложение и другим? Эти акулы их же как липку обдерут!
— Моего не обдирут.
Вера вопросительно посмотрела на свою собеседницу.
— Ваш же муж не знает на какое издательство будет работать?
Вере ответить было нечего.
— Мой это не скажет даже под пытками, а у вашего действительно есть повод для беспокойство. Конкуренция штука жестокая.
Вместо ответа Вера умоляюще посмотрела на собеседницу.
— Но что я могу сделать? Я действительно ничего не знаю.
— Как же мне узнать?
— У Петра спрашивать бесполезно. Впрочем, он мне часто повторял одну фамилию.
Собеседница задумалась и сморщила лоб.
— Что-то на Чапаева похоже. Нет. Фрунзе, Будёный, — начала гадать собеседница.
— Ворошилов! — перебила её Вера.
— Точно. Ворошилов. Вот у Ворошилова вы и узнайте.
— Как же, скажет он! Вы бы на его месте сказали?
— Я на его месте не могу быть ни при каких обстоятельствах. Я женшина, а он мужчина.
— Какая разница?
— В разнице всё и дело, — улыбнулась собеседница. — Женщина всегда может узнать у мужчины всё что угодно, а мужчина у женщины нет.
— Что вы имеете в виду? — спросила Вера, посчитав, что она ослышалась.
— Именно это я и имела в виду. Впрочем, вы вместо денег можете положить в кошелёк своё целомудрие.
Вера допила свой шоколад и отодвинула чашку. Ей что-то надо было ответить своей собеседнице, но она не только не могла говорить с ней, но и просто поднять глаза, чтобы посмотреть на человека предложившего такое.
Официант принёс бутылку вина, поставил фужеры и заполнил их на одну треть.
— Давайте выпьем за знакомство, — предложила девушка.
— Ой, а ведь я действительно даже не знаю, как вас зовут.
— Меня зовут Катя, — улыбнулась собеседница.
* * *Иногда, высказываясь о мужчинах, женщины так низко ставят их, относительно себя, что порой бывает обидно не только за своих собратьев по полу, но и за самого себя. Лично я никогда, глядя на женщин, не раздеваю их в своём воображении. Лично про меня нельзя сказать, что мне от женщин надо только одно… И мне обидно слышать, что наш сильный пол некоторые сравнивают с животными, которыми руководят только инстинкты. А ещё обиднее, если это животное — мартовский кот. Однако, если быть объективным, то некоторые представители сильного пола дают почву для таких рассуждений.
Слава Ворошилов рос интеллигентным мальчиком. Политику партии и правительства понимал правильно, этические нормы применял к месту, уважал старших и не задавался перед младшими. Благодаря своей фамилии и вышеперечисленным качествам, продвижение по жизни шло вполне успешно. Преподаватели в институте ставили ему хорошие отметки, а общественная работа, от которой Слава никогда не отлынивал, обещала ему хорошее распределение после института. Всё пошло наперекосяк после того, как Ворошилов достиг возроста соответствующего созревания. Завидив симпатичные ножки, прикрытые коротенькой юбочкой, он, как гениальный скульптор, отбрасывал в своём воображение всё лишнее и любовался изваянием до полного изнеможения. Голова переставала работать. Вернее, она работала, но только в одном направление, о котором нелестно отзываются многие женщины, и с чем я категорически не согласен. Включалась голова у Славика только после того, как он насладиться изваянием не только вертуально, но и натурально. Однако трезвое состояние головы продолжалось недолго. Появлялись новые красивые ножки, и всё повторялось сначала.
Всё бы шло хорошо, если бы его очередное извояние не забеременело. Усугубляло это обстоятельство то, что папа извояния был ни много, ни мало — проректором института и очень даже серьёзно мог повлиять на будущее Славика. Чтобы удержаться на гребне благополучия и получить жеданное распределение, Ворошилову пришлось поделиться с девушкой своей знаменитой фамилией, жениться на ней и выдавить из себя, что он любит дочку проректора больше своей жизни.
Какого же было разочарование Славика, когда он узнал, что распределения в институтах отменили. Правда тесть Ворошилова не забыл про своего зятя и устроил его в своё собственное издательство. Как говорится — живи и радуйся! Всё бы так наверное и было, если бы ни стройные ножки, которых в издатенльстве было привеликое множество. На этот раз ножки принесли нашему герою двойню, о чём сразу же стало известно всему издательству. В результате этих нехитрых обстоятельств, Славик снова поделился своей знаменитой фамилией, переехал из шикарной квартиры владельца издательства в маленькую квартирку своей мамы, где и пребывал с новой женой, двумя детьми и без работы, а стало быть и без множества новеньких стройных ножек.
Трудно сказать, что угнетало Славика больше, безработица или отсутствие новых ножек, но жизнь, понемногу стала превращаться в больто, которое засасывала в своё злавонное чрево всё сильнее и сильнее. Дети орали, как оглашеные с утра до вечера, тёща развлекалась тем, что искала повода обвинить своего зятя во всех смертных грехах, а жена, будто челнок носилась по треугольнику: к детям, к маме и мужу. Она бы с удовольствием забегала ещё и на кухню, но за неимением средств, кроме дешёвой каши, от которой уже всех тошнило, там ничего не было. К вечеру этот кошмар, который почему-то называют семейной идиллией, начинал затихать: тёща уходила в свою комнату, дети засыпали, а молодые ложились в супружеское ложе. Однако обнажённое женское тело, после того, как оно задавало вопрос: «Слава, у тебя с работой ничего сегодня не прояснилось?», если и вызывало какое-то желание, так это желание застрелиться.
Вполне естественно, что сообщение о том, что в кафе состоится вечер встречи, можно было сравнить с той спасительной соломенкой, которая была протянута утопающему в тот момент, когда болотная жижа была уже готова сомкнуться над головой нашего несчастного героя.
Слава пришёл в кафе в своём выходном костюме, который оставался ещё с лучших времён. Первое, что он увидел на вечере встрече была красная рыба, вкус который уже стал забываться. Остановившись на рыбе, взгляд почему-то никак не мог переключится на что-нибудь другое, и Слава ел до тех пор пока рыба не закончилась. Взгляд стал шарить по столу и остановился на балычке, но чья-то рука выхватила его из-под самого носа и бросила куда-то. Слава окинул взглядом всё помещение и обнаружил удивительную картину: несколько человек стояли с искажёнными от злости лицами. Их костюмы были запачканы селёдкой под шубой. Николай Семёнов с растерянной физиономией взирал с ужасом на эту немую сцену. Балычёк, пролетевший мимо Николая, будто вывел всех из оцепинения: раздался крик, все накинулись на Семёнова и Пётр Сапожников, схватив его за руку, вывел виновника скандала на улицу. Разъярённая толпа бросилась было догонять Николая, но видимо не только Ворошилов был пленён великолепными закусками. Дойдя до двери, толпа остановилась и вернулась к столу. На улицу вышли лишь те, кому надо было покурить. Славе тоже нужно было покурить, но, во- первых хороших сигарет у него не было, а курить плохие было неудобно, а во-вторых он увидел балычёк и не мог отвести от него глаз. Тарелка стояла на другом конце стола, где сидели Николай и Пётр. Дотянуться без посторонней помощи до неё было совершенно невозможно, а просить кого-то не хотелось, особенно после того, как некоторые обратили внимание на испачканные рыбьим жиром манжеты.
