Андраш Тотис - На острие меча
— Вот теперь хорошо! Повторим еще раз.
Участники «репетиции» вновь заняли свои места; стоящий в центре сделал стремительный выпад вперед и сложным, отточенным напряженной тренировкой приемом поразил нападавшего сзади ударом в живот. Борьба пошла ускоренным темпом, и молодому человеку все более становилось не по себе. Главарь обещал отработать с ним надежную систему защиты, но сейчас как-то не очень верилось… Хорошо, если удастся одолеть жертву ценой потери одного человека. Жертву… Боец, вновь занимая свое место позади, почувствовал вдруг, что это определение в такой же степени относится и к нему самому.
Господин Кадзе осторожно замедлил ход машины. Он никогда не был здесь, и вряд ли ему доведется еще раз побывать тут. Без малого двадцать лет он посещал заведение мадам Ханако и сохранил эту свою приверженность, хотя теперешний его общественный статус открывал ему доступ и в более изысканные места. Но сюда он по-прежнему мог попасть только по приглашению. Кадзе вздохнул. У него не было уверенности, что правильно поступил, приняв это приглашение.
Шеф прибыл на своей личной машине. Приобретенная в позапрошлом году «Тойота-200», с кондиционером и автоматическим переключателем скоростей, сейчас вдруг показалась ему маленькой, убогой, а главное, слитком броской. Дернула же его нелегкая выбрать автомобиль ярко-красного цвета! Конечно, в тот момент он думал, что для торжественных случаев можно будет воспользоваться подобающим его рангу служебным черным лимузином. Однако на сей раз о служебной машине и речи быть не могло. Конечно, не потому, что пожаловал он в увеселительное заведение, а по причинам иного порядка.
Кадзе припарковал машину, выключил свет и остановил «дворники». Моросил дождь — такой мелкий, что угадывался лишь по насыщенному влагой воздуху и дымке вокруг фонарей.
— Рады приветствовать вас, сэнсей. Благодарим за честь, оказанную нашему дому.
У машины стояла дама средних лет в кимоно. Молодая девушка с приятным личиком прикрывала ее от дождя широким зонтом. Прелестница выждала, пока гость выйдет из машины, чтобы своим приветствием не ставить его в неловкое положение, а затем постаралась держать зонт так, чтобы Кадзе тоже укрыть от измороси.
Интересно, как они догадались, что это я? Ну и вышколены, ничего не скажешь!… Восхищение Кадзе все возрастало. Он позволил женщинам сопроводить его к подъезду. Изящно начертанная табличка над входом была едва заметна. В рекламе здесь нет нужды, сюда допускается лишь узкий круг избранных счастливчиков. Кадзе пытался преодолеть охватившую его растерянность, совершенно не свойственную его характеру. Да и вечер обещал быть столь приятным, что жаль было его портить.
Кадзе снял ботинки и переобулся в соломенные сандалии-дзори. На площадке перед домом журчал родничок, вода, стекая по обкатанным камешкам, наполняла небольшой круглый бассейн. У гостя приняли пальто и провели внутрь, минуя миниатюрный садик, узкая бамбуковая крыша укрывала их от дождя. По дороге гостю дали возможность полюбоваться камнем, привезенным сюда основателем заведения еще в эпоху Токугава. Сопровождающей даме было лет сорок, даже в простом кимоно она выглядела изящно. Лицо, по обычаю густо раскрашенное, точно маска, оживлялось взглядом живых, умных глаз. Дама провела гостя в комнату, выходящую в сад. Здесь они снова переобулись, и Кадзе тотчас уловил приятный, ни с чем не сравнимый аромат душистого свежего татами. В дверях на противоположной стороне комнаты появилась грациозная юная девушка. Отвесив низкий поклон, она обернулась, бесшумно притворила за собою дверь, снова поклонилась, затем подняла с пола поднос и мелкими шажками засеменила навстречу гостю.
Началась церемония чаепития. Гостя потчевали свежим зеленым чаем, от которого потом всю ночь не сомкнуть глаз. Не беда, он и не намерен спать. Кадзе грыз крохотное анисовое печенье и мелкими глотками прихлебывал чай. Обмен обязательными любезностями подходил к концу.
— Когда человеку столь часто приходится сталкиваться с грустными сторонами жизни, он должен особенно ценить любовь, красоту, искусство, развлечения.
Кадзе согласно кивнул. От необходимости отвечать его избавило появление очередных девушек с очередными подносами. Маленькие чашечки подогретого сакэ и маленькие колобки из риса, чтобы спиртное легче пилось, но не ударяло в голову.
Искусно велась беседа, гость потягивал сакэ, а девушки усиленно подливали, но чуть-чуть, по глоточку, из чего Кадзе заключил, что они берегут его силы, и эта забота была ему приятна. Его стесненность постепенно прошла. Беседа с этими гейшами была подобна возвращению в юность, когда завязывается дружба и возникает любовь, когда вдруг понимаешь, что мысли твои созвучны мыслям другого, а сердце бьется в унисон другому любящему сердцу и кажется, что прекраснее этого мига не бывает на свете. Хозяйка тихим, задушевным голосом прочла стихотворение об осени и близящейся зимней поре, рефреном звучали слова о любви, глаза девушек блестели, разогретые чувством. Кадзе уже давно оставил церемонную позу и сидел, скрестив ноги; он перестал тупо следить за тем, как ему подливают сакэ, и с нежностью поглаживал бедро рядом сидящей гейши. Сам он тоже решил прочесть стихи, написанные им еще в студенческие годы; строки врезались в память и никогда не забудутся, хотя вот уже двадцать лет, как Кадзе никому не читал их вслух. Перед его мысленным взором мелькали усеянное звездами небо, кустарники в садах, стекающие с гор ручьи и девушки, любовью которых ему довелось насладиться за долгие годы жизни. Во мрак забвения отодвинулось все повседневное и суетное: убийства, покушения, харакири и банды якудза. Когда его спросили, не желает ли он пройти в купальню, Кадзе с легким сердцем согласно кивнул.
Здесь его поджидали другие девушки; те, что потчевали сакэ, остались в гостиной, однако у Кадзе не было причин жалеть об этом. Новые прелестницы также были милы: озорные, лукавые личики, а взгляд целомудренно скромен, и под тонким шелком кимоно угадываются безукоризненные формы. Гостя ловко и проворно раздели, не успел он опомниться, как уже стоял перед ними совершенно обнаженный. Словно яркие, пестрые птахи вились и порхали вокруг него, и каждая неприметно прихватывала какую-нибудь деталь гардероба. Кадзе не притрагивался, не лез к ним с ласками, предоставив событиям идти своим чередом. Пусть будет так, как задумали девушки, а он не сомневался, что и ему это доставит высшее наслаждение. Кадзе послушно направился в душевую.
Примерно в то же самое время четверка фехтовальщиков тоже встала под душ. Ни смеха, ни шутливых взаимных подталкиваний, как обычно после тренировки. Главарь задержался в тренировочном зале. Дождавшись, пока подопечные скроются за дверью душевой, он опустился на колени, затем присел на пятки и прикрыл глаза. Прежде чем медитация очистила его помыслы, он еще успел подумать, справится ли он в одиночку с человеком, которого им предстояло убить. Да, ответил он себе. Однако в глубине души понимал, что у него нет полной уверенности.
Куяма в это время сидел, обложившись своими записями, и думал о Миеко. Вчера вечером, когда он в последний раз видел ее, личико девушки было осунувшимся и бледным, она неловко держала левую руку, выставив перед собой. Готовя к перевязке, ее напичкали болеутоляющими и успокоительными средствами. Сейчас, задним числом анализируя происшедшее, Куяма счел обнадеживающим один-единственный факт: девушка не поинтересовалась судьбой Нисиямы.
А мысли Миеко вертелись вокруг Куямы. Она пыталась разобраться в своих чувствах к нему. Учащается ли сердцебиение при Мысли о нем? Хочется ли ей побыть с ним наедине, прижаться к нему, шепча милые глупости? Нет, ответила она себе, нет у нее такого желания. Куяма, в сущности, был ей безразличен. Молодой мужчина, бесспорно, хорош собой — из тех, за кем бегают женщины, кто был красив еще в подростковом возрасте и пользовался всеобщим обожанием родственников и знакомых. Миеко читала восторг и преклонение в его глазах, и это льстило ей. Но не более того. В чем же причина?
Девушка осторожно скосила глаза на Нисияму. Тот был поглощен чтением. Сидел, выпрямившись в струнку, продолговатое лицо его казалось еще более вытянутым из-за теней, залегших в складках. Вот он наклонился вперед и сделал какую-то пометку, а кладя ручку, перехватил взгляд Миеко и улыбнулся ей. Миеко, как и положено, улыбнулась в ответ. Нисияма вновь углубился в чтение, улыбка сникла, а вместе с ней словно бы исчезло с его лица и всякое человеческое выражение. Лицо сделалось похожим на острие меча. Миеко закрыла глаза. Если не Куяма помехой, то в чем же дело, думала она. Даже закрыв глаза, она видела перед собой Нисияму. С мечом в руке, а вместо глаз — холодные, темные камешки. Не хочу, чтобы он прикасался ко мне, прошептала девушка так тихо, что было слышно только ей самой. Но это была мысль, произнесенная вслух, и Миеко повторила ее еще раз, более уверенно. Удивление сменилось твердой убежденностью. Не хочу, чтобы он прикасался ко мне!
