Дик Фрэнсис - На полголовы впереди
Лошадь Даффодил Квентин — Неженку — привезли на ипподром вместе с пятью другими, принадлежащими пассажирам нашего поезда, — все они расхаживали вокруг со значками, не переставая улыбаться. Ведь это был, в конце концов, один из главных моментов всего путешествия, ради которого все и затевалось. Я слышал, что Скаковой комитет провинции Манитоба в середине дня не только устроил для них прием с шампанским и роскошный обед, но и преподнес им на память групповую фотографию всех владельцев, принимавших участие в путешествии, в красивой рамке. Я подумал, что сейчас они предвкушают, как потом будут вспоминать этот день.
Телекамеры, расставленные по всему ипподрому, запечатлевали происходящее как для вечерних новостей, так и для двухчасового гала-шоу "Поддержим Канадскую скаковую программу", которое, как оповещали развешанные повсюду плакаты, предполагалось показать по всей стране, от побережья до побережья, после того как в Ванкувере состоится третья, заключительная скачка.
Участники заезда выехали на дорожку под звуки фанфар и ободрительный рев трибун и в сопровождении пони подъехали к старту.
Лошадь, украшенная цветами Мерсера Лорримора — красным и белым, как и на значке, который он добросовестно нацепил во имя процветания канадского скакового спорта, — заняла крайний бокс с внешней стороны дорожки. Светло-голубой и темно-зеленый цвета Даффодил оказались крайними с внутренней стороны. Высокий Эвкалипт, цветами которого были оранжевый и черный, стартовал точно в центре и сразу же оказался впереди остальных десяти лошадей, на самом острие стрелы, которую они образовали на дорожке.
Я смотрел сверху, из последних рядов главной трибуны, стоя над клубом, куда владельцы вернулись шумной толпой, чтобы наблюдать за скачкой. В мой бинокль-фотоаппарат цвета внизу, на дорожке, освещенной уже не греющим солнцем, выделялись четко и ярко, и следить за ходом скачки было легко.
Стрела скоро распалась и превратилась в ломаную линию — Премьер скакал по наружной бровке, Неженка по внутренней, а Высокий Эвкалипт все еще держался немного впереди. Две лошади Янгов, разделенные жребием, все равно сошлись вместе и всю дистанцию шли бок о бок, словно двойняшки. Флокати, в розовом, прижался к барьеру, как будто без него не знал дороги, и четыре других жокея взяли его в коробочку.
Когда они в первый раз проходили перед трибуной, Высокий Эвкалипт Ануинов все еще скакал впереди, но с ним почти поравнялся Премьер; Неженка держалась внутренней бровки, жокей с трудом сдерживал ее. Стараясь изо всех сил ради славы Канады, все одиннадцать прошли поворот и понеслись по дальней прямой, держась плотно, словно спаянные друг с другом. Когда они вышли на последнюю прямую, казалось, что так, тесной кучкой, они и придут к финишу.
Но на прямой кучка распалась. Часть ее вынесло в поле, и красно-белые цвета Премьера оказались впереди. На полкорпуса за ним скакали обе лошади Янгов, и тут Высокий Эвкалипт неожиданно рванулся в открывшийся перед ним просвет и занял место у барьера далеко впереди Неженки.
Толпа на трибунах бесновалась. Все ставили на Премьера. Рев, наверное, был слышен даже в Монреале. Канадские скаковые власти снова получили то, что хотели, — блестящий драматический финиш заезда на приз Скакового поезда. А Мерсеру снова пришлось мужественно смириться со вторым местом.
Это Ануины, пребывавшие на седьмом небе от восторга, подвели Высокого Эвкалипта к трибуне для награждения. Это Ануины из Австралии обнимали и целовали всех, кто оказывался поблизости (включая лошадь). Это Ануинов фотографировали, поставив по обе стороны от тяжело дышавшего победителя, на шею которого в знак его триумфа была накинута огромная цветочная гирлянда. Это Ануины получили кубок, чек на призовую сумму и выслушали речи председателя правления ипподрома и высших чинов Жокейского клуба, и этот день запомнится им навсегда.
Радуясь их победе, я опустил бинокль, благодаря которому разглядел даже слезы на щеках миссис Ануин, и тут увидел, что прямо подо мной, перед главной трибуной, стоит человек с костлявым лицом и, задрав голову, смотрит на окна клуба.
Дрожащими руками я поспешно снова поднес к глазам бинокль, навел его, включил автоматическую фокусировку, нажал на спуск и услышал тихий щелчок затвора. Попался!
Это был мой единственный шанс. Еще не успел передвинуться кадр в аппарате, как человек с костлявым лицом отвернулся и опустил голову, так что теперь мне были видны только его лоб и седые волосы, а еще через две секунды он пошел к трибуне и исчез из моего поля зрения.
Сколько времени он там простоял, я не имел никакого представления — слишком увлекся чествованием Ануинов. Я стал как можно быстрее спускаться с трибуны, но быстро не получалось, потому что все остальные направлялись туда же.
Снова оказавшись на поле, я нигде не мог найти костлявого. Вокруг бурлила толпа, и увидеть что-нибудь за ней было невозможно. Заезд, посвященный Скаковому поезду, был кульминацией программы, и, хотя предстоял еще один, он, по-видимому, никого особенно не интересовал. Поток красно-белых значков, бейсболок, маек и воздушных шариков устремился к выходу.
Кучка людей, окружавшая Ануинов, исчезла за дверями клуба, — несомненно, их ждали там еще шампанское и репортеры. Все остальные владельцы, вероятно, тоже будут там, с ними. Если костлявый смотрел на окна клуба в надежде, что увидит Филмера — или что Филмер увидит его, — то, возможно, Филмер спустится, чтобы с ним переговорить, и я, возможно, смогу сфотографировать их вместе — в один прекрасный день такая фотография может пригодиться. Стоит просто подождать — может быть, так и случится. И я стал просто ждать.
Через некоторое время Филмер действительно спустился, но вместе с Даффодил. Костлявый к ним не подошел. Они сели в свой автомобиль с шофером и унеслись бог весть куда, а я предался печальным размышлениям о быстротечности времени — о том, как мало его осталось мне в Виннипеге. Было уже почти шесть часов, и сегодня я уже нигде не найду фотолаборатории, которая могла бы за час проявить пленку. Надо возвращаться в "Шератон", чтобы забрать свою сумку, и вернуться на поезд к семи тридцати или чуть позже.
Я зашел в мужской туалет, вынул пленку из бинокля-фотоаппарата и написал коротенькую сопроводительную записку. Потом я завернул пленку вместе с запиской в бумажное полотенце и отправился на поиски Билла Бодлера, подумав, что ничего страшного не случится, если я обменяюсь с ним парой слов у края поля, поскольку Филмер этого не увидит. Бодлер весь день время от времени попадался мне на глаза вдалеке, но теперь, когда он мне понадобился, его рыжей шевелюры нигде не было видно.
Ко мне подошли Зак с Донной и предложили подвезти в город на их автобусе, и в этот самый момент я увидел не самого Билла Бодлера, а кое-кого, кто мог сделать то, чего не мог сделать Томми, — пойти туда, где находились владельцы.
— Когда уходит автобус? — быстро спросил я Зака, готовый отойти.
— Через двадцать минут. Он у входа. На нем флаг.
— Я приду. Спасибо.
Я быстро, но не бегом преодолел расстояние, отделявшее меня от стройной темноволосой девушки в красной куртке с широким бело-золотым поясом.
— Нэнси! — окликнул я ее, почти совсем догнав. Она удивленно обернулась и вопросительно посмотрела на меня.
— Э-э… Вчера вы забрали у меня кое-какое питье для дочери Билла Бодлера, — сказал я.
— Ах, да.
Теперь она узнала меня, хотя и не сразу.
— Вы случайно не знаете, где я сейчас мог бы его найти?
— Он наверху, в клубе, выпивает с победителями.
— Вы не могли бы… передать ему кое-что еще?
Она сморщила свой веснушчатый носик.
— Я только что оттуда — вышла немного подышать воздухом. — Она вздохнула. — Ну ладно. Я думаю, он хотел бы, чтобы я это сделала, раз вы просите. По-моему, вы с ним приятели. Что ему передать на этот раз?
Я передал ей пленку, завернутую в бумажное полотенце.
— Будут какие-нибудь указания?
— Там внутри записка.
— Вы прямо какие-то рыцари плаща и кинжала.
— Спасибо вам большое, и… э-э… передайте ему это без особого шума.
— А что там? — спросила она.
— Пленка — на ней то, что было сегодня.
Она, видимо, была несколько разочарована.
— Не потеряйте, — сказал я. Это ей, кажется, понравилось больше, и она, широко улыбнувшись мне через плечо, направилась к входу в клуб. Я надеялся, что там, наверху, она не устроит из передачи никакого грандиозного шоу, но на всякий случай решил, что буду держаться там, где она не сможет меня увидеть и указать на меня кому-нибудь из владельцев. Поэтому я вышел с ипподрома через центральный выход, нашел актерский автобус по флагу с надписью: "Скаковой поезд с таинственными приключениями" — влез в него, смешавшись с собиравшейся труппой.
