Наталья Андреева - Смерть по сценарию

— В вашем кабинете сегодня нашли снотворное.

— Да, помню. Как странно, сам не знаю, что где лежит, вот и этот пузырек совсем не помню. Нашли, да?

— Вы снотворное употребляете?

— Какие-то таблетки пью. Но это, кажется, почечные. Вернее, у меня почки больные, да и сердце иногда шалит, но снотворное… я не помню, — честно сказал наконец Гончаров.

— Вы сегодня все время находились в кабинете?

— Нет, что вы. Поработать не дали, да… Я сидел со всеми за столом, они странные, да? Разве надо было все это говорить об Алле? Они и меня просили сказать, что-то налили в рюмку. Но разве надо пить? Я совсем ничего потом не помню, а Аллочка… Разве ее нет?

— Я пойду Надю позову.

Леонидов вышел из кабинета. На кухне Надежда в своем длинном траурном платье мыла грязную гору тарелок, стряхивая объедки в мусорное ведро.

— Надя, давайте хоть я помогу.

— Я привыкла, — стандартно ответила она, как отвечала на любые предложения о помощи, наверное, всю свою жизнь. — Поговорили?

— Представляю, что было с Михиным. Он психиатра не пытался вызвать?

— Нет, — улыбнулась Надя. — Если честно, дядя выпил немного за столом, уж больно настойчив был на поминках народ, вашему Михину досталось почти бездыханное тело, а после того как не был сдан зачет по Пушкину, его просто выставили из кабинета. Дядя, еще не совсем трезвый, закричал на всю квартиру: «Завтра все выучите, молодой человек, и придете пересдавать!»

Алексей едва не рассмеялся, представив себе эту сцену.

— А как с вами?

— Я сдал, и со мной поговорили. Скажите, Аркадий Михайлович всегда был такой… ну, странный, или это Алла его довела?

— Можно и так сказать. Дядя долго привыкал многое не замечать в поведении своей жены. Сначала, конечно, пытался отстаивать права, высказывал противоположное ее оценкам мнение, но они были в разных весовых категориях, Алла и дядя. Тетка родилась стервой, а дядя — интеллигентом уже далеко не в первом поколении, а мы с вами из курса истории знаем, кто в таких схватках берет верх. Хорошее воспитание хорошо, пока дело не доходит до драки, потом остается только повесить его себе на грудь, как посмертную медаль, и благородно утопиться. Со временем дядя научился просто не реагировать на Аллины грубости, делать вид, что он их не услышал, думая о своем, и в конце концов вообще переселился в свой собственный внутренний мир — ему так удобнее.

— Он и на самом деле не догадывался о связи Аллы с Клишиным?

— Не знаю. — Она пожала плечами. — И никто не знает, что там дядя себе иногда думает, но разве мог он Павла отравить?

— Ну могла быть какая-то вспышка, прозрение, импульс. Он мог найти у Аллы ампулу с ядом?

— Все, что вы говорите, — бред. Я ни одного слова не скажу против этого беспомощного человека, это жестоко.

— Ну в людях-то вы совершенно не умеете разбираться, кто беспомощный, а кто нет. Кстати, он на самом деле такой больной? Ну, почки, сердце. Выглядит неплохо, я по сочинению Клишина представлял себе этакую старую развалину.

— У дяди уже был один инфаркт. Это из того, что я знаю. Жить больше десяти лет с такой женщиной, как Алла, и остаться здоровым — такого просто не могло быть.

— Ладно, я поеду, пожалуй, раз от помощи моей отказываетесь. Возьмите мою визитку, вдруг захочется позвонить, разумный совет вашей семье не помешает. — Он протянул визитку из тех, которые были отпечатаны всего месяц назад, и то по настоянию и заказу Серебряковой. Алексей отказывался, но когда сунул в портмоне пачку глянцевых бело-зеленых прямоугольничков со своим титулом и телефонами, испытал сладкий приступ тщеславия и желания раздавать их всем, кому нужно и кому не нужно. Надя визитку взяла, внимательно прочитала ее.

— Леонидов Алексей Алексеевич — фирма «Алек- сер», коммерческий директор, телефоны домашний и рабочий. Да, а я действительно не умею разбираться в людях, думала, что вы такой же простой, как и мы с дядей, гражданин, пытающийся ползком пересечь злосчастную черту бедности, а вы, похоже, чуть ли не новый русский? — После этого она снова зажалась, повернулась к Алексею спиной, и он увидел только светлые пушистые волосы в плотном валике на; затылке да тонкую спину в черном.

— Ох как достает меня последнее время эта моя должность, честное слово! Ну нет у меня пока за душой ничего: после первой зарплаты купил машину, залез в долги, теперь почти отдал, покупаю все необходимое для ребенка, который скоро родится, другой ребенок учится в школе, жена учительница, у хозяйки деньги не ворую. Убедил?

— Нет. Какая у вас зарплата?

— А какая у меня жизнь?

Надя вдруг развернулась, и Алексей увидел, что глаза у нее не однородные, все в каких-то крапинках и точках, сейчас эти точки были похожи на кристаллики инея, что ледяным морозным утром проступают на серых ветвях.

— Мой основной принцип — не иметь в друзьях богатых людей. Я ничего им дать не могу, подарки мои на их всякие именины не потянут против тех, что принесут хозяевам такие же обеспеченные друзья, а общение — удовольствие сомнительное.

— Ладно, тогда обратитесь ко мне как к бывшему менту, если что. Не к Михину же идти после того, как с ним тут обошлись сегодня? Не проводите меня?

— Дел много. — Надя кивнула на гору грязной посуды. — Вы просто захлопните дверь, там замок не обязательно изнутри запирать.

— До свидания, Надя.

— Всего хорошего.

Леонидов спустился вниз, немного злой и уставший. Игра в частного сыщика начинала надоедать, скука прошла, осталась только изматывающая усталость. Пока тащился на своих «Жигулях» к дому через всю Москву, решил плюнуть на все и заняться укреплением семейных отношений, которые треснули, как размытый водой фундамент, и начали оседать в глубокую яму, заваливая новенький, еще не окрепший дом.

У своего подъезда Алексей обнаружил Соню, она сидела на лавочке и грызла жареный фундук из маленького бумажного пакетика. Соня встала, смяла в шершавый серый ком кулек и решительно метнула его в стоявшую у дверей подъезда урну:

— А врешь, что верный муж. И вид странный, у женщины, что ли, был? С работы уехал еще три часа назад, я звонила.

— Разве там трубку взяли?

— Представь себе, да. Чего у вас там люди до ночи делают?

«Сегодня же чей-то день рождения отмечают, тупица, — вспомнил Алексей, — а я не остался. Завтра поздравлю».

— Соня, а я тебя к себе в гости не приглашал.

— Ну, чашку кофе налей, потом домой отвезешь. Я еще час назад тут была, потом погуляла немного по окрестностям, вернулась, а тебя опять нет. Между прочим, ко мне мужчины приставали. — Она одернула кофточку и пальцем подкрутила пушистую светлую прядь у виска. Вообще, как вдруг заметил Леонидов, они с Надей были внешне очень похожи: обе светловолосые, молоденькие, сероглазые, только разного стиля, потому что Надя не любила привлекать внимания, а Соня только его и искала в глазах окружающих людей.

Леонидов оглядел ее штаны в обтяжку, полупрозрачную трикотажную кофту, модные, похожие сбоку на шпильку и широкие сзади каблуки туфель без задников:

— Хорошо, кофе налью.

— Ну вот, на одно уже уговорила, — засмеялась Соня и пошла в подъезд.

Квартира Леонидова ее явно разочаровала:

— Знаешь, если бы не секретарша, которая отвечает мне по телефону, я бы не поверила, что ты коммерческий директор.

— Сегодня мне уже надоело объясняться по этому поводу. Ну живу и живу, что еще? Отгрохать евроремонт и накупить в собственном магазине со скидкой шедевров бытовой техники? А если мое любимое занятие в свободное время крутить ручку старинной мясорубки? Или ковры выбивать на балконе молотком?

— Ты чего такой злой?

— Устал. Ты неудачное время для визита выбрала.

— Да? Давай я тебе массаж сделаю. — Соня зашла со спины и ловко вцепилась ему в шею, разминая ее и постепенно перебираясь к плечам. — Лучше?

— Лучше будет, если ты отойдешь. — Он стряхнул Сонины руки и пошел на кухню ставить чайник.

Это все происходило уже не с ним: посторонняя двадцатилетняя девушка в их с Сашей квартире, ее руки, массаж, явные намеки на то, что она собирается остаться здесь ночевать. Это было странное ощущение, но Леонидов уже начинал раскручиваться, чувствуя, что его понесло по течению и будет так, как нормально и должно быть в такой ситуации. Это только в плохих фильмах верные мужья выставляют за дверь юных красавиц, вспоминая прелести супружеского счастья, а жизнь гораздо конкретнее и проще, потому что потом всегда можно покаяться, можно и просто скрыть, и это лучше, чем жалеть всю жизнь об утраченной возможности.

Человек слишком быстро привыкает к новым обстоятельствам своей жизни, любят только тела, находящиеся на той же орбите, разлука убивает основу брака — привычку. Кофе кончился быстро, аргументы «против» тоже, и Алексей сам не заметил, как, будучи абсолютно трезвым, оказался с Соней на собственном диване, отвечая на поцелуи и чувствуя, что устал гораздо меньше, чем казалось в машине.