Филлис Джеймс - Женщина со шрамом

Рассказ мистера Чандлера-Пауэлла согласовывался с ее показаниями. Он подчеркнул, что пациентка никогда не выказывала страха — ни по поводу операции, ни по какой иной причине. Она специально просила, чтобы к ней не допускали посетителей в течение всего недельного периода выздоровления, именно поэтому Робину Бойтону не дали разрешения на вход в Манор. Операция прошла хорошо, хотя потребовала больше времени и оказалась более сложной, чем он рассчитывал. Тем не менее он чувствовал уверенность в том, что результат получится отличный. Мисс Грэдвин была здоровой женщиной, она прекрасно перенесла анестезию и операцию, и он не испытывал беспокойства о том, как пойдет выздоровление. Он навестил мисс Грэдвин вечером, перед тем как ее убили, примерно в десять часов, и возвращался из ее номера, когда встретил на лестнице уходившую из Манора мисс Уэстхолл.

Шарон в течение всего опроса сидела тихо и неподвижно, вид у нее был такой, что Кейт подумала: иначе, как надутым, его и не назовешь. Однако, когда ее спросили, где она была и что делала накануне днем, она поначалу принялась сердитым тоном и с утомительными подробностями описывать свое утро и день. Когда ее попросили ограничиться временем от четырех тридцати и далее, она рассказала, что была занята на кухне и в столовой — помогала Дину и Кимберли Босток, в восемь сорок пообедала вместе с ними, а потом ушла к себе в комнату — смотреть телевизор. Она не помнила, когда легла спать, не могла вспомнить и то, что смотрела по телевизору. Она очень устала и крепко спала всю ночь. Она ничего не знала про то, что мисс Грэдвин умерла, до тех пор, пока сестра Холланд не пришла ее будить. Сестра сказала, что пора выходить на дежурство и помочь на кухне. Кажется, это было примерно в девять часов. Ей нравилась мисс Грэдвин, которая в свой прошлый приезд попросила Шарон показать ей сад. Когда Кейт спросила ее, о чем они разговаривали, она ответила: про ее — Шарон — детство, про то, где она пошла в школу, и про ее работу в доме для престарелых.

Никаких неожиданностей не было, пока показания не стали давать Дин и Кимберли Босток. Кимберли рассказала, что сестра Холланд иногда просила ее приносить еду пациентам, но она не обслуживала мисс Грэдвин, потому что той нельзя было есть перед операцией. Ни она сама, ни ее муж не видели, как приехала пациентка, так как в то время они были особенно заняты на кухне, готовя еду для дополнительной группы операционного персонала, которая должна была приехать на следующий день, а им всегда подавали ленч перед отъездом из Манора. Вечером в пятницу, незадолго до полуночи, ее разбудил телефонный звонок: звонила миссис Скеффингтон, которая попросила чаю. Муж помог Кимберли отнести поднос наверх. Он никогда не заходил в палаты пациентов, он ждал в коридоре, пока она не выйдет. Миссис Скеффингтон казалась испуганной и говорила про то, что видела свет, мерцавший среди камней, но Кимберли подумала, что это ей просто померещилось. Она спросила миссис Скеффингтон, не нужно ли позвать сестру Холланд, но та сказала — нет, потому что сестра Холланд только рассердится на нее за то, что ее без нужды разбудили.

Тут, не выдержав, вмешалась сестра Холланд:

— Вы же знаете инструкцию, Кимберли: вам следует звать меня, когда пациенты ночью о чем-либо просят. Почему вы этого не сделали? Миссис Скеффингтон утром предстояла операция.

В этот момент Бентон поднял голову от записей и насторожился. Он заметил, что вопрос сестры Холланд оказался глубоко неприятен Кимберли. Молодая женщина покраснела. Она взглянула на мужа, и их руки сплелись теснее.

— Простите, сестра, я подумала, она ведь на самом деле станет пациенткой только завтра, так что я не стала вас будить. Но я же ее спросила, может, ей надо повидать вас или мистера Чандлера-Пауэлла.

— Миссис Скеффингтон стала пациенткой с момента ее приезда в Манор, Кимберли. Вы знали, как со мной связаться. И должны были это сделать.

— А миссис Скеффингтон говорила что-нибудь о том, что слышала ночью лифт? — спросил Дэлглиш.

— Нет. Она говорила только про свет.

— А кто-нибудь из вас слышал или видел что-то необычное, пока вы находились на этом этаже?

Они взглянули друг на друга и отрицательно затрясли головами. Дин сказал:

— Мы там были всего несколько минут. Все было спокойно. В коридоре горел приглушенный свет, какой всегда горит.

— А лифт? Вы обратили внимание на лифт?

— Да, сэр. Лифт находился на первом этаже. Мы им воспользовались, чтобы поднос с чаем наверх отнести. Можно было бы по лестнице подняться. Только ведь на лифте быстрей.

— Может быть, есть еще что-нибудь, что вам необходимо сказать мне про ту ночь?

Воцарилось молчание. И снова эти двое посмотрели друг на друга. Казалось, Дин набирается решимости. Наконец он сказал:

— Сэр, когда мы спустились обратно на первый этаж, я заметил, что дверь в сад не заперта на засов. Нам надо мимо этой двери пройти, чтобы к себе в квартиру вернуться. Это тяжелая дубовая дверь с правой стороны, сэр, она ведет в липовую аллею и к Камням Шеверелла.

— Вы уверены в том, что она не была заперта на засов? — спросил Дэлглиш.

— Да, сэр. Вполне уверен.

— А вы привлекли внимание вашей жены к тому, что дверь не заперта на засов?

— Нет, сэр. Только когда мы с ней вместе, уже утром, пришли на кухню, вот тогда я про это упомянул.

— Кто-нибудь из вас или вы вместе не пошли к двери — проверить?

— Нет, сэр.

— И вы заметили это, когда возвращались, а не тогда, когда помогали жене отнести чай наверх?

— Только когда возвращались, сэр.

Тут снова вмешалась сестра Холланд:

— Не знаю, зачем вам было помогать Кимберли нести наверх чай, Дин. Вряд ли поднос был таким уж тяжелым. Разве Кимберли не могла сама с этим справиться? Обычно она прекрасно справляется сама. Если бы не было лифта, но лифт есть. И в западном крыле всегда горит свет, хоть и приглушенный.

— Да, конечно, могла, — решительно ответил Дин. — Но я не хочу, чтобы она одна ходила по дому поздно ночью.

— Чего же вы боитесь?

— Не в том дело, — смутившись, произнес Дин. — Просто мне это не по душе.

— А вы знали, что мистер Чандлер-Пауэлл обычно запирает дверь на засов в одиннадцать часов? — спокойно спросил Дэлглиш.

— Да, сэр, я знал про это. Все здесь про это знают. Но иногда — немного позже, если он выходит на прогулку в сад. Я подумал, если я засов задвину, а он вдруг там, в саду, он в дом попасть не сможет.

— Гуляет в саду после полуночи? В декабре? — вмешалась сестра Холланд. — Разве такое возможно, Дин?

Дин посмотрел не на нее, а на Дэлглиша и ответил, пытаясь оправдаться:

— Это же не входит в мои обязанности, сэр, засов задвигать. Тем более дверь была заперта. Никто не смог бы войти в дом без ключа.

Дэлглиш обратился к Чандлеру-Пауэллу:

— Вы уверены, что задвинули засов в одиннадцать?

— Я запер дверь на засов в одиннадцать, как обычно, и нашел ее запертой на засов сегодня утром, в шесть тридцать.

— Может быть, кто-нибудь из присутствующих здесь отодвигал засов по какой-то надобности? Все вы, несомненно, понимаете, как это важно. Нам необходимо выяснить это сейчас.

Никто не сказал ни слова. Молчание длилось и длилось. Дэлглиш спросил:

— Кто-нибудь еще заметил, что после одиннадцати дверь не была заперта на засов?

И снова — молчание, на этот раз все же нарушенное глухим ропотом отрицаний. Бентон увидел, что они избегают встречаться друг с другом глазами.

— Ну что ж, — сказал Дэлглиш. — Тогда на данный момент достаточно. Благодарю всех за сотрудничество. Я хотел бы поговорить с каждым из вас отдельно — либо здесь же, либо в Старом полицейском коттедже.

Дэлглиш поднялся с места, и все остальные в этой комнате стали молча вставать со своих мест один за другим. Никто так и не заговорил. Они шли через холл, когда с ними поравнялся Чандлер-Пауэлл. Обратившись к Дэлглишу, он произнес:

— Я хотел бы коротенько поговорить с вами, если у вас найдется время.

Дэлглиш и Кейт прошли следом за ним в офис, и дверь за ними закрылась. Бентон не почувствовал ни малейшей обиды из-за того, что его деликатно, дав это понять без единого слова, отстранили от участия в разговоре. Он знал, что бывают моменты, когда двое полицейских способны получить от человека информацию, а трое могут помешать ему ее дать.

Чандлер-Пауэлл не стал терять времени. Они втроем даже сесть не успели, как он сказал:

— Есть кое-что, о чем я должен вам сообщить. Вы, несомненно, заметили неловкость Кимберли, когда ей задали вопрос, почему она не разбудила Флавию Холланд. Я думаю, что, вполне возможно, она пыталась это сделать. Дверь в номер сестры не была заперта, и если Кимберли или Дин ее приоткрыли, они могли слышать голоса — мой и Флавии. В полночь я был у нее. Думаю, у Бостоков не хватило решимости сказать об этом, особенно в присутствии остальных.