Татьяна Луганцева - Маньяк и русалка – не пара
– Да какая разница! В окно посмотришь – тоска зеленая! Не захочешь выздоравливать! Да я не думаю, что внутри корпусов лучше, – ответила Диана, которая не успела переодеться, так как не заезжала домой, поэтому оставалась в не совсем чистой одежде, в которой ее схватила коварная Алина Алексеевна. Гера, правда, как мог, оттер ее щеткой для одежды. Сам он, как всегда, выглядел безупречно.
Навстречу им шла пожилая и очень полная женщина с уставшим лицом, которая еле передвигала ноги. Она сама обратилась к ним:
– Ой, такая пара красивая… Чего вас занесло сюда-то? Неужели ребеночек заболел? Я здесь санитаркой работаю, с дежурства иду! Не советую вам сюда ребеночка класть, плохая больница! Худшая в нашем округе… Я по вам вижу, что деньги-то есть, – скользнула она взглядом по Герасиму. – Вы лучше в двадцать пятую поезжайте. А здесь! – сокрушенно махнула она рукой, – коллектив развалился, хорошие врачи ушли… сестер не хватает, все злые, как собаки. Детишки обделаются, так и лежат, бедные, никто не уберет… Если только мама или бабушка придут… А ребеночек из неблагополучной семьи так и будет лежать неухоженный. Лекарств нет, в палатах холодно…
– Почему же у вас так? – невольно поинтересовалась Диана.
– Так рыба гниет с головы, – подняла палец кверху женщина. – Раньше главным врачом был прекраснейший человек. Душой болел за свое дело! А специалист какой был?! От Бога! И про врачей думал, как бы им заработать, и про пациентов, чтобы у них условия были человеческие. Кое-какие деньги и на ремонт давались… Сильно не процветали, конечно, но… А как его на пенсию отправили, пришел тут молодой один – сынок кого-то из министерства, так он совсем ничем и не занимается. Зарплату урезал, больше, чем на полторы ставки, работать не дает, мол, не положено. Все по бумажкам правильно, а по жизни? Врачи на двух ставках работали, да еще дежурства ночные брали. Только так можно было хоть что-то заработать… Вот хорошие врачи и разбежались по другим больницам да платным центрам, семьи-то им тоже кормить надо. Комиссия какая-то здесь была из министерства. Мол, больница в аварийном состоянии, требуется капитальный ремонт. Вроде даже деньги выделили. Побелили самой дешевой побелкой потолок и кое-где положили самый дешевый линолеум, который уже протерся. И все! И это – капитальный ремонт? Люди денег так и не увидели… Зато главный врач коттедж строит. А жена его здесь же бухгалтером работает. Это на какие такие шиши? – прищурила глаза женщина. – Вот я и говорю: безобразие! Ему ничего не надо… Он потом свой частный центр медицинский откроет. Главное, отметка будет в трудовой книжке, что занимал должность главного врача, руководить большим коллективом умеет. Солидно! – покачала головой санитарка.
– Главное, ему вовремя уволиться самому, пока не пришли с проверкой и растраты ненужные не обнаружили. Потому что даже родственники в министерстве не вечные, – заметил Герасим. – Но мы не в больницу, нам нужен фонд «Берегиня».
– А… эти… наркоманы, что ли? – с большим подозрением посмотрела на них женщина.
– Лично мы – нет, – честно ответил Герасим. – Проблемы с родственником.
– Это вам до конца… Последний корпус, увидите, он самый приличный. Там хоть ремонт сделан, – махнула женщина рукой в нужном направлении.
– А про них что знаете? Посоветуете нам туда обращаться? – спросила Диана, эта женщина явно являлась прекрасным источником информации.
– «Берегиня»? – задумалась она. – Да вот как раз ничем не помогу… Мало что про них знаю… Они хоть и располагаются на территории больницы, но очень обособленно себя ведут. Вроде как не шарлатаны, давно работают… Директор у них – приятная женщина Антонина Ивановна. Мы сначала испугались такому соседству: наркоманы – и на территории детской больницы. Но потом – ничего, привыкли. Да и не было от них никаких неприятностей. А на Новый год и День медика они даже дарят всем нашим сотрудникам по коробке конфет. Люди туда солидные приезжают, иногда – известные лица, но все – инкогнито. Оно и понятно, кому захочется афишировать свою проблему – наркотики… Или то, что родственник – наркоман… А по мне – болезнь и есть болезнь, страшная… Так что если у вас есть деньги, можете попробовать, почему нет? Ой, заболталась я с вами, на автобус опоздаю. – Словоохотливая санитарка пожелала им счастливого пути и, как могла при ее комплекции, поспешила на выход.
– Значит, нам нужна Антонина Ивановна, – произнес Герасим, и они направились к единственному прилично выглядевшему корпусу на всей территории больницы. Они надеялись, что здесь смогут отыскать что-то из жизни Марии, что и привело ее к такому трагическому концу.
Антонина Ивановна на самом деле производила весьма приятное впечатление. У нее было доброе, но слегка уставшее лицо и внимательный, располагающий взгляд. Движения у нее были не суетливые, а голос мягкий. Такой женщине сразу же хотелось доверить все свои тайны, включая самые неприглядные.
Герасим не стал ходить вокруг да около и сразу же сказал, что они пришли не с проверкой и не с тем, чтобы устроить кого-то на лечение. Они пришли, чтобы узнать что-либо о Марии Белоярцевой. Диана хотела добавить, что она из цирка и вроде всегда вносила пожертвования в их фонд, но ей этого делать не пришлось.
– Машечку?! Господи, да кто же ее не знает! Она – наш ангел-хранитель и была, и есть! Это же она внесла первоначальный взнос, чтобы я смогла открыться и фонд заработал! Все, что она заработала таким нелегким путем, все, что скопила, и потом все время нам помогала! – голос Антонины Ивановны даже потерял размеренность и спокойствие. Она явно заволновалась.
– А чем конкретно вы занимаетесь? – спросил Герасим.
– А вы друзья Маши? Молодые, красивые… – спросила директор благотворительного фонда.
– Можно и так сказать, – ответил Гера. – Мы – не смирившиеся с ее гибелью.
– Да разве можно с таким смириться?! Красавица, такая молодая и светлая девочка – и на тебе! Я понимаю вас! Сразу хочу сказать, что я ничего не знаю про ее смерть. То есть я знаю, конечно, но до сих пор не уверена, что это было убийство… Это словно несчастный случай! Злой рок!
– Вот мы бы и хотели найти того, чьими руками злой рок заменил пластины у них в фокусе, – согласился Герасим, заметил на столе у Антонины Ивановны пепельницу и, не спрашивая разрешения, закурил.
– Я понимаю вас, говорили, что убийство! Я просто понять не могу, кто бы это мог сделать! Если вы ее действительно знали, должны понимать, что она никому за всю жизнь зла не причинила, от нее свет шел неземной любви и доброты. Я всегда боялась, что этот свет притянет какого-нибудь подонка, который испортит девочке жизнь. Когда Маша вышла замуж за Артура и познакомила нас, я вздохнула с облегчением и была очень рада за нее, счастлива за них обоих. Ей попался достойный молодой мужчина, умный и талантливый, и он очень любил Машу, это было видно. Поэтому, когда подозрения пали на Артура, я первая была, кто выступил в его защиту. И до сих пор уверена, что он ее не убивал. Он очень трепетно к ней относился, – перевела она дух и, словно вспомнив что-то, продолжила: – А чем мы занимаемся? Так это любая помощь наркозависимым людям, людям, ушедшим от нас в другую реальность. У нас здесь два отделения – взрослое и детское. Начиналось все с детского… Потому что сердце останавливалось при виде деток, рожденных наркоманами, находящихся в детской колыбельке уже в ломке. Это было мое основное направление, потому что таким детям мало кто помогает, в основном занимаются платежеспособными взрослыми. Эта ниша была пуста. Иногда и в богатой семье случается горе – сын или дочь начинают принимать наркотики, сожительствуют с такими же, как сами, и рождают ребенка-наркомана. Иногда родители даже не подозревают, что их дочь – наркоманка, это выясняется, когда она рожает, а у новорожденного внука – ломка. Вот тогда-то горе становится безмерным. Ребенка такого дома оставлять нельзя, он нуждается в медицинской помощи, вот они и ищут хорошее место, чтобы спасти внука и вывести из такого состояния. Таких маленьких детей только я и беру… Ответственность жуткая, но и желание подарить жизнь, избавить от этих мучений маленькое тельце огромное. У меня абы кто не работает. Врачи-неонатологи высшего уровня, вкладывающие частичку своей души в каждого такого ребенка. А люди, для которых мы вытягиваем детей, на всю жизнь часто остаются нашими спонсорами, словно замаливая свой грех, что недосмотрели за своим ребенком. Или спасают своего ребенка и – во имя спасения души – еще пару детей из неимущих. Вот я и позволяю себе лечить не только богатых, но, на их деньги, и бедных детей. А потом стали приводить и подростков, и взрослые люди стали обращаться за помощью, узнав, что у нас хорошие результаты. Так тяжело было отказывать… Но когда позволили финансы, я с удовольствием открыла и взрослое отделение. Оно сейчас полностью забито. Думаю о филиале и назову его в честь Марии. Она первая поверила в меня и отдала все средства и всю свою душу на начальном этапе. Ну, как можно отказать восемнадцатилетним влюбленным друг в друга парню и девушке, наркоманам со стажем, которые страстно хотят вылечиться, чтобы родить здорового ребенка? А оба бедные, она – из семьи алкоголиков, он – из детского дома. Но сердце-то у нас есть… Или когда приходят два пенсионера, убитые горем. Они только что при родах потеряли дочь-наркоманку, и единственное, что у них осталось, – это внучка двух недель от роду, тоже страдающая наркотической зависимостью, потому что ее мать всю беременность употребляла. И они на коленях просят спасти внучку. Как отказать? Правильно, никак! Поэтому я научилась доставать деньги. А Маша отдавала сюда все…
