Елена Михалкова - Восемь бусин на тонкой ниточке
Нельзя сказать, что Котова была хороша собой: оплывшая, с глазами навыкате и вечно брюзгливым выражением лица. Но в приданое ей полагались квартира, машина и дача, да и папу-ректора нельзя было списывать со счетов.
Приняв решение, Иннокентий ринулся в бой за руку и сердце избранницы со всем пылом человека, которому опротивела гречка и страстно хочется мяса. Он занял денег по знакомым, забросал Веру Львовну скромными букетиками, ходил под ее окнами, обмотав шею длинным шарфом, и встречал ее с работы. Имущественному положению Веры Иннокентий противопоставил богатства духа и водил ее по выставкам, театрам и творческим встречам, где не нужно было платить за входной билет. Анциферов даже разорился на коробочку пудры и перед встречей аккуратно припудривал лицо, чтобы романтическая бледность покрывала его чело и все, что ниже.
Через три месяца он старомодно попросил у Льва Сергеевича руки его дочери.
Лев Сергеевич приятно улыбнулся. Так мог бы улыбнуться паук, расставивший сети в том месте, где мух отродясь не водилось, и вдруг обнаруживший запутавшуюся в них добычу. Ректор нежно взял бледного тонкого Иннокентия под локоток и увлек в свой кабинет, незаметно потирая лапки.
Анциферов с порога забормотал про единение душ, про любовь и смысл жизни, но Лев Сергеевич, как человек дела, оборвал это бормотание. И огласил условия сделки.
Иннокентий принимался в их семью, приобретал право проживания в квартире Веры Львовны и пользования ее дачей. Кроме того, Лев Сергеевич пообещал пристроить Анциферова в свой институт.
Взамен от Иннокентия требовалось любить и уважать супругу, не приносить ей ни горестей, ни бед и хранить верность до конца их дней.
Услышав про верность, Анциферов ухмыльнулся про себя и решил, что дело в шляпе. Но тут будущий тесть вышел из-за стола и подошел вплотную к Иннокентию. Лев Сергеевич был крупным человеком с таким же брюзгливым выражением лица, как у дочери. Он взял жениха за воротник рубашки и притянул к себе.
– И вот что я тебе еще скажу, юноша, – выдохнул Котов в лицо Анциферову. – Если ты хоть чем-то обидишь Верочку, считай, что все наши договоренности отменяются. Вылетишь из моего дома, как пробка. Я тебя, поганца, готов и приласкать, и обогреть, но только в том случае, если Верочке твое присутствие будет в радость.
И тут Анциферову открылась страшная истина: Лев Сергеевич очень любил свою некрасивую и неудачливую дочь. Так любил, что готов был купить для нее выбранного жениха. И обижать Веру ему не позволит.
Пудра осыпалась с Иннокентия, как пыльца с крыльев мотылька, и лицо его покрылось вполне натуральной бледностью.
– Н-ну что вы, Лев Сергеевич! – пробормотал он, дергая шейкой в тщетных попытках вырваться из тисков. – К-к-как я могу! Обидеть – да никогда! Клянусь! Был бы счастлив… если бы вы… и Вера Львовна… сочли меня достойным высокой чести…
Ректор выпустил рубашку Анциферова.
– Высокой чести? – усмехнулся он. – Вот именно – высокой! Хорошо, что ты это понимаешь.
Свадьбу сыграли небольшую, но торжественную. Иннокентий успел поближе узнать характер невесты и в загсе чувствовал себя как Красная Шапочка, обреченно глядящая на поросшую серой шерстью бабушку и понимающая, что уже не до пирожков – уйти бы живой. Перспективы маячили самые безрадостные, а на помощь дровосеков рассчитывать не приходилось. У него даже мелькнула мысль удрать, но призрак гречневой диеты заставил отказаться от этой идеи.
«Ничего, – утешал себя Иннокентий, – зато своя квартирка, и машину тесть подарит».
Лев Сергеевич приблизился к жениху с любезной улыбкой, поправил ему галстук, наклонился и шепнул на ухо:
– Нажрешься в ресторане – убью.
Анциферов сглотнул. У него действительно была мысль напиться после регистрации. «Зверь вы, Лев Сергеевич! – звонко выкрикнул он в широкую спину Котова. – Как вы смеете ограничивать мою свободу?!»
Но выкрикнул, конечно, лишь мысленно.
Котов не обманул: он действительно устроил Иннокентия работать в своем институте. Анциферов стал преподавать историю философии. Преподаватель из него вышел неплохой, и самому Иннокентию его работа нравилась. Он считал, что все-таки вытащил счастливый билет, в отличие от менеджеров по продаже бытовой техники.
Первые два года семейной жизни Анциферов свято следовал клятве, данной Льву Сергеевичу: был верен жене и не обижал ее. Первое давалось ему с большим трудом, зато второе – легко. Хотел бы Иннокентий увидеть человека, способного обидеть Веру Львовну!
Супруга была вспыльчива, криклива и выходила из себя по любому поводу. С детства она страдала астмой, и при первой же попытке ей возразить начинала задыхаться и хваталась за баллончик. Приступы у Веры Львовны были не выдуманные, а самые натуральные.
Именно ее болезнь заставила Анциферова на третий год брака нарушить обещание. Вера Львовна несколько раз в году уезжала в санаторий, и он оставался один. О, эти три недели полной свободы! И сколько искушений вокруг в лице молодых женщин с кроткими глазами…
В конце концов, одному из таких искушений Иннокентий и поддался.
Следы измены он замел с такой тщательностью, что Штирлиц почувствовал бы свою несостоятельность и ушел из разведчиков в штукатуры, если бы ему стала известна история Анциферова.
Вера Львовна, вернувшись из санатория, ничего не заподозрила.
Иннокентий осторожно повторил свой сладостный и рискованный опыт.
И снова все прошло успешно.
Анциферов возликовал. На следующий раз он осмелел и провел «сеанс совращения», не дожидаясь отъезда супруги. И снова у Веры Львовны не возникло сомнений в верности мужа.
Иннокентий почувствовал себя оголодавшим лисом, которого пустили в подпол с мышами. Он мог охотиться на любую из них и уволочь теплую, еще бьющуюся добычу в свою нору, а там наиграться с ней всласть.
Роль норы играла маленькая квартирка, которую он снял тайком от жены.
Особенно любил Анциферов девушек, которых называл «девочки-реснички» – юных студенточек с вечно распахнутыми глазами. Чтобы ножка маленькая, губки пухлые, а плечико белое и непременно округлое. О, эта прельстительная неопытность, робость, неуклюжая пылкость! Разве мог Анциферов получить все это от своей Веры Львовны, в которой ни робости, ни пылкости – одна только неуклюжесть… К тому же супруга была не слишком темпераментна и притязаниям любвеобильного Иннокентия уступала с неохотой.
Иннокентий Петрович действовал всегда по одной и той же схеме. Выбирал красавицу наивного и романтического облика, улучал момент – и проникновенно смотрел. Если девица смущалась и краснела, то можно было переходить к следующему этапу: маленькому комплименту. Те, кого Анциферов намечал в возлюбленные, редко слышали комплименты, и от слов Иннокентия расцветали на глазах.
Следующим элементом программы шли стихи. Анциферов прекрасно декламировал, с выражением, со страстью в голосе. Правда, супруга Вера Львовна, когда Иннокентий по молодости лет пытался читать ей любимого Верлена, заявила, что он похож на блеющего козла. Анциферов оскорбился, но утешил себя тем, что в Вере Львовне плохо развито поэтическое чувство. И возвышенные движения души ей чужды. «Бисер перед свиньями!» – горько вздыхал Иннокентий. Но больше приучать жену к поэзии не пытался.
Стихами он сражал девушек наповал. Анциферов тщательно следил за тем, чтобы охмуряемая, не дай бог, не оказалась образованнее его самого. Однажды ему попалась красавица, которая в ответ на Верлена дала по Иннокентию залп Бодлером, добавила картечи Гийомом Аполлинером, а добила мелкой шрапнелью Жерара де Нерваля. Иннокентий еле спасся от нее бегством.
Но если жертва была выбрана правильно и проглатывала стихи с восторгом и благоговением, то Анциферов переходил прямиком к следующему этапу: к свиданию. Встречи он всегда назначал одинаково: писал на бумажке время и адрес и незаметно вручал пригласительный билет счастливице. Обычно пугливое любопытство побеждало осторожность, и девушка являлась по указанному адресу. А там ее уже ждал во всеоружии дон Жуан, то есть Иннокентий Анциферов. Свечи, фрукты, полумрак – весь немудреный набор обольщения, скрывавший запустение и убожество съемной квартирки. Но и этого хватало для неопытных девушек, перед которыми Иннокентий блистательно исполнял свою роль.
Выступив, он быстро сворачивал отношения. Длительных связей Анциферов опасался, к тому же он любил разнообразие. Девушек так много, а жизнь так быстротечна! К тому же что может быть упоительнее, чем закрутить интрижку под носом у сурового цербера Веры Львовны? Каждый свой роман Иннокентий расценивал как маленькую месть диктатору.
Но очередная такая месть завела его дальше, чем он предполагал.
Все началось, когда Анциферов встретил молоденькую медсестру, приходившую к его жене. (Вера Львовна ни за что не хотела лечиться в больнице, как ни старался Иннокентий сплавить ее из дома). Медсестра была чудо как хороша: юная, с круглым белым личиком, с которого невинно смотрели на мир голубые глаза. И плечики у нее были округлые, и ножка крохотная, как у китаянки. Он специально рассмотрел ее туфельку, пока девушка занималась Верой Львовной. Тридцать пятый размер.
