Полина Дашкова - Питомник
У Раисы по спине побежали мурашки, когда она взглянула в ее сухие горящие глаза. Впервые она решилась позвонить на работу Василию Ильичу. Он выслушал, долго молчал и тяжело дышал в трубку, наконец сказал:
– Тебе, Раисочка, пора отдохнуть. Очень много работаешь. Я прямо сегодня возьму тебе путевку в наш министерский дом отдыха. Оля просто шторы поправляла, там несколько петелек сорвалось.
– Нет, нет! Беременная, на восьмом месяце, на подоконнике, окно настежь, – быстро бормотала Раиса в трубку и тут же вспомнила, что действительно сорвалось несколько петель, и она все хотела поправить, нацепить на крючки, но Оля говорила: «Не надо, я сама».
– Тебе одну путевку или ты хочешь с мужем поехать? – спросил Василий Ильич.
– Я бы с дочкой съездила, – машинально ответила Раиса.
Был апрель, она подумала, что и правда очень устала, а за городом сейчас хорошо.
Когда она вернулась из дома отдыха, Оленьки не было.
– Они расстались, – спокойно объяснила хозяйка, – я с самого начала знала, что это произойдет, слишком разные люди. Нет, естественно, мы поможем материально, однако у нее все не так плохо. Есть собственное жилье, старшая сестра. А материально мы поможем.
Через пару месяцев, в июне, Раиса решилась спросить, кто родился у Оленьки.
– Девочка, – ответила хозяйка.
Раиса думала о том, какие они ужасные, бессердечные люди, но боялась потерять работу и притворилась забывчивой, слепоглухонемой. Солодкины жили так, словно никакой Оленьки и никакой девочки, дочери Олега, их родной внучки, на свете нет и не было. Вскоре скончался от инфаркта Василий Ильич. Олег болел все чаще и тяжелей, Раиса не сомневалась, что это наказание. Никогда не будет он здоров и счастлив. Однако смерти она ему не желала, никому никогда не желала смерти, не дай Бог…
Из-за светлого облака вывалилась огненная луна, склоненное лицо Олега осветилось дымчатым неверным светом, и Раисе вдруг почудилось, что веки его дрожат. Она тяжело поднялась на ноги. Собаки на соседних участках уже не выли, было тихо, только листья шуршали, и в этом шорохе стал мерещиться Раисе еще какой-то звук, странный, едва уловимый. Она решилась прикоснуться к Олегу, вспомнила, что даже пульса не пощупала, и, склонившись, отыскала его руку.
Пульс был. Слабый, отрывистый, но был. А странный звук оказался тихим, хриплым похрапыванием. Раиса принялась трясти Олега за плечи изо всех сил, она не понимала, как он мог спать так крепко и так долго. Гремела гроза, лил дождь, выли собаки, она кричала как резаная, а он все спал. Но жив, слава Богу, жив, свинья такая!
– Олег! – завопила она изо всех сил, прямо ему в ухо.
– А? Чего? – отозвался он хрипло.
– Ты спишь почти сутки! Напугал меня до смерти! Надо позвонить, «скорую» вызвать!
– Зачем?
– Это ненормально, так долго спать.
– Нормально.
– Ты знаешь, что Ксюша с ребенком пропала?
– Угу.
– О Господи, что ж вы за люди, в самом деле! Ладно, вставай, пошли в дом. – Раиса подставила ему плечо, он тяжело навалился, кое-как доплелся с ее помощью до веранды, там рухнул на кушетку и опять уснул. На этот раз храп был более громким и здоровым.
Глава 14
Рано утром, просматривая сводку происшествий по городу, Илья Никитич почти сразу наткнулся на убийство в Калужском переулке. В сводке говорилось, что Симакову убил ее сожитель Рюриков, находясь в состоянии сильного алкогольного опьянения.
– Множественные ножевые ранения… – пробурчал себе под нос Бородин, – интересно, сколько именно.
Он тут же вспомнил, с каким раздражением повторял бомж Рюрик «дура баба», вздохнул, отправился наливать воду в электрический чайник.
Взглянув в зеркало над раковиной, он пробормотал:
– Опять, что ли, роковая страсть? Бомж приревновал подружку? Или все произошло по старой банальнейшей поговорке – от любви до ненависти один шаг? Надоела бомжу его баба, до истерики надоела, вот он и устроил кровавый спектакль. А может, приятели истерзали насмешками мол, нас на бабу променял. У алкоголиков бывает чрезвычайно болезненное самолюбие.
– И за борт ее бросает, в набежавшую волну – пропел он приятным тенором, выключил воду и отправился назад, в кабинет, продолжая бормотать,
«Однако, если учесть, что „раскрасавица княжна“ Симка с разноцветными фингалами была единственной моей свидетельницей, то версия роковой страсти покажется не такой уж убедительной. Восемнадцать ранений. Реки крови. Ритуал, спектакль, шоу. В убийстве Лилии Коломеец тоже был элемент костюмированного представления. Маска черта. Да нет, это полнейшая ерунда. Симка не видела его лица. К тому же он должен понимать, что показания она уже дала. Стоп. А почему, собственно, он должен это понимать? И почему обязательно в маске? А если Симка вообще выдумала черта с красными рожками?»
Это последнее соображение вызвало у Ильи Никитича приступ злорадного смеха. Он смеялся над собой, вспоминая, как долго разглядывал маски в магазине «Хеллоуин», как, сидя в кафе с Евгенией Михайловной, ни с того ни с сего напялил на себя эластичного «черта».
– Во-первых, могла выдумать, – пробормотал он, вернувшись к себе в кабинет с полным чайником, – во-вторых, ей могло это просто померещиться. Когда человек так много пьет, ему иногда мерещится всякая нечисть. Но есть еще третий вариант, самый интересный. Допустим, она все-таки видела его лицо, но потом от страха сочинила сказку про черта…
Бородин машинально поднял трубку и набрал служебный номер Солодкина. Бесполезно. В редакции к телефону не подходили. Взглянув на часы, он обнаружил, что всего лишь девять утра. Вероятно, рабочий день для сотрудников «Блюма» еще не начался. Он позвонил Солодкину домой, долго слушал протяжные гудки и хотел уже положить трубку, когда раздалось звонкое, раздраженное:
– Да! Слушаю! – совсем близко захлебывался плачем младенец.
– Доброе утро, могу я поговорить с Олегом Васильевичем?
– Он на даче! – крикнули в ответ. – Машуня, перестань, Господи, ну что же это такое! Извините…
– Ксения Михайловна? – быстро спросил Бородин, опасаясь, что она бросит трубку.
– Да, это я. Но только я не могу сейчас говорить, у меня ребенок плачет.
– Я слышу. Когда вам можно перезвонить?
– Вам нужен Олег, запишите его сотовый, – она назвала номер и бросила трубку. Бородин успел записать, тут же набрал, но услышал механический голос: «Абонент временно недоступен».
– Недоступен, недоступен, – сердито пробормотал Бородин, – ну что, послать оперативника на дачу? Или ехать самому? А может, сначала повидаться с юной женой? Кстати, любопытно, почему он на даче, а она с ребенком в Москве в такую жару?
Он заварил чай, машинально, без обычной тщательности и опять взялся за телефон. На этот раз ему ответили сразу.
* * *Начальник отделения смотрел на младшего лейтенанта Телечкина круглыми выпуклыми глазами и мучительно долго молчал. Коля заставил себя выдержать этот взгляд. Он был уверен в своей правоте и отступать не собирался.
– Ну куда ты лезешь? – устало произнес начальник. – Ты хоть слышишь себя со стороны? Бомжиха Симка плясала на площади перед метро, и ты заметил, что за ней наблюдает какой-то пацан со свастикой, а потом этот пацан попался тебе по дороге к дому бомжихи, и ты, бдительный страж порядка, сделал вывод, будто на нашем участке появился маньяк-серийник?
– Во-первых, не пацан вовсе. Взрослый мужик, лет тридцати пяти-сорока.
– Хорошо. Какая разница?
– Большая. Зачем он оделся как юный фашист, панк, металлист? Либо он псих, либо это была маскировка. Ведь известно, что Симакова видела черта, то есть человека в маске черта. Правильно?
– А если ее заглючило, на хрен? – вкрадчиво произнес начальник и прищурил один глаз. – Мы что, будем всех, кто одет странно, не по возрасту, подозревать?
– Да не только в одежде дело! Как вы не понимаете, Иван Романович, он следил за нами. Он пошел сначала за бомжихой, потом за мной, – упрямо повторил Коля, – я видел его во дворе, неподалеку от бомжовского дома, то есть он выследил ее, пошел назад, к метро. Наткнулся на меня и стал следить за мной. Он ведь близко у столика стоял, мог слышать наш с Симкой разговор тем более мы с ней орали.
– А чего орали-то?
– Ну, сначала музыку перекрикивали, а потом так, по инерции, – смущенно объяснил Коля, – но главное, он на рынке открыто следил за мной. Я деньги выронил, он прижал бумажку ботинком.
– Большую бумажку? – с усмешкой спросил начальник.
– Полтинник.
– Да, сумма приличная. Отдал?
– Ногу убрал. Ну не в этом дело!
– А в чем, Коля? В чем? Давай попробуем вместе спокойно разобраться. Он наблюдал за пьяной теткой. Но ты ведь тоже на нее глазел, верно? Значит, было на что посмотреть?
– Да я… – начал Коля, но начальник остановил его жестом.
– Погоди, не перебивай. Ты встретил его на детской площадке и стрельнул сигарету. Он тебя угостил. Потом ты столкнулся с ним на рынке. Слушай, Коля, у тебя мания преследования, тебе надо к доктору. С чего ты взял, будто человек приперся на рынок по твою душу?
