Себастьян Фитцек - Я – убийца
– Разве вы не видите, что с вашим сыном что-то случилось?
– Конечно. Очень хорошо вижу. Я же не слепой, милая. В отличие от него. Он, похоже, не видит, что перед ним стоит не дурак.
– Что вы имеете в виду?
– А то, что существует телевидение. Вы, наверное, держите меня за слабоумного старика, но я узнаю своего мальчика, когда о нем сообщают в вечерних новостях и называют сбежавшим преступником. Кроме того, у меня о нем несколько раз допытывался некий комиссар Брандман. И лишь вопрос времени, когда он здесь появится. Поэтому Роберт, в порядке исключения, прав, когда говорит, что вам нельзя здесь оставаться.
– Тогда я не понимаю, почему вы так грубо с ним обращаетесь, если знаете, через что он прошел.
– Это же яснее ясного, деточка. – Отец хлопнул в ладоши. – Конечно, я знаю, что у него неприятности. Уже десять лет, а сегодня к этому добавилось еще несколько проблем. Но что я должен делать? Роберт не разговаривает со мной. Постоянно заходит и болтает о погоде, Бундеслиге или моих врачах. Мой собственный сын относится ко мне, как к чужому. Не подпускает к себе. Даже сейчас, когда крайне нуждается в моей помощи…
Штерн увидел влажный блеск в мутных глазах своего старика, когда повернулся к нему.
– Я даже обижаю тебя, парень. Каждый раз, когда мы разговариваем или встречаемся. Но ты остаешься равнодушным. Мне не удается тебя зацепить. А так бы хотелось…
Он кашлянул, чтобы прочистить горло, и снова обратился к Карине, которая с потерянным видом стояла посередине низкой комнаты.
– Но, может, у вас получится, юная дама. Я сразу понял, что у вас есть напористость. Три года назад вы приезжали сюда с Робертом и уже возражали мне, когда я болтал ерунду. И сейчас делаете то же самое. Мне это нравится.
Георг открыл рот, как будто хотел сказать еще что-то важное, но потом снова хлопнул в ладоши и повернулся к обоим сутулой спиной.
– Достаточно, – пробормотал он себе под нос. – Сейчас не время для сентиментальностей.
Шаркая ногами, он вышел из комнаты, а через несколько секунд вернулся с маленькой коричневой косметичкой.
– Вот.
– Что это? – спросила Карина и протянула руку.
– Домашняя аптечка Марии. Ее запас медикаментов. Под конец моя жена глотала опиаты, как конфеты «Смартис». Срок годности наверняка истек, но, может, трамадолор все равно подействует. Судя по внешнему виду Роберта, обезболивающее ему не помешает. – Отец криво улыбнулся. – А это для вас обоих.
Штерн поймал ключ, который бросил ему отец.
– От чего он?
– От автофургона.
– С каких пор ты ездишь на…
– Не я. Автофургон принадлежит моим соседям. Эдди уехал, а я должен переставить это чудище, когда на его участок приедет поставщик мазута. Берите, сматывайтесь и найдите на ночь какое-нибудь укромное местечко.
Георг опустился на колени и вытащил из-под лавки, на которой сидел Роберт, дорожную сумку.
– А здесь чистые вещи, свитера и все такое, чтобы переодеться.
Штерн поднялся и не знал, что сказать. Больше всего ему хотелось обнять отца. Но такого он еще никогда не делал. С тех пор как помнил себя, они всегда здоровались и прощались только за руку.
Поэтому он только сказал:
– Я ни в чем не виноват.
Его отец, который уже направился в сторону коридора, испуганно обернулся.
– Скажи, за кого ты меня вообще держишь? – спросил он. Его голос звучал теперь почти так же сердито, как и прежде. – Ты правда думаешь, что я хоть секунду в этом сомневался?
Позже, когда шум дизельного мотора затих и огни фар исчезли за поворотом подъездной дороги к небольшому дачному поселку, Георг Штерн постоял еще немного на пороге своего домика, вглядываясь в дождливую темноту. Он вошел внутрь, лишь когда ветер изменился и изморось начала бить ему в глаза. В гостиной он собрал использованные чашки, протер стол и вылил остывший чай в кухонную мойку. Потом снял свой сотовой с подзарядной станции и набрал номер, который дал ему мужчина на крайний случай.
30
Площадка отдыха для водителей грузовиков за мотелем у оживленной трассы Афус была самым подходящим местом для ночевки, тем более что времени у них оставалось немного. Здесь, недалеко от выставочного комплекса, в любое время года на бесплатной парковке стояли грузовики и даже жилые фургоны. Одним больше, одним меньше – вряд ли кто-то обратит внимание.
– Это ловушка, – сказала Карина, когда они остановились в двух парковочных местах от небольшого грузовика для переезда.
На пути сюда они едва успели обсудить самое важное.
– Тебе нельзя завтра появляться на мосту. Ни в коем случае.
Штерн с мучительной гримасой слез с пассажирского сиденья и прошел в глубь фургона. Он принял несколько таблеток из косметички матери и чувствовал обезболивающее действие опиатов. Абсолютно без сил он прилег на удивительно удобную койку в дальней части вагончика. Карина подтянула ручник, выключила мотор и перебралась из кабины к нему назад.
– У меня нет выбора. – Штерн уже перебрал в уме все возможные варианты. – Я уже не могу сдаться.
– Почему?
– Слишком поздно. Я должен был остаться сидеть в машине Энглера, вместо того чтобы удирать. К тому же с его служебным оружием! Но в том шоковом состоянии я думал только о бегстве. Я решил, никто не поверит, что я один встретился с Энглером и потом еще единственный пережил нападение.
– Возможно, ты и прав.
– Кроме того, у него есть свой человек. Голос знает о каждом нашем шаге. Если я сейчас пойду в полицию, он поменят свои планы. Он отменит встречу, заляжет на дно, и я никогда не узнаю…
«…что случилось с Феликсом», – уныло подумал Штерн.
– Возможно, он это уже сделал?
Карина присела к нему на кровать и расстегнула верхнюю пуговицу его рубашки, потом велела ему сесть.
– Отменил встречу? Может быть. Ему наверняка уже сообщили, что я остался в живых. Но он не знает, выяснил ли я адрес моста. Кроме того, он во что бы то ни стало хочет найти мстителя. И доведет дело до конца, если, конечно, не получит предупреждения от своих источников в полиции. А пока у них для этого не было причины. Я говорил только с Энглером, а он мертв.
Штерн высвободился, как змея, из потной рубашки и перевернулся на живот. Он услышал, как Карина шумно вздохнула, когда увидела сильные ушибы и раны вдоль позвоночника. Затем он почувствовал неприятный холод на пояснице и напрягся.
– Прости. Мазь холодит вначале, но скоро ты согреешься.
– Надеюсь.
Он не хотел показывать слабость перед Кариной, но сейчас был готов кричать, даже если ему на спину опустилась бы невесомая бабочка.
– Давай лучше поговорим о тебе, Карина. Тебя разыскивают из-за похищения ребенка. Твои отпечатки пальцев остались на ручке виллы риелтора, твоя машина припаркована прямо перед дверью. И пока я не могу доказать обратное, ты в бегах вместе с убийцей полицейского, – перечислял Роберт. – Мы должны подумать, как тебе сдаться, чтобы…
– Тсс… – прошипела она, и Штерн не знал, хотела ли она успокоить его или заставить замолчать. – Перевернись.
Он сжал челюсти и перекатился на спину. Движения давались ему уже легче. Обезболивающее средство подействовало.
– …чтобы на тебя в итоге не повесили что-нибудь еще, как на меня.
– Не сейчас, – прошептала Карина и откинула ему со лба прядь волос, слипшихся от крови.
Роберт глубоко выдохнул, наслаждаясь нежным массажем ее умелых рук. Ее пальцы с легким нажимом описывали круги, путешествуя от шеи по плечам и вниз. Погладили его голый торс, задержались там, где бешено колотилось сердце, и скользнули ниже.
– У нас почти нет времени, – прошептал Роберт. – Давай проведем его с умом.
– Мы так и сделаем, – перебила его Карина и погасила свет.
Это просто сумасшествие, подумал он и задался вопросом, что имеет более сильный обезболивающий эффект: лекарство у него в крови или дыхание Карины на его коже. Боль отчетливо дала о себе знать еще раз, когда он хотел сесть в постели, чтобы остановить Карину. Но затем болезненные ощущения отодвинулись, как капризный ребенок, в дальний угол его сознания, где и заняли выжидающую позицию вместе с угнетающими страхами и переживаниями.
Штерн расслабился, почти против воли. Разомкнул губы и ощутил сладкое дыхание Карины у себя во рту и свои собственные слезы, которые она, видимо, слизнула языком. Свист ветра, который снаружи трепал автофургон, превратился в приятную мелодию. Штерн хотел думать о Феликсе, о мальчике с родимым пятном и о плане, который разрешил бы их невероятные проблемы, но даже не успел пожалеть об ошибке, которая на столько лет разлучила их с Кариной. На несколько часов вагончик превратился в кокон, который оградил их обоих от внешнего мира – того, где все шло наперекосяк.
К сожалению, впечатление обманчивой безопасности длилось недолго. Когда около пяти часов утра раскат грома вернул Штерна в реальность, Карина все еще сражалась во сне с какими-то невидимыми противниками. Он высвободился из ее объятий, оделся и сел с искаженным от боли лицом за руль фургона. Спустя двадцать минут он остановился перед парковкой клиники Зеехаус. Карина открыла глаза, потянулась, встала и не торопять перешла к нему вперед.