Меню голодного леопарда - Дарья Александровна Калинина
— Точно так же, как и Аделаиде! Тот же почерк! Тот же убийца!
— На время убийства Аделаиды алиби у Павла Озерова нет. Никакого. Я проверял.
Он проверял! Юра давно уже подозревает отца Тимошки в причастности к убийству Аделаиды. И возможно, Олега и Лелю. Но им повезло, у них-то алиби было, а вот у отца Тимошки его не оказалось.
И Сашенька ужаснулась открывшейся перед ней правде. Способ обоих убийств, на удивление, схож. Аделаида и Захватов погибли одинаково. И жениху, и невесте попросту свернули шеи. Как цыплятам. Что же, физические данные для такого убийства у Павла есть. Вся его жизнь — это сплошные тренировки силы и ловкости.
Мотив у него тоже имеется. Аделаида была невестой убитого Захватова. Она была в квартире Вороной, когда там появился Павел с сыновьями. Тот ее тоже узнал, мог запаниковать и чем-то себя выдать. И после этого у него уже не было другого выхода, кроме как прикончить Аделаиду, как он когда-то прикончил ее жениха.
— Значит, убийцей Захватова мог быть Павел!
Павел Озеров! Отец Тимошки! Во всей своей неприглядной наготе вставала перед Сашенькой чудовищная истина. Тимошка — сын не только пьяницы и вора, укравшего кольцо у старой подруги и подарившего его своей жене. Но это бы еще ладно, это еще полбеды. Но Тимошка мог оказаться еще и сыном убийцы.
При мысли, что сделавший ей предложение кавалер был сыном жестокого убийцы и грабителя, Сашенька окончательно похолодела.
Да, к такому повороту судьбы она не была готова. И Сашенька почувствовала себя крайне неуютно. Когда она затевала это расследование, то действовала по просьбе Тимошки. Тот хотел найти виновника в покушении на Олега. Но все повернулось таким образом, что вместо одного преступника они изобличили другого, куда более опасного.
Вот только вряд ли такая новость порадует Тимошку.
Задержание Павла Озерова было проведено незамедлительно. Следователь решил, что такой опасный преступник не должен дольше находиться на свободе.
— Мы и так слишком тянули. С этого циркача станется еще удрать от нас, а потом — ищи ветра в поле. А если у него остались какие-либо украшения из коллекции Захватова, то он в любой момент может обратить их в деньги и вовсе залечь на дно на долгие годы.
Ждать так долго или ловить по всей стране преступника никому из полицейских не хотелось, поэтому к Павлу Озерову приехали в цирк, где и произвели задержание. На глазах у всех любопытных Павла вывели из гримерки. Сыновья пытались протестовать, не обошлось и без драки. Трое старших братьев напали на полицейских, их пришлось скрутить и запереть, чтобы не мешали. Леночка кричала и возмущалась. Один Тимошка вел себя паинькой, чем приятно удивил Сашеньку. Она-то опасалась, что Тимошка первый учинит какую-нибудь бучу и тоже окажется в полиции за сопротивление властям. Но Тимошка проявил удивительное благоразумие.
— Если батя виноват, — сказал он, — то ничего тут уже не попишешь. Получит, что положено по закону.
— Может, он и не виноват. Зачем ты так сразу?
— Очень бы хотелось верить, что он невиновен. Мечтаю, чтобы это было именно так, — произнес Тимошка, но никакой уверенности в его голосе не прозвучало.
Видимо, в кругу семьи уже давно что-то такое нехорошее про своего батю все же подозревали. Иначе старшие не протестовали бы столь шумно, а младший не вел бы себя так подавленно.
Глядя на своего «жениха», Сашенька внезапно решилась. Прямо сейчас ей надо сказать Тимошке всю правду! Она никогда не выйдет за него замуж! Он не в ее вкусе. И вообще, она любит другого человека.
Она повернула кольцо на пальце и удивилась тому, как легко оно соскальзывает у нее с руки. Раньше кольцо сидело, словно влитое. Наверное, из-за всей этой беготни и суеты с расследованием она скинула вес, пальцы стали тоньше, и вот результат. Что же, по крайней мере, одна хорошая новость уже имелась. Пора было приступать к подготовке второй.
Но прежде чем Сашенька успела открыть рот и произнести хотя бы один звук, Тимошка внезапно порывисто обнял ее и воскликнул:
— Одна ты у меня осталась, Сашенька! Что за несчастный я человек! Отец в тюрьме! Мама умерла! Сестра и братья не в счет, у них всех своя жизнь, своя дорога. Одна только ты — самый дорогой мне человечек на всем белом свете. Как хорошо, что ты у меня есть. Просто не знаю, что бы я делал без тебя!
И что могла ответить в таком случае ему Сашенька? Сказать Тимошке, что он горько ошибается и что никого у него нет? Что она никогда не выйдет за него замуж и вообще их отношения с самого начала были ошибкой?
Наверное, будь она чуточку не такой мямлей, умей Сашенька действовать резче и грубее, она бы так и поступила. Но у Сашеньки не хватило духу нанести страдающей Тимошкиной душе еще и эту рану.
Так в объятиях друг друга они и вышли из здания цирка, чтобы наблюдать за тем, как полицейские усаживают в свою машину Павла Озерова.
Юра, который также прибыл на задержание, увидел стоящую на ступенях парочку, и лицо его исказилось. Великое множество чувств обуревало его в эту минуту, начиная от ревности и заканчивая злостью. Юра мог бы еще понять и простить чувства Сашеньки к Милорадову, он их понимал и прощал, потому что и сам восхищался и преклонялся перед этим человеком и гениальным сыщиком. Но этот мальчишка-циркач… Чем он лучше Юры? Да ничем! Даже хуже, полное ничтожество!
Между тем циркач продолжал обнимать Сашеньку, а та и не думала сопротивляться. Нет, даже просто смотреть на это было невыносимо.
И Юра крикнул:
— Саша, ты едешь с нами?
— А можно?
— Нужно!
И все в один миг переменилось. И солнце засияло на небе. И воздух стал чище. И даже лица людей расцвели улыбками.
Наблюдать за тем, как его любимая девушка летит вниз со ступеней, а потом ему навстречу, забыв и про оставшегося позади кавалера, и про все другое, было сущим наслаждением. Юра даже не стал думать, стоило ли приглашать Сашу на допрос задержанного. Имел ли он такое право? Все это было для него совершенно неважно. Как-нибудь выкрутится. Важным представлялось сейчас только одно, то, что Сашенька была рядом с ним, а не рядом с тем типом из цирка.
И помогая девушке сесть в машину, Юра не удержался и оглянулся на своего соперника. Ответом ему был взгляд, наполненный такой жгучей ненавистью, что сыщик невольно вздрогнул.
— Что сынок,
