Последний ребенок - Джон Харт
— Меня там распинают, — перебил его шеф и ткнул пальцем в сторону больницы. — На общенациональном новостном канале.
— Телевидение я не контролирую.
Шеф прищурился и заговорил уже другим, более сдержанным и более опасным тоном:
— Тебе это нравится, да?
— Чепуха.
— Они хотят знать, как получилось, что мальчишка нашел Тиффани Шор, а мы не смогли. Ему тринадцать лет! И из него хотят сделать героя.
— Мы еще не знаем, что именно там случилось.
— Я выгляжу идиотом! И, раз уж мы вспомнили мальчишку, спасибо за то, что дал Кену Холлоуэю повод разговаривать со мной на повышенных тонах. Мне уже четыре раза звонили из мэрии. Четыре раза, включая два звонка от самого мэра. Холлоуэй выдвигает серьезные обвинения. Грозит подать в суд.
Злость вспыхнула, словно к ней поднесли спичку.
— Он напал на вашего служащего. Вам бы лучше об этом подумать.
— Ты еще поплачь, Хант. Он ткнул тебя пальцем в грудь.
— Он препятствовал проведению расследования.
— Препятствовал, только не знаю чему. — Шеф состроил гримасу, ясно давая понять, что ему есть что еще сказать по этому делу.
Хант расправил плечи.
— Вы что имеете в виду?
— Холлоуэй утверждает, что у тебя личный интерес в отношении Кэтрин Мерримон. Что у тебя к ней чувства.
— Какая нелепость.
— Неужели? А вот он говорит, что ты его преследуешь. Что относишься к нему враждебно.
— Холлоуэй повел себя агрессивно, а я действовал так, как счел нужным.
— Патрульная Тейлор подтверждает правоту Холлоуэя.
— Она бы никогда этого не сказала.
— Ей и не надо ничего говорить, тупица! Она же элементарно не в состоянии скрыть свои эмоции. С ней ответ не нужен — достаточно вопроса.
Хант отвернулся, а шеф продолжал:
— Для меня важно одно — как твои поступки отражаются на мне; поэтому спрошу напрямик. У тебя к ней что-то есть?
— Вы просто скажите, чего от меня хотите.
— Я хочу, чтобы ты, черт возьми, ответил на мой вопрос.
— На такие вопросы не отвечают.
Выждав несколько секунд, шеф шумно засопел.
— Может, тебе стоит отдохнуть?
— Забудьте.
Шеф устало выдохнул, и в какой-то момент на его лице проступило нечто похожее на сочувствие.
— Послушай, Клайд, Алиссу мы так и не нашли. И, видя, как идет это расследование, люди начинают задавать вопросы.
— Насчет чего?
— Они сомневаются в твоей компетентности. Я ведь и раньше говорил, что ты принимаешь эти дела слишком близко к сердцу.
— Не ближе, чем любой другой коп.
— Сегодня утром ты кричал на людей на улице. Отфутболил банку с краской на месте преступления. — Шеф отвернулся и покачал головой. — Год был долгий. Полагаю, тебе нужен перерыв.
— Увольняете?
— Прошу. Уйди на несколько недель в отпуск. На месяц.
— Нет.
— Вот так, значит?
— Значит.
Все сочувствие испарилось в один миг, а злость закипела еще сильнее.
— Тогда позволь сказать, что ты будешь делать. Прежде всего ты возьмешь на себя последствия этого недоразумения. Если прессе потребуется мальчик для битья, я намерен отдать им тебя. Тебе придется отвечать перед городскими властями. И перед родителями Тиффани Шор.
— А почему вы думаете, что я на все это соглашусь?
— Потому что я прикрывал тебя целый год.
— Чепуха.
— Во-вторых. — Шеф повысил голос и ударил двумя пальцами о ладонь. — Я хочу, чтобы ты отстал от Кена Холлоуэя. У него прорва денег и столько друзей наверху, что нам и не снилось. Мне такая головная боль не нужна. Никаких злодеяний, кроме того, что спит с женщиной, которая, по-видимому, в какой-то степени интересует и тебя, он, насколько мне известно, не совершал. Не арестовывался. Никаких обвинений ему не предъявлялось. Так что если ему вздумается ткнуть тебя пальцем в грудь, отнесись к этому по-мужски. А если он пожелает поселиться у Кэтрин Мерримон, — тут шеф ткнул детектива пальцем в грудь, — ты не станешь ему мешать.
* * *
Хант проводил шефа взглядом. Мелкий человечишка, и приоритеты у него мелкие, а вот у Ханта заботы совсем другого калибра. Так что поговорили и разошлись. Забудь.
Вот же дерьмо. Кого он обманывает?
Поблуждав по петляющим коридорам, детектив добрался наконец до педиатрического отделения, куда определили Джонни. К мальчику его не допустили, но детектив надеялся, что доктор сжалится над ним и позволит войти. Однако вместо доктора он обнаружил сурового вида женщину, сидевшую со сжатыми коленями на скамеечке в коридоре напротив палаты Джонни. Тронутые сединой волосы зачесаны назад, костюм строгого покроя. Знакомое лицо.
Служба соцобеспечения.
Плохо дело.
Женщина перехватила его взгляд и начала подниматься, но Хант отвернулся раньше, чем она успела что-то сказать. Он уже направился в вестибюль и тут услышал голос Кэтрин:
— Детектив Хант?
Она стояла возле лифта и выглядела так, словно сбежала из ада. Детектив подошел к ней, и они вдруг как будто оказались одни в заполненном людьми помещении.
— Кэтрин? Как Джонни?
Кэтрин потерла руку, откинула упавшие на глаза волосы, и Хант понял, что женщина на грани нервного срыва и держится из последних сил.
— Не очень хорошо. У него семь резаных ран, две из которых довольно глубокие. — Она провела пальцем сначала под одним глазом, потом под другим. — Ему наложили двести шесть швов. Рубцы останутся на всю жизнь.
Хант посмотрел ей за спину.
— Он не спит?
— Просыпался ненадолго, но сейчас снова спит.
— Что-нибудь сказал?
— Спросил об Алиссе. Нашли ли мы ее.
Хант отвернулся, но Кэтрин тронула его за руку.
— Это тот же человек?
Она спрашивала о Бертоне Джарвисе. Он ли забрал у нее дочь.
— Пока говорить рано.
— Правда? — Кэтрин сжала его руку, и Хант увидел в ее глазах и надежду, и страх.
— Не знаю. Мы сейчас выясняем это. Проверяем. Когда узнаю что-нибудь, сразу же сообщу вам. Обещаю.
Она кивнула.
— Мне нужно вернуться… вдруг он очнется.
Хант остановил ее:
— Кэтрин…
— Да?
— Здесь женщина из соцобеспечения. Наверное, захочет поговорить с вами.
— Из соцобеспечения? Не понимаю.
— Джонни целую ночь не было дома. Он брал вашу машину. И едва не погиб от рук педофила. — Хант помолчал. — Не думаю, что
