Роберт Ричардсон - Призраки зла
— Он когда-нибудь принимал наркотики?
Она хихикнула.
— Видите? Они и вам наврали. Это они говорили на дознании, и все им поверили. Они не стоили того, чтобы вытирать Барри башмаки, и вы тоже не стоите.
— Но он принял наркотики в ту ночь, когда погиб. Это сказала полиция.
— Это они говорили. За деньги что угодно скажут. Но не думайте, что я этому поверила, потому что это все неправда, ясно?
Подъехала машина, и сразу же кто-то вошел через разбитую дверь. Какой-то мужчина. Искаженное от напряжения худощавое лицо, черные коротко остриженные волосы.
— Мамуля, с тобой все в порядке?
Когда он подошел к ней, Маурин от него отмахнулась.
— Нет, спасибо. Я тебе сказала, чтобы ты обо всем забыл. Это дело только мое и Барри.
Тэрри Кершоу неуверенно остановился в центре комнаты, мать смотрела на него с отвращением.
— Я думаю, вам тоже стоит выпить, мистер Кершоу. — Малтрэверс встал. — Кстати, вы, кажется, незнакомы с Дженни Хилтон.
Кершоу отвернулся от матери. Несколько секунд они с Дженни Хилтон молча смотрели друг на друга, потом он указал на повязку.
— Это сделала она? — спросил он. — Простите меня. Я сожалею.
— Еще бы не сожалели, — вставил Малтрэверс. — Это же вы привели ее сюда. Что вам налить?
— Виски. Неразбавленного. — Говоря это, Кершоу не сводил глаз с Дженни Хилтон. — Я не должен был это делать, но… я не могу это объяснить. Это началось так давно, и я не мог ей отказать. Если вы это не пережили, вам не понять.
Дженни Хилтон опустила голову.
— Это неважно, — мягко сказала она.
— Пожалуйста, — Малтрэверс протянул Кершоу виски. — Теперь вы все трое послушаете меня, потому что не можете разговаривать друг с другом. Если что-нибудь из того, что здесь произошло, выйдет наружу, у вас будут серьезные неприятности, но вы их сможете избежать, если будете вести себя разумно.
Он вернулся к своему стулу и сел.
— В 1968 году ваш сын — и ваш брат — умер. Это единственный факт, который мы все точно знаем. Может быть, его убили, но доказательства отсутствуют, и едва ли появятся сейчас, по прошествии стольких лет. Вы, миссис Кершоу, жаждали мести и убедили себя, что его убила эта леди. Я подозреваю, что вы постарались внушить эту уверенность и Тэрри. Но вам неизвестно, правы вы или нет. Сегодня вы на нее напали и могли бы убить, если бы мы не приехали. Что вы собираетесь предпринять потом? Неужели вы серьезно надеялись скрыться? Я бы постарался вас отыскать.
— Я о вас ничего не знала.
— Теперь знаете. А я знаю вас. Мне также известно, что адрес для вас разыскал Тэрри. Это конец пути, миссис Кершоу, если не хотите сесть в тюрьму… А что бы Барри почувствовал, окажись его мать за решеткой? Если он вас любил, как вы его, он никогда бы не захотел такого. Но это обязательно случится, если вы не остановитесь. Я не шучу.
В то время, как Малтрэверс это говорил с жестким непроницаемым лицом, Маурин Кершоу плакала злыми слезами.
— Вы не знаете, как я его любила. Он был для меня всем, а его у меня отняли.
— И его уже не вернешь. У вас осталась память о нем, и это, я уверен, добрая память.
Она разглядывала свой стакан, когда Тэрри обратился к ней с мольбой в голосе:
— Послушай его, мамуля. И у тебя же остался я.
Малтрэверс привстал со своего стула, когда Маурин Кершоу, зарыдав, поднялась и бросила стакан ему под ноги.
— Мне не нужен ты, лучше бы убили тебя, а не его.
Тэрри Кершоу смотрел на мать невидящим взором. Она вышла из комнаты. Потом он вскочил и в отчаянии закричал ей вслед:
— Мамуля!
Ничего не ответив, она хлопнула наружной дверью. Он собрался за ней, но его остановил Малтрэверс.
— Она нашла дорогу сюда, найдет и обратно. В эту минуту она наверняка не захочет с вами говорить.
Кершоу страдальчески смотрел на него, пораженный всем произошедшим.
— Она моя мать.
— Нет, она мать Барри. — Кершоу бросил недоуменный взгляд, потом до него дошел смысл этих слов, и он с ними согласился.
— Да, — печально сказал он, — я, кажется, всегда это понимал. — Он обернулся к Дженни Хилтон. — Я могу себе представить, что вы обо мне думаете, но каким бы я вам сейчас ни казался, я не хотел причинить вам боль. Я не стану оскорблять вас своими извинениями. Я только благодарю бога, что не случилось худшего. Прощайте.
Малтрэверс вышел с ним к наружной двери. Кершоу огляделся, но на Чейн Стрит никого не было.
— Не думаю, что она сюда когда-нибудь придет, — заверил Малтрэверс.
— Вы правы, — согласился Тэрри. — Вы дали ей хороший отпор. Мне давно следовало это сделать.
— Это наверное, почти невозможно сделать, когда это твоя мать.
— Не почти. Совсем. Я истратил состояние на консультации по этому вопросу, но так и не смог освободиться от этого психоза. — Кершоу взглянул на него. — Вы правда не собираетесь заявлять в полицию?
— Вы же слышали, что я сказал. Нет надобности, и нет причины. Вашей матери надо просто смириться с обстоятельствами.
— Как и мне. — Тэрри Кершоу сел в машину и уехал.
Тэсс опять наполнила стаканы, когда Малтрэверс вернулся.
— Появление этой женщины — очень дурная новость — сказала она с нажимом. — Ты уверен, что до нее дошло то, что ты сказал?
— Мне кажется, сообщение попало по назначению. Тюрьма никогда не входила в ее планы мести, и в ее мозгу, наверное, засядет мысль, что если она что-нибудь попытается еще раз сделать, то кончит свою жизнь в тюрьме. — Он улыбнулся Дженни Хилтон. — Попытайтесь не волноваться.
— Волноваться не о чем. В Калифорнии ей до меня не добраться.
— А вы собираетесь переехать туда?
— Мне это следовало сделать раньше. Если захочу, для меня там найдется работа, и там я буду в большей безопасности, чем в Лондоне.
— По крайней мере, обдумайте это как следует. Сейчас неподходящий момент для принятия решений. Что скажет Рассел?
— Когда я была у него в Эксетере, он сказал, что возвращает мне свободу. Я этим воспользуюсь.
— Жаль, что мы снова не увидим вас на сцене. — Малтрэверс поднял свой стакан. — Как ваша рука? Вам действительно следовало бы обратиться в больницу, но там начнут задавать неприятные вопросы.
— Тэсс сказала, что ничего страшного нет, и кровотечение, по-моему, почти прекратилось. Я обращусь к частному врачу. Никаких проблем не возникнет.
— Кстати, — сказал Малтрэверс, — где-то здесь этот штык, от него надо избавиться. Где он?
— Наверху, — сказала Тэсс. — Когда я искала Дженни, я ее до смерти напугала, войдя с ним в спальню.
— Мы его возьмем с собой, — сказал Малтрэверс. — Может быть, как-нибудь ночью я выброшу его в Темзу. Такой жест очень подошел бы для драмы.
Дженни взяла из рук Тэсс наполненный стакан.
— Я забыла вас поблагодарить. Когда она на меня напала, я растерялась и забилась в спальню, как идиотка. Мне не хватило ума даже выбраться из дома или выпрыгнуть в окно. Я думала только о том, что телефон внизу и я так и не собралась поставить параллельный аппарат на втором этаже. Как глупо!
— В такие моменты не все рассуждают логично. — Малтрэверс сделал короткую паузу. — Знаете, вы не обязаны мне отвечать, но если ответите, это навсегда останется между нами. Мне бы хотелось знать… — Он колебался.
— Убила ли я Барри? — закончила она за него. — Вы же сказали, что его смерть вас не касается.
Он пожал плечами.
— Справедливо. Извините, забудьте об этом.
— Я бы хотела забыть. — Она выпила половину стакана и продолжала, глядя на камин. — Хорошо. Вы, кажется, только что спасли мне жизнь, и заслуживаете объяснений. Мне кажется, вам можно доверять и вы никому об этом не расскажете. Перед вечеринкой я пообещала Барри остаться с ним на ночь, и притворилась, что мне очень этого хочется. Когда все ушли, он был сильно пьян и очень возбудился, когда я ему сказала, что у меня есть кое-что, от чего нам станет еще лучше. Когда он принимал ЛСД, то говорил только о том, что собирается со мной делать, и меня от его разговоров чуть не вырвало. Он смеялся, и плакал, и говорил всякие пакости. Я сказала ему, что мне хочется посмотреть на луну и открыла французскую дверь, ведущую на балкон. Мы стояли на балконе, и я сказала, что было бы чудесно, если бы люди умели летать, а он ответил, что умеет. — Она допила из стакана. — Он хихикал, выпрыгивая, а потом замолчал. Я посмотрела вниз, только когда услышала удар о землю. До того, как я ушла домой, позвонил один журналист. Мне не следовало снимать трубку, но мне было все равно. Не знаю, почему, я была одной из первых, к кому пришла полиция, от которой я узнала, что в крови Барри обнаружено ЛСД. Я им сказала, что по моим предположениям, он принимал наркотики. Это, конечно, была ложь, но они поверили, может быть, потому, что хотели поверить. Вина за распространение этой версии лежит на них. Во всяком случае, другие сказали то же самое, и даже показали это на дознании. Мы не сговаривались, просто так получилось.
