Юрий Кунов - Спроси у реки
По ее лицу и голосу было ясно, что она не расположена к беседе и готова вот-вот закрыть калитку.
– Ой, извините! А кому вы его продали? – спросила Рыбакова заискивающе. – Может, я у них перекуплю?
– А за сколько же вы его собираетесь купить?
Валентина Васильевна про себя отметила, что она правильно определила характер собеседницы, и ее последний вопрос попал точно в цель. Это было не трудно. За последние двадцать лет тяга к наживе у многих россиян стала хроническим заболеванием. Сапогова решила узнать, а не прогадала ли она с ценой? Калитка, вероятно, теперь захлопнется не так быстро, как намечалось в самом начале разговора.
Валентина Васильевна подумала, что цену нужно объявить мизерную, чтобы сходу не вызвать у Сапоговой негативные эмоции.
– Ну, рублей за восемьсот – восемьсот пятьдесят.
Сапогова засмеялась. Ее лицо стало еще шире, а маленькие, почти без ресниц, глазки превратились в щелочки.
– Ой, не могу… Сейчас за восемьсот и детский не купишь! Колесо, если только. Ой, не могу…
– А за сколько же вы его продали?
– За три с половиной тысячи!
– Я не знаю, может, они мне уступят немного?
– Кисленки? Уступят? Ой, сразу видно, что вы их не знаете!
– Какие Кисленко? Это те, у которых сын в тюрьме сидит? Максим, да? Надо же!
– Не сидит! Вышел он уже. Максиму я и продала Женькин велосипед, внука моего. А вы им кто будете? Родня или так, знакомая?
– Так, седьмая вода на киселе. Надо же! А я на днях иду, вижу – какой-то мужчина от магазина на велосипеде отъезжает. Думаю про себя, как он на Максима похож. Оказывается, вышел бедолага. Слава богу! Большой стал. Последний раз я видела его аж после окончания школы.
– Да, вымахал будь здоров. Фигурой не в отца. Если бы он лицом не был так на Степана похож, я подумала бы, что Ленка его где-то нагуляла. Она баба бедовая в молодости была.
– Максим, наверное, из маслозаводских мужиков самый высоченный. Я, правда, видела тут еще одного гренадера. Сына Приговых.
– Не, Максим повыше будет. На палец или на два, может. А так, да! Они с Антоном у нас тут самые видные. И оба до сих пор неженатые.
– Дружат между собой?
– Не особо. Максим, я же говорила, всего два месяца назад домой вернулся. А с людьми он тяжело сходится. Некомпанейский.
– А в юности они не дружили? Они по возрасту, вроде, подходят друг другу.
– Нет. Максим постарше. Он когда из Бирючинска после школы уехал, Антону лет тринадцать было. Какая между ними тогда могла быть дружба?
– И к девчатам, что ли, они порознь ходят?
– Ой! Антон тот чересчур разборчивый. Наши девчонки ему не по нраву. В Ростове себе какую-то гламурную кралю нашел. Почти каждые выходные туда мотается. В следующем году собирается к ней переехать. А Максим, я же говорила, некомпанейский. Он и в детстве чаще особняком держался, а теперь совсем бирюком стал. Все время во дворе штангу свою ворочает.
Глава 44
Жарких подошел к построенному в пятидесятые годы, судя по архитектуре, двухэтажному дому из темно-красного кирпича.
– Уважаемая, седьмая квартира во втором подъезде? – спросил старший лейтенант сидевшую во дворе на лавочке старушку, возле ног которой возлежал на земле неимоверно лохматый рыжий кот. Глаза у него были закрыты. На приближение незнакомца он никак не отреагировал. Было понятно, что на текущий момент котяра своей жизнью очень доволен. Набегавшийся с утра по делам старший лейтенант искренне ему позавидовал.
Старушка подняла голову и с любопытством посмотрела на полицейского.
– Седьмая? Во втором, милок. А тебе кто нужен-то?
– У меня тут знакомые живут, – улыбнувшись, ответил Жарких. – Спасибо!
Он быстро зашагал к дальнему от него подъезду.
– Так, кто тебе нужен? – снова раздался слабый старушечий голос.
– Спасибо, спасибо, бабушка! – не оборачиваясь, бросил на ходу Жарких и нырнул в прохладный подъезд.
На лестничной площадке первого этажа стоял сильный запах женского дезодоранта. Наверное, какая-нибудь проживающая здесь представительница прекрасного пола недавно отправилась на работу или в магазин.
Жарких поморщился. Парфюмерным ароматам он предпочел бы запах обжаренной молодой картошки или свежего борща с болгарским перцем.
На филенчатой двери слева краской была выведена цифра пять. На другой двери номер квартиры указан не был.
Жарких взбежал по деревянной лестнице со стертыми ступенями на верхний этаж и огляделся. Седьмая квартира, как он и ожидал, располагалась от лестницы слева. В нее вела солидная металлическая дверь.
Жарких нажал на кнопку звонка и сделал шаг назад, чтобы его можно было легко рассмотреть в дверной глазок.
Раздалось щелканье отпираемого замка, и дверь приоткрылась. В проеме показалось симпатичное женское лицо.
– Вам кого?
Жарких приложил руку к фуражке.
– Старший лейтенант Жарких. Валерий Андреевич Бочкарев здесь проживает?
– Да. А что вы хотели?
– Он сейчас дома?
– Что вы хотели?
– Я из уголовного розыска. Мне нужно с ним поговорить.
– О чем?
– Это очень личное, – улыбнулся Жарких. – Позовите его, пожалуйста.
Ничего не сказав, женщина захлопнула дверь.
Старший лейтенант вздохнул и заложил руки за спину. Ждать ему пришлось недолго. Дверь снова открылась, и на пороге появился черноусый мускулистый мужичок в майке и трусах.
– Чего надо, старшой?
Это был трижды судимый гражданин Бочкарев В. А., по кличке Валерик. Из-за маленького роста так прозвали его еще в ранней юности, до первой ходки на зону. Даже 172-сантиметровый Жарких был выше него почти на полголовы. А вот шириной плеч Валерик ему, кандидату в мастера спорта по гимнастике, не уступал.
– Здравствуйте, Валерий Андреевич! Старший лейтенант Жарких. Прошу прощения, что побеспокоил вас и вашу семью. Мы разыскиваем одного человека, и нам сообщили, что вы можете знать, где он находится.
Валерик засунул кончик пальца в ухо, почесал его, не спуская глаз с Жарких, потом спросил небрежно:
– Кого ищете?
– Гражданина Стасова. Поможете?
– Зачем он вам?
– Он проходит свидетелем по одному делу.
– Какому?
– К сожалению, не могу сказать.
– Я не знаю, где нужный вам гражданин сейчас находится. В добрый путь, старшой.
Валерик взялся за ручку, намереваясь закрыть дверь.
– Валерий Андреевич, зачем вам сейчас много-много мелких неприятностей. Вы только открыли свой бизнес, его надо развивать, поднимать, расширять. Вам мало приятных забот?
– Чего ты меня пугаешь?
Бочкарев задал вопрос без угрожающих интонаций. Разговор можно было продолжить в духе сотрудничества. Жарких улыбнулся.
– Что вы! Все знают, что вас испугать нельзя. Но вы же разумный человек. И майор Посохин добрым словом вас вспоминал.
– Чего сразу не сказал, от кого пришел? – Бочкарев несколько раз прощупал старшего лейтенанта взглядом, словно решая, а не врет ли ему «мент поганый». – Стас сейчас в Ростове. Загулял. На днях должен вернуться.
– Точно?
– У него бабла осталось полкопейки. Тем более он не один, а с телкой.
– А он сюда вернется, в Бирючинск? Не домой сначала отправится?
– Сказал сюда – значит, сюда.
– Номер его телефона не подскажите? К сожалению, на него никаких средств связи не зарегистрировано.
– Не подскажу. Ждите – скоро приедет. Передавай привет майору. Все. Теперь вали.
Бочкарев поправил ногой резиновый коврик и закрыл дверь.
– Премного благодарен!
Жарких дурашливо поклонился. Его веселый тон вовсе не означал, что он вовсе не обратил внимания на то, сколь прохладный прием оказал ему Валерик.
– Не унижай просящего полисмена, ибо неисповедимы пути Господни, – спустившись по лестнице на первый этаж, произнес он вслух и посмотрел на часы.
Глава 45
Посохин сидел на скамейке в скверике возле здания ГИБДД и читал футбольный еженедельник. Майор любил футбол, но любил как игру в высшей степени мужественную и умную, поэтому регулярно смотрел по телевизору только матчи английской премьер – лиги, а о положении дел в российском футболе предпочитал узнавать из прессы.
– Привет, двоечник! – весело прозвучало рядом. Или игриво?
Майор посмотрел вверх.
– Натуська, я тебя уже почти полчаса жду, а я человек занятой.
Наталья склонила голову набок и заглянула Посохину в глаза.
– Павлик, кто-нибудь тебе говорил, что ты говнюк?
– Я это на допросах каждый день слышу.
– От таких же милых дамочек, как я?
– Наташка, ты же знаешь, что шутки по поводу женщин у меня не всегда приличные. Не провоцируй.
– Не буду, – Наталья, все еще продолжая стоять, виновато улыбнулась.
Посохин взглянул на ее белые брюки, потом посмотрел на скамейку, которую даже он не назвал бы чистой.
– Садись, – сказал майор, расстилая развернутый посередине еженедельник. – Не бойся. Типографская краска качественная. Пальцы не пачкает.