Валерий Карышев - Абсолютная защита

– Мне они не нужны, – сказал я.

– Но ты же за деньги работаешь!

– Конечно, за деньги. Но это дело выходит за рамки моей компетенции. Ян, я, конечно, понимаю, что вам трудно отказать, что силы неравны, у вас есть возможности на меня надавить, вплоть до физического воздействия. Но поймите меня правильно, я все же защищаю интересы своей клиентки, и из этого следует, что я не могу предпринять какие-то действия, которые будут ей во вред. Вы понимаете меня?

– Хорошо, я понимаю. Как это благородно с вашей стороны, господин адвокат! – с улыбкой сказал Ян. – Просто тут хорошие деньги, а делать особо ничего не надо. Вы же понимаете, что мы будем искать третьего человека – либо банкира, либо охранника, и мы найдем его, обязательно! Если уж не найдем, тогда заглянем в колонию, куда поместят нашу уважаемую Марину Михайловну, навестим ее и попробуем поговорить с ней по душам. Может, она нам укажет направление поиска… Просто с вашей помощью можно было бы пройти этот путь безболезненно.

Я промолчал.

– А сами-то вы что думаете? – неожиданно спросил Ян.

– В отношении чего?

– Суд же скоро, дело следак заканчивает…

Теперь у меня не оставалось сомнений, что записку Ян получил либо через тюремщика, либо через следователя. Естественно, за деньги. Значит, кто-то играет с ним в одну игру.

– Кстати, – вспомнил я, – следователь намекнул мне, что ей большой срок дадут…

– Надеюсь, мы этого не допустим. Она нам здесь нужна. Зачем же делать так, чтобы она затерялась где-нибудь в Пермской зоне? Мы этот вопрос решим. Надеюсь, вы тоже подготовили аргументы защиты? У вас твердая позиция по этому делу?

Я кивнул головой, хотя никакой позиции у меня не было.

– Будем готовиться, – сказал я.

– Вот мой мобильный телефон, – Ян протянул визитную карточку, – если окажется что-то срочное, или вы что-то узнаете, или просто передумаете, пожалуйста, звоните.

На визитной карточке было написано: Котов Ян Станиславович – и номер мобильного телефона. «Коротко и со вкусом», – подумал я.

Прошло несколько дней. За это время ничего особенного не произошло, за исключением, пожалуй, того, что следствие было закончено. Мне, как адвокату, дали возможность ознакомиться с делом перед судом. Основная позиция обвинения по делу заключалась в том, что моя подзащитная, вступив в сговор с Сергеем Ломакиным, погибшим при взрыве, организовала убийство собственного мужа с целью завладеть его деньгами и стать прямой наследницей. Таков был мотив ее преступления. Всякие попытки следствия определить, жив ли охранник Сергей Ломакин, не увенчались успехом. Я сам постепенно стал забывать об этом. В конце концов, пусть это останется тайной, в которую со временем я, возможно, и буду посвящен.

Были еще малоприятные для меня обстоятельства. Мои планы развалить это дело на основании того, что записи, которые были предоставлены следователю Николаем Громовым, сделаны незаконно, рухнули, так как это было дополнительным доказательством, а основным являлись показания двух свидетелей: того же Громова и некоей Насти Лобовой.

Кто такая Настя Лобова? Все данные о ней были в запечатанном конверте. Я знал, что иногда следствие специально запечатывает данные о свидетеле в конверт, чтобы со стороны подозреваемых или обвиняемых не было никакого давления на этого свидетеля. На конверте была надпись: «Вскрыть на судебном заседании». Ну что же, будем думать, кто такая Настя Лобова…

Конечно, прямые показания свидетелей значительно ухудшали наше дело. Я по два раза прочел показания Громова и таинственной Насти Лобовой. Показания обоих были достаточно объемными – пять-шесть страниц Громова и две – Лобовой. Но суть их можно было выразить несколькими словами: между покойным банкиром и его супругой были сложные личные отношения, часто выливающиеся в скандалы. Супруга была неверна мужу, и это стало возможным мотивом ее участия в убийстве. Громов даже припомнил случай, что слышал однажды в приемной банкира, как моя подзащитная угрожала мужу.

Конечно, я не очень верил его словам. Скорее всего они были чем-то продиктованы. Но, с другой стороны, меня удивляла его позиция. Если Громов заодно с Яном и его мафией, то почему же они позволили ему дать такие показания? Это было очень странно и совершенно для меня непонятно.

Наконец наступил день суда. Я приехал к двенадцати часам дня. Народу в зале было много. В основном пришли сотрудники банка, в котором работал покойный Солодовников. Среди сотрудников выделялись две группы. Одни были чисто банковские служащие, другие, вероятно, служба охраны во главе с Николаем Громовым. В зале также находилось много девушек. Вероятно, это были сослуживицы банкира, а может, и знакомые Марины.

Я внимательно всматривался в лица присутствующих, отыскивая среди них Яна. Но его не было. Хотя, впрочем, зачем ему тут светиться? Наверняка Служба безопасности сумела пронести в зал суда микрофоны и передатчики, а может, и видеокамеры, которые станут транслировать ход судебного заседания, и сейчас Ян сидит где-нибудь в «шестисотом» «Мерседесе» недалеко от здания суда и спокойно слушает и наблюдает. Скорее всего так и есть…

Вскоре в зал ввели Марину. Она была одета в юбку и темно-серую кофточку. Я обратил внимание, что на ее лице появились темные очки в темной оправе. Я знал, что таким приемом часто пользовались подсудимые, чтобы придать себе более респектабельный вид.

Началось все как обычно. Суд объявил свой состав, ознакомил с составом сторон. Обвинение, как и предполагалось, осуществлял старший прокурор районной прокуратуры, одетый в серый мундир. Следователя, естественно, в зале заседаний не было – не любят они ходить на судебные заседания.

Судья зачитал обвинение. Оно было на двух страницах. Затем судья перешел к исследованию доказательств.

Сначала решили допросить свидетелей. Первым являлся, естественно, Николай Громов. Подойдя к стойке, где дают клятву, он быстро произнес стандартные слова, что собирается говорить правду и одну только правду. Затем начал свой рассказ. Суть его заключалась в том, что в один из дней в приемной он услышал прямые угрозы со стороны Марины в адрес ее мужа, что я, мол, тебя убью. В этот день они поссорились, и, выскочив из кабинета мужа, Марина в открытые двери стала угрожать ему. А в приемной случайно оказался Николай Громов.

После того как он закончил давать показания, судья задала ему несколько вопросов. Затем подключился прокурор. Суть его вопросов сводилась к тому, могла ли подсудимая, жена банкира, заказать убийство собственного мужа. Громов ответил утвердительно. Тогда слово было предоставлено мне.

Естественно, я сразу выделил: что значит «могла ли»? Зачем прокурор задает такие оценочные вопросы? Должен быть поставлен конкретный вопрос. Во-вторых, я начал допытывать Громова, когда это произошло. Точной даты Громов назвать не мог. Сказал, что не помнит.

– Как же тогда суд может квалифицировать ваши показания в качестве эпизода по этому делу, если мы не обладаем ни датой, ни временем? – сказал я.

Громов стал пытаться вспомнить и назвал дату – шестнадцатое апреля.

– Извините, – сказал я, – в ваших показаниях, которые вы дали на первом допросе на следствии, стояла другая дата – двенадцатое апреля. Так какая же из двух верная?

– Я затрудняюсь ответить, – сказал Громов.

Было ясно, что он «поплыл». Я усилил напор, стараясь запутать его и вывести из равновесия. Теперь я стал допытываться, где он стоял. Прекрасно изучив его показания, я помнил, что Громов сидел на диване недалеко от двери в кабинет банкира. Сейчас же он говорил, что стоял, а не сидел. Этим я воспользовался. В конце концов, я запутал его. Его речь стала сбивчивой. Судья, видимо, уловила мою тактику и улыбнулась, как бы говоря – знаем мы вас, адвокатов, как вы свой хлеб отрабатываете!

Я посчитал, что первый раунд я выиграл. Наступила очередь второго свидетеля. Должна была выступать Настя Лобова.

Когда суд назвал имя свидетельницы, я тут же перевел взгляд на дверь. Вошла невысокая девушка, лет двадцати, стройная. «Погоди, – подумал я, – очень знакомое лицо. Где же я ее видел?» Я стал напрягать память, но вспомнить не мог.

После того как прозвучала клятва об искренности свидетеля, суд стал интересоваться ее данными. Настя сообщила, что она – секретарь председателя правления банка, а я сразу вспомнил, что видел эту девушку, когда приезжал в банк на переговоры с Яном. Она сидела в приемной и как-то недобро посмотрела на меня. Так вот оно что! Вот он, ход! Но почему же на следствии не было ее показаний? Это очень странно…

Суть показаний свидетельницы сводилась к тому же, что и у Громова, – отношения супругов были плохие, натянутые, они часто ругались, неоднократно слышались угрозы со стороны Марины. «Как по заученному тексту говорят! – подумал я. – Конечно, ее подкупили. Наверное, хорошие деньги дали, вот она и топит жену банкира…»