Марина Серова - Любовь кончается в полночь
– Как скажете! – с готовностью согласилась я. Слава богу!
– Антон! – крикнул начальник.
Из боковой двери выскочил молодой парень, лет двадцати с небольшим. Он подбежал к начальнику и чуть ли не встал перед ним по стойке «смирно».
– Проводишь ее в лабораторию ядов. От нее – ни на шаг! Пока она будет в лаборатории, находись при ней.
Антон кивнул и повернулся ко мне. Мы пошли к вахтеру.
Лаборатория находилась на последнем этаже. Парень резво шел впереди меня, я старалась не отставать. Мы поднялись на четвертый этаж и двинулись по длинному коридору. По обеим его сторонам располагались двери с табличками. Нам навстречу попадались люди в белых халатах и в обычной, цивильной одежде. Они смотрели на нас с интересом. Наконец мой сопровождающий остановился перед дверью с табличкой «Лаборатория растительных ядов» и строкой ниже – «Зав. лабораторией Касымов Заур Идрисович». Ишь ты! Надо постараться запомнить. Мы вошли внутрь.
Лаборатория оказалась не очень просторным помещением, где стояли химические столы и какие-то сложные подставки и полки. За столами сидели три человека, двое мужчин и девушка. Они что-то смешивали в колбах. Все это действительно походило на обстановку в химической лаборатории. Полно пузырьков, пробирок, всевозможных баночек, имелся микроскоп и еще какие-то приборы, я не знала, как они называются. Девушка что-то взвешивала на крохотных весах. На лице у нее была повязка, как у хирурга. Эти трое только подняли на нас глаза, не отрываясь от своей работы. Я увидела справа дверь заведующего лабораторией и шагнула к ней. На мой стук ответили: «Да, да!», и я вошла. В маленьком кабинете за старым столом, заваленным бумагами, журналами и еще бог знает чем, сидел старичок лет семидесяти или около того. Он поднял на меня глаза и осмотрел поверх очков с головы до ног.
– Здравствуйте. Я – частный сыщик, Татьяна Иванова…
– Да, мне звонили насчет вас из отдела охраны. Прошу садиться. – Старичок кивнул на стул, стоявший у стола.
Я села. У хозяина кабинета был восточный тип лица. Широкие скулы, узкие добрые глаза, смуглая кожа. Седые волосы и усы с бородкой. Чем-то он напоминал старика Хоттабыча. Но говорил он совершенно без акцента, хотя и по-восточному учтиво. Должно быть, он был родом из Средней Азии. Я подумала, что ему очень пошел бы полосатый халат, какие носят в Узбекистане или Туркмении. Но Заур Идрисович был в обычной клетчатой рубашке.
– Антон, ты так и будешь маячить у меня за спиной? – спросила я сопровождавшего меня парня. Он переминался с ноги на ногу и не знал, как ему быть.
– Подожди за дверью, – сказал заведующий, и Антон, немного помешкав, вышел. – Так что вас привело к нам? – спросил меня Заур Идрисович.
– Понимаете, я расследую одно дело… смерть человека от отравления грибами. Но, поскольку самих грибов в его организме не обнаружили, один специалист подсказал мне такую мысль, что отравить его могли чистым ядом, фаллоидином.
– А позвольте спросить, как зовут этого мудрого человека? – перебил меня заведующий.
– Геннадий Александрович…
– Ветров! Я угадал? – перебил меня Хоттабыч.
– Да. Вы его знаете?
– Гену? Конечно! Это он направил вас сюда?
Я замялась. Не хотелось мне сдавать человека, а вдруг это ему боком выйдет? Хозяин кабинета заметил мою заминку:
– Не волнуйтесь, ничего плохого в его поступке нет. Ну, подсказал, и правильно сделал. Да, у нас есть яды, получаемые нами из грибов.
– И много этих ядов?
– Хотите ограбить нашу лабораторию? – Заур Идрисович улыбнулся. Шутник он, однако!
– Боже упаси! К тому же я совершенно в них не разбираюсь и не знаю, как их применяют.
– Грибных ядов существует в природе достаточно много. Вообще, ими занимается такая наука, как микология, слышали, наверное?
– Да, – честно призналась я.
– Так вот, именно в микологии изучают грибы, а их в природе огромное количество, и ядовитых, и съедобных.
– Добытый из грибов яд хранится в вашей лаборатории?
– Смотря какой яд. Их много. Например, из строчков получают гельвелловую кислоту. Она есть в нашей лаборатории. Из мухомора получают мускарин. Это у нас тоже имеется. Из бледных поганок – фаллоидин. Очень сильный яд! И он у нас есть.
– Эту отраву действительно применяют в медицинских препаратах? Это же яд! – воскликнула я.
– «Порой и яд – лекарство, говорят. Порой обилие лекарства – яд». Это сказал Омар Хайям. Знаете такого поэта?
– Конечно! «Ты лучше голодай, чем что попало есть. И лучше будь один, чем рядом с кем попало», – процитировала я первое, что пришло мне на ум.
Глаза «Хоттабыча» округлились.
– О! Вы знаете наизусть рубаи великого поэта и ученого одиннадцатого века? Похвально! Современная молодежь очень мало читает и еще меньше знает поэзию. Так вот… Яд, вы говорите? Знайте, уважаемая: все есть яд, и все есть лекарство. И тем, и другим его делает доза. Змеиный яд тоже используют в медицине, причем очень широко. А белладонна? В мизерных дозах она прекрасно поднимает тонус, лучше любого кофе. Стимулирует сердечную деятельность. Но, подчеркиваю, в мизерных дозах! Дайте человеку этого препарата чуть больше – и тогда не избежать беды. Так что…
– Понятно. Из вашей лаборатории можно вынести немного подобного яда?
– А зачем?
– Ну, отравили же человека фаллоидином…
«Старик Хоттабыч» посмотрел на меня очень внимательно, с сильным прищуром своих умных глаз:
– Конечно, возможно все. Я допускаю, что яд возможно отсюда вынести, но я всех своих работников знаю уже не первый год. Это проверенные ребята. Порядочные, добродушные, отзывчивые люди, хорошие работники… Понимаете, чтобы пойти на убийство, нужно иметь определенный характер, склонность к криминалу, так сказать…
– Заур Идрисович, бывают такие ситуации, когда человек вдруг забывает, что он – весь такой добрый, милый и очень положительно характеризуется на службе. Если погиб его родственник, например, ребенок, по вине какого-нибудь подонка. Человек в такой момент может не владеть своими чувствами.
– О да, я вас понял. Этот умерший, жертва, очевидно, поступил с кем-то очень непорядочно? Конечно, бывает… Ну, что ж, давайте посмотрим. Милочка! – крикнул старик Хоттабыч.
В кабинет кто-то вошел и остановился за моей спиной.
– Да, Заур Идрисович?
Голос был мне знаком. Женский, чуть с хрипотцой. Где-то я его слышала, и совсем недавно… Я сидела к вошедшей спиной и не решалась повернуться. Хозяин кабинета попросил Милочку принести журнал учета расхода ядов. Женщина вышла.
– Сейчас его принесут, и все выяснится. Но я вам и без журнала скажу: мои работники не способны украсть яд, и уж тем более – кого-то отравить. Я не первый год с ними работаю. Вот Володя, например: работает у нас со дня открытия, то есть уже восьмой год. Пишет диссертацию. Умнейшая голова! А Саша? Еще достаточно молодой человек, но уже подает большие надежды…
В это время открылась дверь. Вернулась девушка, я поняла это, услышав ее шаги. Она подошла к заведующему и положила на стол журнал.
– Милочка, все, спасибо, иди.
Девушка мельком взглянула на меня, кивнула, как бы здороваясь, и вышла. Я застыла, как изваяние. Она! Так она работает в этой лаборатории?! А говорила… Черт возьми! Так Милочка – это ее имя, а я думала, Идрисович так свою сотрудницу ласково называет. Он листал журнал и что-то бормотал себе под нос, не обращая на меня внимания.
– Заур Идрисович, эта девушка… кто она? – спросила я.
– Милочка? То есть Людмила? Лаборант. Хорошая девушка. Тоже давно у нас работает, пятый год, кажется… Нет, шестой. Так, что здесь у нас? Расход: пять грамм… на пробу… на анализ… Что это? Ничего не понимаю!
– Что-то случилось? – спросила я участливо.
– Не может быть!.. – Хоттабыч взял калькулятор, быстро пробежал пальцами по клавишам. Брови его поползли вверх.
– Не хватает фаллоидина? Граммов трех примерно, я права? – Я смотрела на заведующего с сочувствием.
– Но это же… Нет, не может быть! – Его пальцы снова забегали по кнопкам калькулятора.
– Не старайтесь, Заур Идрисович. Все равно – цифры не сойдутся. Пригласите, пожалуйста, в ваш кабинет Людмилу Кочину. Ведь именно она работает с этими ядами, я правильно поняла?
Хоттабыч поднял на меня изумленные глаза:
– Откуда вы знаете? Ее фамилию и то, что она работает с ядами?
Я лишь вздохнула:
– Работа такая.
– Милочка! Зайдите ко мне! – крикнул он.
Людмила вновь появилась в дверях. Конечно, это она! Темно-русые волосы, серые глаза… Взгляд явно испуганный, хотя она очень старалась скрыть это. Не успел Хоттабыч открыть рот, как я опередила его. Я встала, подошла к лаборантке вплотную и строго сказала:
– Людмила, нам надо поговорить! Извините, Заур Идрисович.
Я взяла ее за локоть и вывела из кабинета. Мы встали в коридоре, у окна.
– Людмила, это вы отравили Чайникова, не отказывайтесь! Я все знаю. И о том, что ваша сестра умерла из-за его неправильного диагноза, и о том, что он пытался утаить свой промах от других, – сказала я.
