Ксения Баженова - Закрой глаза – я тут
– Все! Хватит!
Он швырнул бритву на пол и с остатками щетины на лице вышел из ванной, выключил телевизор, взял куртку, его трясло. Прошел в кабинет. Взял ампулу, шприц, резинку.
Подошел к двери, за которой были жаба и портрет, прислушался и вышел в сад, оставив открытой входную дверь.
47
Октябрь. Последний укол
В горах темнеет быстро, и дневная жара так же переходит в вечернюю прохладу. Диме стало совсем плохо, но он смотрел на закат в пастельных тонах голубого и розового, сад весь был пронизан последними лучами солнца, почти параллельными земле. Высвечивались ветки и сплетения растений. Тени, которые ложились от них, и силуэты деревьев напоминали фантастические тропические леса Анри Руссо. Это волнообразное покрывало горы осветилось малиновым закатом.
«Какая красота, Господи!» – думал Дима, медленно направляясь к Адиной могиле. Там он решил сделать последний укол. Он даст ему сил добраться до людей.
Дима шел к дубу. С ним происходили мистические метаморфозы. Он постепенно превращался в прежнего Диму, очень похудевшего, больного, но мозг его начинал работать как раньше. Хвост завязан шелковой резинкой Ады. Глаза становились все живее, курить не хотелось, а желание кольнуться казалось сейчас неудобным, но необходимым шагом. Рука чувствовала себя гораздо лучше, но все еще ныла и из лиловой постепенно становилась желто-зеленой.
Выходя из дома, он накинул на плечи голубой хлопковый пуловер и завязал его рукава на груди. Он нашел его в шкафу Адиной спальни и сразу понял, что это пуловер того типа с фотографии с веревкой на шее. Он разгладил рукава, как бы говоря: за тебя я тоже отплатил. Дима больше не боялся полиции. Он стал самим собой, независимым, отвечающим за свои поступки журналистом.
«Ждешь меня, колдунья?»
Дуб, которого уже не достигали лучи солнца, потемнел и, казалось, был готов к последнему представлению у своих корней. Дима сел на траву, отметил, что тени от ближайших веток образовали крест на месте могилы.
– Освятила тебя земля? Твоя, родная, здесь ты качалась и пела: раз-два, мокрая трава, а я добавлю: три-четыре – крест на могиле. Нравится? Я тоже не без таланта, дорогая, только ты ошиблась с его определением.
Некоторое время Дима с величайшим вниманием следил за белкой, шныряющей в ветках дуба.
– Ты, чтобы завоевать меня, прибегла к травам и наркотикам. Ты не охотница, ты – террористка. У тебя произошла девальвация понятий. Секс – это грустная работа после сказочной увертюры. Я тебе расскажу, что делаю я, когда хочу завоевать даму. Я присматриваюсь довольно долго, изучаю ее позы и жесты. С кем-то я говорю на сленге, с кем-то о богах Эллады. Ты помнишь, я даже английский знаю лучше тебя. Ты заманила меня работой, любимой моей работой. Я такой, какой есть, не могу без дела и не могу без женщин. И я не слабак! По крайней мере, сейчас. Конечно, я «подсел», grazie a te, но я выживу, я уже ничего не боюсь. Так вот, правильное наблюдение ведет к правильному манипулированию, а ты – конфеты с тараканами, фу! Слышишь, старая сука, надо глядеть в глаза, а не в штаны, и не ставить перед собой собачьи задачи.
Дима сидел на траве, положив подбородок на колени и обняв их. Говорил он тихо, и белка, привыкшая к его неподвижности, прыгнула к ногам, где лежал крупный сытный желудь. Спокойно взяла его и понесла в дупло.
– Вот видишь? Главное – выдержка и спокойствие. Ты была умная, но ты злая. В этом была твоя ошибка. Злая, властная и злопамятная. Прощай, ухожу к людям, которые запрут меня в тюрьму, но я не боюсь. Понимаешь, не боюсь!
Когда он кольнулся в последний раз и наркотик забрал мягко и быстро, уже стемнело и началась ночь поздней луны. Наполнив вены новой жизнью, Дима испытал прилив сил и отправился в путь. В неверном сумрачном свете, еще не перешедшем в кромешную тьму, он огляделся и выбрал тропку, освещаемую луной, еле различимую в кустах.
Когда из окна чердака Дима разглядывал окрестности, он видел, как за веселым елочным частоколом выгибали спины два холма: светлый кленовый и темный дубовый, а между ними ярко зеленел большой луг. За лугом поднимались вверх серые скалистые вершины. Ночами с той стороны едва мерцали огоньки какого-то маленького городка. Именно туда и хотел направиться Дима. То, что он находился на территории заповедника, не приходило ему в голову. Он мог встретить здесь кого угодно, начиная от уже знакомой белки и кончая медведем.
Городской житель, что мог знать он о горах? Что вообще он знал о том месте, где находился? Узкий горный серпантин и странная дорога в лесу почти стерлись из памяти. Он помнил про диких зверей, но не знал еще, что находится на давно потухшем вулкане, что холмы и скалы, покрытые лесом, разделены опасными трещинами и расщелинами, полны гротов и пещер с полчищами летучих мышей. На пути Диму ждали дикие пейзажи с известняковыми скалами, покрытыми падубами, под их листвой шныряли, охотились, размножались, выращивали потомство рыси, волки, змеи, олени, муфлоны, лисы. А если бы ему посчастливилось и он добрался бы до вершины, то увидел бы оттуда у подножия горы серебристые оливковые рощи, огороды и виноградники, за которыми находилось море…
Но все это было с другой стороны серой горы, которую он видел из окна чердака. Не знал Дима и того, что дом был построен на фундаменте старого убежища, которое в непогоду использовали монахи-бенедиктинцы, занимавшиеся валкой леса; что фундаменту и подвалу, в который он сбросил Киру и портрет, по меньшей мере шесть веков.
Тропинка, по которой наугад двинулся Дима, привела его к маленькой калитке. Зрение и слух его необычайно обострились, и он еще некоторое время различал дорожку. Попав в низкий заросший лес, долго пробирался и обходил огромные каштаны, дубы и кусты, низкие ветки которых преграждали путь. Где-то в глубине души шевелился страх, тихонечко ворочался, заглушенный героином. Но Дима все же чувствовал его и бодрился.
Внезапно его разобрал дикий хохот. Он вспугнул птиц в ближайших деревьях. Их шорох, гвалт и листья, упавшие на голову, привели Диму в неописуемый восторг. Он жадно вдыхал всеми легкими влажный свежий воздух.
– Свобода! Птицы, свобода!
Он выпрямился, больно ударившись о низкую толстую ветку. Удар был сильным, но он не обратил на это внимания. Потер ушибленное место, вытянул вперед руки, продолжая свой путь в густом подлеске.
– Как пьяный после свадебной гулянки! Хоть глаз выколи! Где же этот волшебный серебряный блеск, что оставляет луна на листьях и траве? Луна-а! Ты где? Мне нужен источник света!
Он замер и огляделся. Небо еще не приобрело глубокой черноты, темный массив горы оказался от Димы справа. Огоньков городка не было видно. Он вышел на небольшую поляну, полную камней. Поляна ему не понравилась, она совсем не напоминала мягкий зеленый луг, который он видел из окна дома. Шестое чувство пыталось пробиться сквозь наркотический дурман. Откуда-то из глубин мозга всплыла картинка из фильма, где после плато, усыпанного камнями, начиналась пропасть. Значит, надо держаться кустарника, чтобы не провалиться. Решив перестраховаться, Дима лег на землю и пополз, вытянув вперед руку, и вскоре, к своему ужасу, за большим камнем почувствовал пустоту. Это край, надо отползать.
– Это твоя последняя шутка, tesoro? Неудачная, но в твоем духе, – почти дружески произнес Дима и затих на земле, опустив руку вниз. Он прислушался. Доносился шум воды. Там, внизу, бежала горная речка, довольно далеко, добраться до нее можно было, только упав и разбив голову о мокрые валуны. – Ну, нет, родная! Уж я-то выживу!
Присев на ближайший к нему камень, он натянул пуловер, уже давно хотел это сделать, но низкие ветки, под которыми он пробирался, не давали такой возможности. Резинку он потерял и не стал освобождать волосы из-под выреза, чтобы не мешали. То, что он не видел огней городка, озадачивало его и огорчало. Проанализировав свои действия, он понял, что все время шел под уклон и сейчас что-то загораживает городок от его глаз. И был прав.
Дима вышел, наконец, на маленький каменный язык, нависающий над расщелиной, на дне которой бежал горный ручей. На другом берегу потока вырисовывались очертания скалистого возвышения, закрывающего городок с его стороны.
Дима подумал, что надо идти между кустов, чтобы не рухнуть, двинулся в выбранном направлении и около часа продирался сквозь кустарник, прислушиваясь к шуму воды далеко внизу. Луна, освещавшая ему путь, вскоре скрылась за длинной тучей, и тьма поглотила все вокруг. Лишь шум воды окружал его со всех сторон.
Он никогда не испытывал кайфа и драйва от опасных ситуаций. Не потому, что Дима трус, ему это было просто скучно. И он не видел смысла в неоправданном риске. Но сегодня после ночной инъекции над ним, как на флагштоке, веяло знамя с девизом: «Я выживу, ведьма! Я бессмертный!»
Беглец сел на землю и долго смотрел на небо. Ему чудилось, что туча крутится в его мозгу, как диск музыкальной шкатулки: потом она со скрипом и скрежетом провернулась и снова открыла одну звезду, потом и луну.
