Ростислав Самбук - Скифская чаша
— Гриша, ты свободен? Загляни.
Гриша не заставил себя ждать — низенький, чернявый и юркий человек также с капитанскими погонами. Он назвался Григорием Васильевичем Гутовским, пожал всем руки, и после этого Пекарь показал ему фотографию Манжулы.
— Узнаешь? — спросил.
— Узнаю. Мы ведь его задерживали. Подождите, кажется, его фамилия...
— Манжула Михаил Никитович, — подсказал Хаблак.
— Точно. И что случилось? У нас-то не было против него доказательств.
— Убит.
— О-ля-ля! — вдруг совсем по-мальчишески воскликнул капитан. — Этого только не хватало!
Он рассказал, в связи с чем они вышли на Манжулу и как задержали его.
Приблизительно два месяца назад в милицию поступил сигнал, что в районе появились спекулянты, торгующие алюминиевым листом. Несколько дней обэхээсовцы топтались на месте, наконец дознались, что одному из колхозников пообещали ночью завезти алюминий. Предупредили, чтобы приготовил деньги.
Милиция устроила засаду, но спекулянты не приехали. Видно, что-то спугнуло. Однако за их след удалось зацепиться: милиции стало известно, что предлагал приобрести материал для кровли шофер из соседнего села. Даже вроде бы намекнул, что алюминий уже лежит у него во дворе.
Когда милиция нагрянула к тому шоферу, никакого алюминия у него не нашли, однако застали там гражданина, назвавшегося Михаилом Никитовичем Манжулой. Он объяснил, что приехал в Карпаты из Одессы в качестве туриста, но документов у него не оказалось, Манжула сообщил, что остановился на Косовской турбазе, там и оставил паспорт.
Все это насторожило работников милиции. Объяснение Манжулы нуждалось в уточнениях, и одессита доставили в Коломыю. На следующий день выяснилось, что он сказал правду, документы были в порядке, вот и пришлось милиции извиниться и отпустить его.
Рассказав эту историю, Гутовский сделал паузу. Хаблак решил: выложил все, что ему известно, но капитан вдруг сообщил исключительно интересную новость:
— Однако же на той неделе мы все же напали на след спекулянтов. И взяли одного типа с поличным.
— Кого? — поинтересовался Стефурак.
— Диспетчер нашего автохозяйства.
Хаблак достал блокнот Манжулы, нужную страничку нашел сразу. После первого «К», дважды подчеркнутого, стояли буквы: «В», «С».
— Как зовут вашего диспетчера? — спросил.
— Василий Семенович Гринюк.
— И телефон у него: пять-пятнадцать-двадцать четыре?
— Откуда знаете?
— Из Манжулиного блокнота.
— Неимоверно, — в отчаянии воскликнул Гутовский, — держали преступника за ворот и так бездарно выпустили!
— А Гринюк признался?
— Я же говорил: поймали с поличным.
— Узнали, откуда у него алюминий?
— Говорит: в прошлом году приобрел у какого-то незнакомца. Мол, хотел услужить товарищу, тот давно просил достать, а потом отказался. Вот и пришлось продавать.
— Фамилию товарища назвал?
— Как ни странно, да. Мы проверяли, все сошлось. Но ведь остается сам факт незаконной продажи по повышенной цене. Передадим дело в суд.
Хаблак назвал еще два телефонных номера из блокнота Манжулы, обозначенных буквой «К». Раз подчеркнутой и без подчеркивания.
Гутовский отозвался сразу:
— Первый — наш. А с тройки здесь не начинаются... — Вопросительно посмотрел на Хаблака: — Проверим?
— Только осторожно. Не говорите откуда.
Капитан набрал номер и тут же положил трубку.
— Точно — наш номер. Центральная аптека.
— Надо установить, не работает ли там кто-то с инициалами С. М.
Гутовский снова взялся за трубку, но Хаблак остановил его.
— Не волнуйтесь, — предупредил капитан, — все будет в ажуре. Заведует аптекой старый коммунист, член горкома партии, он нам все и скажет.
Пекарь одобрительно кивнул.
— Еще бы, — подтвердил, — Якимюку можно говорить все.
— Иван Михайлович? — спросил Гутовский. — Григорий Васильевич из райотдела. Надо уточнить, только между нами, у вас работает кто-нибудь с инициалами С. М.? Кажется, нет? А мне нужно точно. Проверьте, пожалуйста. — После паузы положил трубку. — В нашей аптеке с такими инициалами никого нет.
— Теперь сделаем так, — приказал Хаблак. — Мы со Стефураком допросим Гринюка. Давайте подумаем: вместе с вами, капитан, или нет?
— Лучше вместе, — посоветовал Стефурак. — Гутовскому ведь известны различные детали этого дела, на которых Гринюк и может пойматься.
— Вероятно, вы правы. Давайте сюда вашего Гринюка.
Василь Семенович Гринюк напоминал старого, одинокого, загнанного охотниками медведя. Растрепанные и давно не стриженные волосы торчали клочьями, глаза свирепо блестели, он сутулился, длинные руки свисали чуть ли не до колен, и казалось, сейчас станет, как настоящий медведь, на четвереньки.
Обвел всех хмурым взглядом и процедил:
— Не много ли вас, начальники?
— Совсем обнаглел! — опешил Гутовский.
— А это не наглость — честных людей под замком держать?
— Уж не ты ли честный?
— Свои права знаем.
Этот спор мог продолжаться кто знает сколько, и Хаблак подозвал Гринюка к столу, где лежала фотография Манжулы.
— Узнаете его? — спросил.
Гринюк уставился в снимок тяжелым неподвижным взглядом. Потянулся к фотографии, взял ее и, немного поколебавшись, поднес ближе к глазам. Лицо у него напряглось. Хаблаку показалось, что узнал Манжулу и лишь тянет время, чтоб определить линию поведения.
Затем Гринюк осторожно положил фотографию на середину стола и решительно покачал головой.
— Не знаю, — ответил. — Впервые вижу.
— Подумайте, Гринюк, — начал, успокоившись, Гутовский. — Товарищи, сами понимаете, даром бы не приехали.
— А что мне думать: не знаю, и все тут.
— Даже фамилии такой не слышал: Манжула? — спросил Хаблак. — Манжула Михаил Никитович?
— Не слыхал.
— Тогда объясните, почему в блокноте гражданина Манжулы, живущего в Одессе, записаны ваши инициалы и телефон?
— А я откуда знаю? Может, нуждался в машине, ведь я диспетчер в автохозяйстве...
Когда Гринюка вывели, Хаблак обвел присутствующих вопрошающим взглядом. Первым отозвался Стефурак:
— Знает он Манжулу, хорошо знает, узнал сразу, только взглянул на фотографию.
Гутовский кивнул, присоединяясь к мнению, а Пекарь промолчал.
— Вероятно, знает, — согласился Хаблак. — Но наши эмоции и догадки, как принято говорить, к протоколу не подошьешь. Надо искать доказательства.
На следующий день утром Хаблак со Стефураком выехали в Косов: именно оттуда Манжула написал одну из своих открыток сестре — возможно, буква «К» с подчеркиванием или без него могла обозначать название этого местечка. А возле Косова, буквально в нескольких километрах, находилось еще одно на «К» — Куты.
Оказалось, попали в десятку. Номер телефона возле подчеркнутого «К» и инициалы А. П. принадлежали Александру Петровичу Волянюку — шоферу автотранспортной конторы. В другом случае все тоже совпадало: в Кутах жил шофер лесхоза Станислав Корнеевич Бабидович. Как и Волянюк, он имел телефон, их номера и были записаны в блокноте Манжулы.
Но удача, как уже успел убедиться Хаблак, всегда приходит не в чистом, так сказать, виде. Что-то обязательно должно быть не так, какие-то тучки должны появиться на небе — вот и теперь: не успели они выйти на Волянюка, как товарищи из косовской милиции выяснили, что тот лишь позавчера взял на неделю отпуск за собственный счет и уехал куда-то в Закарпатье к больному брату.
Стефурак предложил поехать к нему домой и разузнать у жены, где именно находится сейчас Александр Петрович — до Закарпатья ведь рукой подать, можно и съездить, — но Хаблак запротестовал: жена или родственники могут ничего и не сказать, а сами предупредят Волянюка, что им интересуется милиция, и если тот действительно причастен к махинациям, станет заметать следы, предупредит соучастников.
Оказалось, майор был прав, и это выяснилось буквально сразу.
Пока расспрашивали о Манжуле работников гостиницы (там никто не вспомнил его), прошло некоторое время, и в Куты попали во время обеденного перерыва. Правда, в лесхозовском гараже застали механика, но тот на вопрос о Бабидовиче лишь развел руками:
— Пошел обедать. Несколько минут назад. У него машина испортилась, на ремонте, вот он слесарям и помогает, но сейчас обед.
Ждать Бабидовича не хотелось, тем более появился заманчивый предлог побеседовать дома, посмотреть, как живет, и, возможно, выяснить, почему именно им заинтересовался Манжула, и офицеры, узнав адрес Станислава Корнеевича, поехали к нему.
Дом Бабидовича стоял на краю местечка — добротное кирпичное строение с затейливой изгородью из сваренной арматуры. Бабидович сидел возле стола во дворе и причесывался. Видно, только что вымылся: мокрое измятое полотенце лежало на коленях. Жена хозяйничала в летней кухне, разогревая обед.
