Мария Спасская - Кукла крымского мага
От безумия Лилю спас инженер-гидролог Воля Васильев, вернувшийся в столицу и забравший невесту с собою в Ташкент. Там поэтесса сочиняла вместе с Маршаком детские пьесы, среди которых всеми любимый «Кошкин дом». В конце жизни Елизавета Ивановна Дмитриева, в замужестве Васильева, написала «Исповедь Черубины», которую закончила такими словами:
«Но только теперь, оглядываясь на прошлое, я вижу, что Н.С [11] . отомстил мне больше, чем я обидела его. После дуэли я была больна, почти на краю безумия. Я перестала писать стихи, лет пять я даже почти не читала стихов, каждая ритмическая строчка причиняла мне боль; я так и не стала поэтом — передо мной всегда стояло лицо Н. Ст. и мешало мне. Я не смогла остаться с Макс. Ал. — в начале 1910 г. мы расстались, и я не видела его до 1916 года.
Я не могла остаться с ним, и моя любовь и ему принесла муку. А мне? До самой смерти Н. Ст. я не могла читать его стихов, а если брала книгу — плакала весь день. После смерти стала читать, но и до сих пор больно.
Я была виновата перед ним, но он забыл, отбросил и стал поэтом. Он не был виноват передо мной, очень даже оскорбив меня, он еще любил, но моя жизнь была смята им — он увел от меня и стихи, и любовь…
И вот с тех пор я жила не живой — шла дальше, падала, причиняла боль, и каждое мое прикосновение было ядом. Эти две встречи всегда стояли передо мной и заслоняли все, а я не смогла остаться ни с кем.
И это было платой за боль, причиненную Н. Ст.: у меня навсегда были отняты и любовь, и стихи. Остались лишь призраки их…
Ч.»
* * *Шли годы. Дом на улице Луталова жил своей жизнью. Вскоре на втором этаже, где ранее обитала вдова Чудинова, поселился письмоводитель с семьей. Революция согнала его с насиженного места, закружила и унесла в неизвестном направлении, и в барские хоромы въехали сразу пять пролетарских семей. На просторной кухне бок о бок выстроились столы, задымили примусы и громкоголосые хозяйки стали ругаться, выясняя, кто из них будет сушить белье, а кто жарить рыбу. Блокада лишила кухонных кумушек нехитрого развлечения, разогнав по эвакуационным углам необъятной родины. После войны здесь остались лишь две семьи. Одни коммунальные поколения сменяли другие. Дворник Юсуп, год за годом подметавший двор, жил в каморке привратника и по вечерам рассказывал дворовым детям историю про шайтана. Он слышал ее от своего отца, а тот — от своего. Чумазый татарин сажал детей вокруг себя и, делая страшные глаза, шепелявил, что в этом доме когда-то жила повелительница черта, сведенная нечистым с ума. Бедняжка свихнулась, когда шайтан вышел из-под ее власти и зажил своей собственной жизнью, сбежав от хозяйки. Девицу при помощи беса заколдовал всемогущий маг, и несчастная сделалась куклой в его руках. Дворник стращал, что нечистый до сих пор бродит где-то поблизости, и, если дети будут шалить и бить стекла, черт придет и заберет их с собой. Рыжий мальчик из бывшей квартиры Чудиновой, внук одной из квартиросъемщиц, радовался и ждал, когда же придет черт, ибо был уверен, что сумеет с ним договориться. Он допытывался у Юсупа, как звали колдуна, но дворник скончался, так и не раскрыв имен действующих лиц. Должно быть, по малограмотности он и сам их не знал. Прошло много лет. Мальчик вырос, похоронил бабушку и, собирая документы на переоформление комнаты, вдруг узнал, что именно здесь когда-то жила Елизавета Ивановна Дмитриева, больше известная любителям поэзии как Черубина де Габриак. И сразу все встало на свои места. Мальчик понял, кто была заколдованная девушка и кем был маг, подаривший Дмитриевой черта. Пытливый ум увлек его в библиотеки, где наследник комнаты на Луталова с пристрастием изучил абсолютно все, что касалось персонажей этой истории. А вскоре нашел и самого Габриака. И стал настоящим Наследником. Циклюя пол в бабушкиной комнате, он вдруг заметил, что одна паркетная доска немного отстает. Приподняв эту доску, увидел просторную нишу, в которой темнела замысловатая деревянная фигурка, покоящаяся на чем-то бордовом. При ближайшем рассмотрении оказалось, что фигурка сильно напоминает беса, а бордовая обложка принадлежит дневнику кухарки вдовы композитора Чудинова. Исписанных страниц было немного. Раскрыв дневник, Наследник прочел:
«1 ноября 1909 года. Начинаю сей дневник. Он подарен мне в день ангела Макс. Алекс. Волошиным».
«3 ноября 1909 года. Сегодня у жилички Елиз. Ив. был Волошин. Говорили о стихах. Уходя, Макс. Алекс. заглянул ко мне на кухню и сказал, что я божественно хороша и непременно должна писать стихи».
«5 ноября. Пробовала писать. Не получается. Слышала, как Елиз. Ив. разговаривала с чертом, прося о помощи. Потом долго писала в тетрадке. Должно быть, черт помог».
«9 ноября. Приходил Вольдемар. Клялся в любви и обещал жениться. Я ему уступила. Теперь жду предложения руки и сердца».
«11 ноября. Вольдемар у меня. Я снова уступила. После этого мерзавец отправился к Елиз. Ив. делать ей предложение. Ненавижу его! Ушла в сквер. Сочиняла стихи. Поняла, что я не для прозы жизни. Мое призвание — поэзия!»
«15 ноября. Елиз. Ив. нет третий день. Со стихами идет туго. Забрала у Елиз. Ив. ее черта. Попробую попросить помощи».
«16 ноября. Был Волошин. Смотрел стихи. Сказал, что плохо. И что, если бы я хоть немного умела писать, он сделал бы из меня настоящую Черубину! Ибо я — это она. Говорил много, путано, я мало что поняла. Еще говорил, что хорошо бы отправить прядь моих волос с нарочитым семинаристом к Маковскому, чтобы редактор окончательно потерял голову. Волошин оставил конверт и черкнул на нем адрес. Писать, писать, писать! Вдруг получится? Черта не верну. Я верю, что он мне поможет! У меня и знакомый семинарист есть…»
«17 ноября 1909 года. Написала письмо со стихами. Бумагу взяла в столе у Елиз. Ив. Там же взяла стихи. Пусть не мои, зато хорошие. Все равно никто не догадается. Договорилась с семинаристом. Сказал, что отнесет письмо к Маковскому, как только сможет».
«18 ноября. Был Вольдемар. Рассказала про стихи. Ревновал к Волошину, к Маковскому, к семинаристу. Грозился застрелить меня и утопиться сам. Ужасно его боюсь. Вольдемар способен на все. Я совсем одна. Скоро неделя, как Елиз. Ив. не приходит ночевать. Скорей бы уж вдова вернулась!»
На этом записи в дневнике обрываются. В архиве Наследник нашел газету «Новое время» за 19 ноября 1909 года со следующей заметкой: «Кошмарное двойное убийство родной сестры, Чудиновой Зои Владимировны и ее кухарки Марты Адукайте совершил пехотный капитан Вольдемар Сысоев, после чего и сам утопился в Неве. Знакомые покойного сообщают, что причиной трагедии послужили карточные долги капитана». Так всплыли новые, никому не известные подробности этой истории. Судьба Черубины все больше и больше интриговала. Подняв документы и просмотрев дневники и письма, Наследник наконец понял, что имел в виду дворник Юсуп, когда говорил об околдованной магом девице. Теперь он мог с полной уверенностью заявить, что никаких особенных отношений с Лилей Дмитриевой у Николая Гумилева не было. Разве может влюбленный поэт посвятить возлюбленной одно-единственное четверостишье, о котором известно лишь со слов самой воспетой «музы»? Особенно, если учесть, что альбом, в котором была сделана запись, «не сохранился»? Наследника осенило, что рассказы впечатлительной Лили о страстном романе, который она пережила, не что иное, как внушение Волошина, сумевшего убедить свою подругу, что она героиня гумилевских грез. Легко возбудимая Дмитриева, обладающая неудержимой фантазией, страдающая истерическими припадками и на фоне этого заболевания не помнящая, что с ней было вчера, хорошо поддавалась гипнозу и служила для экспериментатора Волошина благодатной почвой для психологических этюдов. Скорее всего дуэль между Волошиным и Гумилевым была вызвана удивлением, с которым Максимилиан Александрович не сумел справиться, когда узнал, что придуманная им история обрела до некоторой степени правдивость, и его Лиля переспала с Гумилевым. Теперь Дмитриева — отыгранная карта. Отработанный материал. Шлак. Зачем она ему такая? Он мог, но не захотел остаться с Лилей. Лиля писала в письмах к Волошину, что одно его слово — и она отдаст ему всю себя. Но разочарование, которое испытал Волошин, было сильнее любви. А то, что Максимилиан Александрович когда-то ее любил — несомненно. Только любимому человеку можно посвятить столь щемящие строки.
Сочилась желчь шафранного тумана.Был стоптан стыд, притуплена любовь…Стихала боль. Дрожала зыбко бровь.Плыл горизонт. Глаз видел четко, пьяно.Был в свитках туч на небе явлен вновьГрозящий стих закатного Корана…И был наш день одна большая рана,И вечер стал запекшаяся кровь.В тупой тоске мы отвратили лица.В пустых сердцах звучало глухо «Нет!»И, застонав, как раненая львица,Вдоль по камням влача кровавый след,Ты на руках ползла от места боя,С древком в боку, от боли долго воя…
Шутка Волошина удалась на славу. В результате розыгрыша Елизавета Дмитриева с трудом оправилась от душевной болезни, добрый Анненский скончался от сердечного приступа вскоре после того, как Маковский заменил в одном из номеров журнала стихи мэтра сонетами Черубины и ее символическим гороскопом. Сам главный редактор хоть и женился со временем, однако всю жизнь его преследовал образ прекрасной мадемуазель де Габриак, в который Волошин со свойственным ему мастерством вложил все то, что пленяло Маковского в женщинах. В какой-то момент Волошин, должно быть, почувствовал неудобство от содеянного и после дуэли оставил Петербург. Он уехал в Крым, тем более что журналисты глумливо окрестили его Ваксом Калошиным, у Черной речки обнаружив утерянную кем-то из дуэлянтов калошу. Наследника осенило, что ошибка Максимилиана Александровича заключалась в его отношении к происходящему. Никакой любви! Прочь эмоции! Подальше от привязанностей! Он будет жестче и злее. Ведь в мире нет зла. Есть лишь неверно истолкованное добро. Магом должны управлять трезвый ум и холодное сердце. Маг проявил слабость и жестоко за это поплатился. А ведь Волошин, несомненно, и в самом деле был маг. Да еще какой! Он умел манипулировать окружающими и знал толк в этом деле. И Наследник станет магом. Он станет великим магом и большим писателем. Нет, двумя писателями одновременно! Как-то Волошин уговаривал юную Марину Цветаеву скрыться за псевдонимом поэтических близнецов, стать братом и сестрой Крюковыми, но гордячка Марина с негодованием отвергла предложение друга. Наследник же с благодарностью примет совет. А черт Габриак, вдохновитель идеи, займет почетное место над входной дверью в своем родном доме на улице Луталова. И будет служить верой и правдой новому хозяину! Нет, не так! Не верой и правдой, а неверием и ложью! Так-то! «Лучший способ контролировать людей — это лгать им», — сказал как-то Рон Хаббард. А создатель сайентологии знал, что говорит. Наследник разгадал тайну славы. И вот настал день, когда он приступил к осуществлению своего плана…