Аркадий Адамов - Личный досмотр. Черная моль
Поезд неожиданно для них дернулся.
Светлана быстро взглянула на Андрея и закусила губу. Такой вот смущенной, с закушенной губой почему-то и запомнилась она Андрею.
…Со смешанным чувством радости и опасения подъезжал Андрей к Москве. Сколько людей, сколько встреч ждало его здесь!
Сразу по приезде Андрей направился в гостиницу «Москва», там ему должны были приготовить номер, там его ждал Ржавин.
Геннадия он увидел, как только вошел в огромный, полный вокзальной суеты вестибюль гостиницы. Ржавин стоял около ювелирного киоска и деловито рассматривал что-то.
— Выбираешь подарок? — спросил Андрей, подходя. — Она любит подороже. Ну, привет. Ржавин обернулся.
— А-а, все-таки приехал?
— А ты что думал?
— Не имеет значения. Вам, сэр, приготовлен лучший из номеров. Супер-люкс, на самом верхнем этаже, но с умывальником.
Номер оказался маленький и скромный. Андрей обратил внимание на две кровати.
— Сосед?
Ржавин церемонно поклонился.
— Если нет возражений, то это я,
— Польщен.
Друзья уселись в кресла и закурили.
— Какие новости? — спросил Ржавин.
— Письмо к дяде. И телефон для встречи.
— Прекрасно. Звони.
Андрей набрал номер. Ответил женский голос.
— Попросите Евгения Ивановича.
— Кто его спрашивает?
— Я из Бреста. Привез письмо.
— Оставьте телефон. Он вам позвонит. Когда Андрей положил трубку, Ржавин недовольно проворчал:
— Что это еще за фокусы?
Евгений Иванович позвонил почти тотчас же.
— А-а, помню вас, помню! Как же, — приветливо сказал он. — Письмо от Наденьки? Наконец-то!
Они сговорились встретиться через час. Евгений Иванович предложил заехать к Андрею в гостиницу.
Андрей запротестовал.
— Что вы! Я все-таки помоложе.
— Нет, нет. Где вы остановились?
Андрей, наконец, положил трубку и вопросительно посмотрел на Ржавина. Тот лениво отряхнул пепел с сигареты и спросил:
— Ты, кажется, меня уверял, что он и в самом деле ее дядя?
— Мне так показалось.
— И с Засохо он встретился случайно, только в Бресте?
— Да.
— Интересно, что тебе покажется на этот раз. — Ржавин решительно загасил сигарету, встал и с хрустом потянулся. — Итак, помни мои заветы. — Он вдруг остро глянул на Андрея. — По-моему, ты все еще удивляешься. А пора уже ненавидеть! Тут враги, понимаешь?
Андрей ответил спокойно:
— Понимаю. Но кого прикажешь ненавидеть, дядю? А если он только дядя?
— А Засохо — только папа, да? Андрей нахмурился.
— Это преступник. И какого только черта я сидел с ним за одним столом!
— Чтобы поймать преступника, — хитро прищурился Ржавин, — иногда надо и за одним столом с ним посидеть и выпить. А потом скрутить руки или… или стрелять. Разведчик должен уметь все.
В голосе его прозвучали горделивые нотки. И сейчас Андрею это понравилось.
— Ладно уж. Попробую. Когда увидимся?
— Ночью наверняка. Привет! Ржавин направился было к двери, но вдруг остановился.
— Да! А где письмо?
— Вот оно.
…После ухода Ржавина Андрей подошел к окну. Внизу — самый центр города. Седая от снежного инея и потому казавшаяся еще древнее кремлевская стена, дальше два очень похожих и таких причудливых, больших красных здания рядом — музеи: один — Ленина, другой — Исторический. Пестрая лавина машин катится перед ними. Москва!.. Какие великие и грозные события видели эти седые стены, сколько раз здесь решались судьбы народа! И его, Андрея, судьба…
Кто-то тихо постучал в дверь за его спиной.
— Войдите!
На пороге появился худощавый черноволосый человек в скромном темном костюме и темной рубашке с галстуком. Большой, с залысинами лоб, узкое, клином вниз, лицо и густые-прегустые брови, закрывавшие глаза. Надин дядя! Андрей сразу узнал его,
— Здравствуйте, Евгений Иванович. Прошу вас.
— Здравствуйте, Андрей. Рад вас видеть. Евгений Иванович, не читая, сунул письмо в карман.
— Это потом, — объяснил он. — А пока расскажите про ваше житье-бытье, про Наденьку. Как она там?
Но Андрей мало что мог рассказать про Огородникову.
— Да, видно, не часто встречаетесь, — огорченно заметил Евгений Иванович. — Жаль. Вы мне нравитесь. А Надя… Вот, к примеру, в тот раз она меня познакомила… Как его? Не помните? Толстый такой, в очках…
— Засохо?
— Да, да. Вы его запомнили?
— Попался однажды с контрабандой.
— Ну, вот видите. Он мне и тогда не понравился. Андрей успокоительно заметил:
— Надя не глупая. Разберется.
— Как сказать, — Евгений Иванович разволновался и впервые поднял на Андрея глаза — две узкие, светлые льдинки под лохматыми бровями. — Как сказать! Наряды любит не в меру, удовольствия всякие…
Чем дальше шла эта мирная беседа, тем больше недоумевал Андрей. «Какого черта мы к нему привязываемся? Это же вполне порядочный человек».
Утром следующего дня в квартире Засохо раздался телефонный звонок. Артур Филиппович говорил услужливо, скромно, почти подобострастно, его обычно самоуверенный и раздраженный бас сейчас нельзя было узнать.
— Да, да, я вас слушаю, — говорил Засохо. — Когда угодно… Когда, когда?.. Ага. Понял… Минута в минуту… Всего наилучшего…
Засохо повесил трубку и на миг замер у телефона, пытаясь что-то сообразить. При этом на его обветренной физиономии с крупными совиными глазами и резкими складками на щеках отразились как-то сразу и беспокойство, и удивление, и любопытство. Засохо провел рукой по ежику седых волос и вполголоса задумчиво произнес:
— М-да. Что бы это значило?
Он с сомнением покачал головой и направился в кабинет.
Там сидели Павел и Дмитрий Спиридонович, тот самый худой бритоголовый человек в пенсне, который был в гостях у Засохо в первый вечер после его приезда из Бреста. Афанасий Макарович называл его Димой, а Засохо представил как работника какой-то фабрики.
Дмитрий Спиридонович сидел у Засохо давно. Когда приехал Павел, деловая часть их встречи уже закончилась и теперь все трое пили коньяк.
Было заметно, что Засохо недоволен разговором с Дмитрием Спиридоновичем. Да и тот чувствовал себя не очень уютно и все время порывался уйти, ссылаясь на неотложные дела. При этом он прижимал маленькие розовые ручки к груди и смешно вертел индюшачьей голой головой. Но Засохо чем больше пил, тем решительней не отпускал его от себя.
— Погоди, — примиряюще басил он, хватая гостя за пиджак и с силой усаживая на прежнее место. — Погоди. Ты меня еще плохо знаешь… Ты вот его спроси, — он указал на Павла. — На двадцать процентов будешь работать, слово даю. Это же тебе не пятнадцать.
Дмитрий Спиридонович смущенно краснел и, кидая улыбчивые взгляды на Павла, неприятно резким голосом возражал:
— Да с чего вы взяли? Ей-богу, и в мыслях никогда не было… Я уже у себя на фабрике насмотрелся, чем такие дела кончаются…
— А ведь врешь, — умильно произнес, наконец, Засохо. — И как еще врешь-то… Ну ладно, — он махнул рукой. — Давайте выпьем, чтобы сгинул ОБХСС Неплохо, а?
— Выпьем, — не очень охотно согласился Дмитрий Спиридонович и, остренько взглянув на Засохо, спросил: — Это Афоня вам наболтал, а?
Засохо строго погрозил пальцем.
— Афоня ничего не знает. Это только нас касается. Понятно?
Дверь в кабинет приоткрылась. Софья Антоновна, просунув голову, сказала:
— Артик, тебя к телефону.
Когда Засохо вышел, Дмитрий Спиридонович, вздохнув, сказал:
— Тяжело с вашим братом все-таки.
— То есть? — удивился Павел.
— Ну вот видите — обижается, — и без всякого перехода Дмитрий Спиридонович спросил — А вы, значит, из Бреста?
— Да.
— И как, а?
— Что «и как»?
Дмитрий Спиридонович хитро прищурился.
— Понимаю, понимаю. И, как видите, не обижаюсь.
— Да на что обижаться-то?
— Все понятно, дорогой. Кроме того, доверие Артура Филипповича — это солидная рекомендация. Поэтому есть предложение, — Дмитрий Спиридонович быстро оглянулся на дверь и, понизив голос, сказал: — Позвоните мне. А? — и нравоучительно добавил: — Чем меньше в цепи звеньев, тем она крепче. А?
— Без сомнения.
— Тогда пишите, — Дмитрий Спиридонович почти шепотом продиктовал номер телефона и, как-то странно усмехнувшись лишь уголками длинного и тонкого рта, добавил: — Двадцать, это тоже не подарок, если уж на то пошло. А? Ведь я, как-никак, первоисточник. И потом еще один цех у меня на стороне.
— То есть?
— Последние операции. Целлофан, бирки и прочее.
— Понятно.
— Это же все что-то стоит. А?
Вернулся повеселевший Засохо, и разговор оборвался. Подсаживаясь к столику, Артур Филиппович самодовольно объявил:
