Дик Френсис - Расследование
– Грейс предпочитала нормальный секс и не разделяла ваших наклонностей?
Он заговорил, путаясь в словах:
– Вскоре после нашей женитьбы начались скандалы... Мне это было невмоготу. Я любил ее, очень любил. Но я никак не мог наладить наши отношения... Она не понимала, что я стегал ее... из любви. Она говорила, что подаст на развод, обвинит меня в жестоком обращении. Поэтому я нашел одну девушку. С улицы... Она ничего не имела против, если ей за это платили... Если бы я мог продолжать к ней ходить... Но она сказала, что завязала это и... Но в Лондоне был такой клуб... Я пошел туда... и все стало на свои места. Мы с Грейс... все нормально... в общем конечно, не особо... но все-таки брак не распался...
Лорд Ферт смотрел на него с отвращением.
– Когда я впервые встретил там лорда Гоуэри, – сказал Джек уже вполне нормальным голосом, – я просто не поверил своим глазам. Я увидел его на улице, у клуба. Тогда я подумал, что это случайное совпадение. Но затем, однажды вечером, в клубе я понял, что это он... И потом еще раз встретил его на улице. Но я ничего не сказал ему тогда... Разве я мог? Кроме того, я понимал, что он чувствует... Ведь туда ходят те, кому это необходимо... И потом уже трудно прекратить...
– Как давно вы поняли, что принадлежите к тому же клубу, что и лорд Гоуэри? – спросил я.
– Года два-три назад. Точно не знаю. Давно...
– Он знал, что вы тоже туда ходите?
– Нет. Он не догадывался. Мы и говорили-то с ним всего пару раз. На ипподроме. В официальной обстановке. Он обо мне не знал.
– А затем, – задумчиво проговорил лорд Ферт, – вы прочитали, что его назначили вместо полковника Миджли руководить расследованием дела Крэнфилда – Хьюза, и решили, что подворачивается отменная возможность избавиться от тренера-конкурента и сохранить у себя лошадей Байлера.
Джек сидел сгорбившись, не пытаясь ничего отрицать.
– Лорд Гоуэри вначале отказался поддаваться угрозам разоблачения, но вы не пожелали расстаться с мыслью уничтожить конкурента, тогда вы пошли на подделку улик, лишь бы добиться своего.
После долгого молчания Джек сказал хриплым, срывающимся голосом:
– Грейс страшно испугалась, что Крэнфилду... достанутся наши лошади. Я, конечно, тоже этого не хотел. Это было бы несправедливо. После того, сколько я вложил в них. Но она твердила об этом без умолку – с утра до ночи. Не могла остановиться. Все говорила, говорила. Говорила, что с удовольствием убила бы Крэнфилда и все такое прочее... Временами она меня просто пугала... этими своими разговорами... Может, из-за них-то я и решился в конце концов... подстроить дисквалификацию Крэнфилду. Я это делал, конечно, в первую очередь, чтобы сохранить байлеровских лошадей... Но все-таки лучше было добиться дисквалификации Крэнфилда, чем... чем жить под угрозой того, что Грейс его убьет.
– Вы в самом деле верили, что она на это способна? – спросил я.
– Она буквально бредила этим... Я не знал, насколько это все серьезно... Но боялся, что... Очень боялся. Я не хотел, чтобы она угодила в беду... бедная Грейс... Я хотел помочь ей, хотел, чтобы все стало на свои места... хотел сохранить лошадей. Они ведь по справедливости принадлежали мне, разве не так? Вот я и занялся этим... Все оказалось не так трудно, раз уж поставить перед собой такую цель...
Ферт криво улыбнулся мне, я ответил ему тем же и подумал, что брак может оказаться самой настоящей пыткой. Психическая неуравновешенность Грейс только усилилась из-за того, что она жила с человеком с сексуальными отклонениями. Джек испытывал чувство вины, которое пытался каким-то образом загладить. У обоих рассудок пасовал перед эмоциями, и те бурлили в их замкнутом интимном мире, как в котле с туго завинченной крышкой, угрожая взрывом. Жизнь с «дорогой Грейс» привела бы многих мужчин покрепче Джека к безрассудным действиям, но Джек не мог бросить ее, потому что не мог бросить своих лошадей, и не мог выгнать ее потому, что любил ее.
Он страстно хотел удержать лошадей Байлера – для ее спокойствия, а также для своего благополучия, но единственным способом добиться этого стало для него устранить Крэнфилда.
– Ну а меня за что же? – спросил я, стараясь сдерживать ярость. – Я-то тут при чем?
– А? – Он прищурился, пытаясь сосредоточить свой взгляд на мне. – Вы... Вообще-то против вас лично я ничего не имел... Но я просто решил, что так будет надежней... Если Крэнфилд решил смошенничать, то жокей должен быть с ним в сговоре.
– Скачка была чистой, – сказал я.
– Да... Я знаю... Но эти глупцы из Оксфорда... Они предоставили такой отличный шанс... Особенно когда я узнал, что заниматься этим будет лорд Гоуэри... А затем... затем я договорился с Чарли Уэстом и Оукли... Да еще брат Грейс рассказал мне совершенно случайно – учтите, случайно, – что, по словам его букмекера, Крэнфилд играл Вишневый Пирог. Тут уж я просто захохотал. Прямо как Грейс... Хохотал и не мог остановиться. Это же комедия, что он сам играл Вишневый Пирог...
– А что насчет Чарли Уэста? – резко спросил Ферт.
– Я заплатил ему... Чтобы он подтвердил: мол, Келли и в самом деле придержал Урона. Я позвонил ему и спросил, не говорил ли Келли когда-нибудь что-то такое... Он ответил, что однажды, в скачке лошадей-новичков, Келли сказал: «О'кей, притормозим, ребята!» Я велел ему сказать, что Келли произнес эту фразу в «Лимонадном кубке». Это прозвучало бы убедительно. Фраза ведь действительно принадлежала Келли.
– Вы защищали Уэста, – сурово заметил мне Ферт.
Я горестно пожал плечами. Джек не обратил внимания, продолжая свои жалкие признания:
– Перед балом Грейс совсем пришла в себя. После того как Крэнфилда лишили лицензии, она прекрасно себя почувствовала. Да еще Байлер сказал, что оставляет у меня лошадей навсегда... Мы радовались... как могли... Потом мы узнали, что Келли явился на бал и рассказывает всем подряд, что его оклеветали и что он обязательно выведет на чистую воду тех, кто это сделал. Потом Грейс увидела дочку Крэнфилда... и снова сорвалась... Совсем как прежде... И я подумал... Если Келли умрет, все станет на свои места.
Ферт медленно покачал головой. Логика, постепенно приведшая Роксфорда от несчастья к преступлению, завела его в тупик.
– Я решил, что он ничего не почувствует, – продолжал Джек. – Я думал, что отравление окисью углерода вызывает потерю сознания. Я думал, это будет похоже на сон. Он ничего не поймет. Просто не проснется...
– Вы просверлили слишком маленькое отверстие, – сказал я без тени иронии. – Нужно было больше газа, чтобы я потерял сознание.
– Я не смог найти трубки большего диаметра, – последовал жутковатый в своей будничности ответ. – Пришлось пустить в ход то, что у меня имелось. Она была узковатой. Вот и все.
– Ясно, – на полном серьезе отозвался я. Смерть была рядом. Несколько дюймов отделили меня от поезда. Если бы трубка оказалась шире на одну восьмую дюйма, меня бы уже не было в живых. – А потом вы поехали искать остатки глушителя?
– Да... Вы уже об этом знаете... Я спросил в гараже, но мне ответили, что был механик, забрал этот кусок и передал вам. Я устроил Оукли скандал за то, что он не добыл его. Я ведь особо подчеркивал, что надо заставить вас отдать эту штуку, но он сказал, что сделал все... но вы отказались...
– Почему вы не попросили его убить меня? – спросил я будничным тоном.
– Я просил. Но он сказал, что никого не убивает. Сказал, что может помочь мне избавиться от трупа, если я совершу убийство, но сам на такое никогда не пойдет. Говорит, что это не окупается...
Очень похоже на Оукли. Словно опять с ним пообщался.
– Но вы не могли пойти на такой риск? – спросил я.
– У меня не было настоящей возможности... Я не хотел надолго оставлять Грейс... Потом вы были в больнице... затем вернулись к себе... Я пытался подстеречь вас где-то вне дома... Я не мог позволить себе явиться в чужую конюшню и спрашивать, где вы живете... Меня бы узнали... Вот я и думал, что если вы остановитесь в отеле... или где-то еще...
– Это вы написали в секретариат? – воскликнул Ферт. – Значит, это все-таки вы?!
– Да... Но было уже поздно... Она и в самом деле была готова выполнить свое обещание... Бедняжка Грейс... Зачем я отпустил ее из дома... Я бы что-то в конце концов придумал... Я бы нашел способ удержать лошадей... Но в то утро она выглядела в полном порядке, а теперь... теперь... – Его лицо сморщилось и покраснело, он пытался изо всех сил сдержать слезы. Но воспоминание о том, как увозили Грейс в больницу, оказалось слишком сильным. Слезы покатились по его щекам, и он, вытащив платок, захлюпал в него носом.
Интересно, что бы он почувствовал, если бы увидел Грейс в деле, в гостиной? Но слепая любовь, возможно, выдержала бы такое испытание.
– Посидите здесь, Роксфорд, – распорядился лорд Ферт, встал и поманил меня с собой к двери. – Что с ним делать? – спросил он меня.
– Дело зашло слишком далеко, и теперь уже его не замять, – неохотно отозвался я. – К тому же он... он гораздо опаснее своей Грейс. У него начисто отсутствуют нравственные тормоза. Он пошел на шантаж, затем – на подделку улик, а затем, когда счел это необходимым, решился на покушение. Он не испытывал ни малейших колебаний, никаких угрызений совести, и если сочтет нужным, то опять решится на нечто подобное. Люди мыслят определенными стереотипами, а навязчивые идеи имеют свойство прогрессировать. Грейс будет жить – и ее муж будет оценивать мир с точки зрения ее спокойствия и счастья. Тот, кто, по его мнению, угрожает их благополучию, может оказаться очередной жертвой... которую ожидает разорение или смерть. Это могут быть медсестры, родственники или просто посторонние люди, не сделавшие им ничего плохого. Как, например, я...
