Дмитрий Вересов - Скитания ворона
— Ну так выйди.
— Но ты... ты подпишешь?
— Я подумаю. Жди во дворе.
Крис вышел. Нил придвинул к себе документ. «Мы, нижеподписавшиеся... настоящим подтверждаем...» Буквы плыли перед глазами, наскакивали друг на друга, менялись местами, где-то на третьей строчке взгляд зацепился за слово «куннилигус», которое при повторном прочтении сменилось на «совокупный». Нил крякнул, взялся за недопитый стакан, в котором, кстати, был отнюдь не лосьон, а вполне пристойный кулинарный херес, опрокинул в рот, а последнюю каплю, перевернув стакан над бумагой, выцедил на параграф об взаимном отказе от притязаний на любые будущие доходы другой стороны. Потом взял ручку и напротив четкой, филигранной подписи Сесиль размашисто вывел: «Н. Баренцев». Нищ, но свободен. Крис терпеливо ждал его на крыльце.
— Держи — Нил протянул ему папочку. — Привет Сесиль. И fuck you very much за все хорошее...
— Тебе того же... Да, Нил, еще одно... Мы с Сесиль понимаем, насколько тебе сейчас тяжело и одиноко. Вот, — он протянул Нилу какой-то предмет в оберточной бумаге. — Это поддержит тебя в трудную минуту, а когда дозреешь, звони, там вложен список наших контактных телефонов. Бай!.. И очень советую подыскать себе работу.
Крис пошел к машине, а Нил задумчиво подбросил пакет на ладони. Судя по всему, там была книга.
«БMB» Криса плавно покатил прочь.
Нил глянул ему вслед, прикрыв глаза, живо представил себе, как с эффектным хлопком лопается шина, и красное авто с визжащими от ужаса Сесиль и Крисом, припадая на обод, медленно и неотвратимо скатывается в пропасть...
«Да ладно, — подумал Нил. — Нехай живут».
Дома он развернул пакет и извлек толстый том в синем переплете. Золотые буквы гласили: «Книга Мормона. Новые свидетельства об Иисусе Христе».
Это ж надо, куда занесло наследницу древнего и славного католического рода! Впрочем, как говорится , любовь зла...
* * *— Похоже, наша беспутная мамаша здорово влипла.
— Чья еще мамаша? — Таня Дарлинг недоуменно посмотрела на Соню поверх очков.
— Наша. Биологическая мамочка нашего пупсика. Вот посмотри, что прислали в редакцию для европейского дайджеста.
Соня бросила на Танин рабочий стол номер «Пари-Суар».
— Третья полоса. Я отчеркнула.
Таня внимательнейшим образом проглядела отчеркнутую заметку, щелкнула кнопкой селектора.
— Эмили, дайте мне Москву. Так, иди... Спасибо, Соня, я разберусь, по-моему, здесь какая-то подстава...
В селекторе раздался голос Эмили:
— Москва, миссис Дарлинг. Таня взяла трубку.
— Архимеда Яновича... Здравствуй, Арик, не забыл еще?.. Да Рыжая, Рыжая, кто ж еще... Да, все хорошо... Представь себе, из Лондона... Слушай, нужна твоя помощь, по старой дружбе... Нет, информация. Мне отсюда собрать затруднительно... Записывай...
* * *Нил босиком протопал до калитки, со вздохом открыл почтовый ящик и выгреб кипу конвертов. Газет они не выписывали, личные письма сводились к ежемесячным слезливым эпистолам от Мари-Мадлен и редчайшим, под настроение, открыточкам от Ольги Владимировны. Всю свою обширную профессиональную переписку Сесиль вела исключительно через фирму, а то, что они получали на дом, так или иначе сводилось к выкачиванию денег. Счета, уведомления, рекламные проспекты. Казалось, не было в Соединенных Штатах организации, не претендующей на кошелек семьи Баренцевых-Дерьян.
Сесиль приучила его трепетно относиться к такой корреспонденции и тщательным образом сортировать ее — что подлежит немедленной оплате, что требует уточнений и выяснений, что следует вырезать и сохранить, на что нужно ответить письменным отказом, на что достаточно отреагировать телефонным звонком и что, наконец, можно с чистой совестью отправить в мусорную корзину. Поскольку Нил постоянно с этим путался, Сесиль составила подробнейший меморандум и прикрепила его на стенке возле коврика с кармашками, предназначенными для корешков квитанций, купонов на скидки и тому подобной ерунды.
Нил вывалил конверты на кухонный стол, достал карандаш, бумагу, пепельницу, откупорил банку пива — надо же было оборудовать рабочее место, прежде чем приступать к сортировке...
Он поднес пиво к губам, и неожиданно фыркнул, окатив пеной нос и щеки. Все! Баста! Финита! Пусть теперь этой похабелью мормоны занимаются, для них это так же естественно, как в сортир сходить... Он закурил, задумчиво провел зажженной зажигалкой вдоль краешка верхнего конверта. А не спалить ли все к такой-то матери, пусть потом разбираются? Нет, это мелко, в конце концов, если разобраться, ему не за что мстить Сесиль. Она терпела, сколько могла...
Нил сгреб письма, намереваясь отнести их в кабинет Сесиль. Один конверт — большой, непривычного желтого цвета — шлепнулся на пол. Поднимая его, Нил увидел, что на письме стоит парижской штемпель и что адресовано оно лично ему, мсье Нилу Баренцеву.
Нил вскрыл конверт и достал сложенную вчетверо страничку из «Пари-Суар». Никакой пояснительной записки не прилагалось, не было и координат .отправителя. Озадаченный Нил раскрыл газету.
Фотографию он увидел не сразу, а увидев, остолбенел. Так задрожали руки, что пришлось положить газету на стол.
На фото были запечатлены двое сосредоточенных полицейских, а между ними — Лиз, его Лиз! Волосы растрепаны, рот открыт, должно быть, она в этот момент что-то выкрикнула. Подпись под фотографией рассеяла последние сомнения: «Элизабет Дальбер, художница-наркоторговка. Теперь придется отвечать за свои художества!» Сверху заголовок: "Скват<Скват — помещение, арендуемое без оформления аренды. (примеч. автора)> левых художников оказался крупнейшим складом героина". Дальше Нил не мог прочитать ни слова. Надо что-то делать, надо срочно лететь, спасать ее. Наркотики — полный бред, ее просто кто-то подставил, главное — она нашлась, она во Франции, скоро он сможет увидеть ее... «Я вытащу ее, вытащу непременно, все утрясется, какая из нее, к черту, наркоторговка. Смешно подумать... Только бы встретиться, встретиться скорее... Только вот кто же прислал эту газету? Господи, да конечно же она сама и прислала. Через адвоката или еще как-нибудь. Она надеется на меня, ждет меня...»
К телефону долго никто не подходил. Нервы были напряжены до предела.
— Алло. — Доминик опять страдала от мигрени и это сразу было понятно по голосу.
— Дорогая, это я. У меня к тебе просьба, как всегда, для всех остальных невыполнимая. Ты же волшебница у меня, все можешь. Помоги, и клянусь, что не в последний раз прошу. Как же мне без тебя на этом свете?
— Я еще вчера знала, что ты проявишься. Мне сон был. Ты в лодке по грязной воде плывешь, и парус не можешь натянуть, и ветер. Я поняла, что беда на тебя идет. Ну, что надо? Нет, это после, сначала скажи, когда приедешь, я хочу тебя прямо сейчас.
— Приеду сразу, как ты решишь мои проблемы, и это не шантаж. Это очень важно для меня. Посмотри «Пари-Суар» от шестнадцатого, третья страница. Полиция взяла склад героина, там еще фотография. Элизабет Дальбер, запиши, «Элизабет Дальбер», пишется «Дальберг», мне надо увидеть эту девушку как можно скорее. — Нил, как мог, скрывал свои чувства и говорил без истерии в голосе, хотя хотелось кричать.
— У меня ужасно болит голова, а ты с какими-то девушками ко мне пристаешь, ну да ладно, посмотрю вечером, может, что и придумаю. Пройдусь по Алексовым связям, вдове героя Франции небось не откажут...
— Спасибо, роза моя. Когда позвонить? Завтра удобно?
— Да ты рехнулся, какое завтра, тут и за неделю ничего не сделаешь! Ну ладно, все равно звони, когда захочешь.
— Целую. — Нил бросил трубку. Наскоро собравшись, он рванул в Бостон. В этот день улететь не получилось — когда он расплачивался по электронной карте за заказанный билет, выяснилось, что денег на их с Сесиль общем счету элементарно не хватает на билет до Парижа. Можно было не уточнять, кто приложил руку к этому делу, Сесиль вряд ли пошла бы на такое по собственной инициативе. Нил лихорадочно вывернул карманы, наскреб недостающие шестнадцать долларов, но билет брать не стал, поскольку перспектива оказаться в Париже без гроша его не устраивала.
Ладно, гады, сами напросились! Война так война! Хорошо еще, хоть на бензин оставили.
К вечеру Нил возвратился в Проспект. Оставив «датсун» на улице, вбежал в дом, прямиком устремился в спальню, снял со стены портрет Мари-Мадлен, матери Сесиль, набрал на дверце маленького настенного сейфа известное ему четырехзначное число. Найдя искомое, он тихо прикрыл дверцу и повесил портрет на прежнее место.
Только внизу, на кухне, пользуя больные нервы хересом и сигарой, он отомкнул золотую застежку на продолговатом сафьяновом футляре.
На белом атласном ложе покоилось редкостной красоты ожерелье — крупные синие сапфиры, обрамленные бриллиантами, в оправе из белого золота.
Сделанное его прадедом Францем Бирнбаумом для своей жены, стало быть, для прабабушки Нила. Украденное большевиками, возвращенное в семью его дедом Вальтером Бирнбаумом и подаренное бабушке Александре Павловне. Вновь украденное и через много лет вернувшееся уже к нему, к Нилу, посмертным подарком первой жены, Линды, укравшей его у вора. Подаренное им второй жене, теперь фактически бывшей...
