Владимир Кашин - По ту сторону добра
Если бы у Коваля не появились сомнения в правдивости слов Джейн, он не так разговаривал бы с этим парнем. Немедленно поставил бы вопрос о привлечении его к уголовной ответственности.
С горечью подумал, сколько еще таких случаев, когда девушка, чтобы избежать осуждения родителей и будущего мужа, сваливает всю вину на парня, не считаясь с тем, как дорого он заплатит за оговор. Как скрупулезно нужно изучать эти дела, чтобы не сломать жизнь невиновному молодому человеку!..
Но пока что, хотя и очень нужен помощник, он отстранит лейтенанта от работы над этим делом. Отстранит так, чтобы Струць ни о чем не догадался. Тяжелейший грех — обидеть честного человека. Поэтому нужно спешить в больницу, пока Джейн не встретилась с Тищенко.
По дороге в больницу нужно еще заглянуть к миссис Томсон и успокоить ее, у женщины слабое сердце, и все может случиться.
— Лейтенант, — сказал обычным деловым тоном Коваль. — Оформляйте командировку и немедленно вылетайте в Краснодар. Через два дня чтобы возвратились со всеми данными о Крапивцеве и его тамошних делах. Всё!
Струцю ничего не оставалось, как откозырять и выйти. Через несколько секунд услышал за спиной, как подполковник замыкает дверь кабинета.
Коваль опередил в коридоре лейтенанта, и когда Струць вышел во двор, его уже нигде не было видно.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
1
Дмитрий Иванович не вызвал машину — до Октябрьской больницы, где находилась Джейн, от министерства — через сад — рукой подать. Спустившись по крутому склону среди деревьев и кустарников, подполковник вскоре очутился возле терапевтического корпуса, где, как ему было известно, в отдельной палате лежала Джейн. С минуту постоял возле входа, осматриваясь; затем зашел в коридор и, никого не встретив, поднялся на второй этаж.
Возле столика дежурной сидели две женщины в белых халатах. Одна что-то сосредоточенно писала в толстом журнале.
— В какой палате лежит Джейн Томсон? — тихо спросил подполковник. — Отравление.
— К ней нельзя, — строго ответила женщина, заполнявшая журнал. Она, очевидно, была старшей по должности и говорила безапелляционным тоном, свойственным врачам, когда они видят в своем царстве посторонних. — А кто вы будете?
— Уголовный розыск, — сказал Дмитрий Иванович, вынимая удостоверение. — Подполковник Коваль.
— Тем более нельзя, — упрямо повторила врач, недовольно посмотрев на него. Чем-то не понравился ей этот высокий угловатый мужчина с колючим взглядом. — Больной нельзя волноваться, даже разговаривать. Дня через два-три, когда ей станет лучше, приходите. И то в случае острой необходимости.
— Такая необходимость есть сейчас.
Женщина развела руками.
— К сожалению… Для нас главное — здоровье пациентки. Мы отвечаем, — она сделала ударение на слове «мы», — тем более что это иностранка.
Коваль понял, что опоздал: уже был звонок от Тищенко.
— А завотделением я могу увидеть? — Эту фразу он невольно произнес иронически.
Врач царственным жестом показала в конец коридора.
— Имейте в виду, и он вам не разрешит… Валя, — обратилась она к соседке, — проводи товарища подполковника.
Коваль открыл дверь в кабинет. Стоявший у окна человек в белом халате повернулся, и не успел подполковник поздороваться, как он воскликнул:
— Товарищ Коваль!
Медсестра, поняв, что объяснять заведующему, как появился в отделении настойчивый посетитель, нет необходимости, выпорхнула из кабинета.
Подполковник не сразу вспомнил, где он встречал этого человека с характерными дугообразными черными бровями. Это произошло лет десять назад. Тогда врач был еще студентом. В селе случилось убийство, в котором ошибочно обвинили его дядю. Коваль сумел найти действительного убийцу и спас от незаслуженной кары невиновного человека.
— Ваша фамилия Гулий?
— Нет, не Гулий. Это мой дядя по матери — Гулий, тот самый, которого по ошибке обвиняли. А меня зовут Рябошапка Иван Архипович, — сказал врач, довольный тем, что Коваль вспомнил его.
— Рябошапка… да… да…
— Вы, очевидно, интересуетесь англичанкой? — спросил заведующий отделением, жестом приглашая Коваля сесть на стул возле своего столика. — Если не изменяет память, Дмитрий…
— Иванович, — подсказал подполковник. — А вас уже предупредили, чтобы никого не допускали к ней? — Коваль продолжал стоять, будто не поняв приглашения.
Заведующий отделением кивнул.
— Следователь Тищенко?
— Да, — подтвердил врач, и густые брови его сошлись над переносицей. — Звонили из прокуратуры.
«Удивительно, почему Степан Андреевич так вцепился в Джейн? — задумался Коваль. — Может, мать или она сама еще вчера, до отравления, успели нажаловаться на лейтенанта? Решили, что с помощью прокуратуры смогут быстрее получить визы? Иначе чем объяснить, что Тищенко, который поручил ему дознание в отношении англичанок, вдруг так заинтересовался Джейн? В таком случае все приобретает новое освещение…»
— Даже милицию?!
На минуту воцарилось молчание.
Как быстро преуспел в карьере этот недавний студент, отметил Коваль, каких-то восемь — десять лет — и уже заведующий отделением центральной больницы города, должность профессора или, по крайней мере, доцента.
— Очень строго предупредил: «Никого, ни единого человека, пока не допрошу». Но я думаю, вас, Дмитрий Иванович, это не касается…
Подполковник усмехнулся.
— Вы, товарищ Коваль, для меня самый главный, и я готов ответить…
— Отвечать не будете, — успокоил подполковник врача. — Проводите меня к больной. Разговаривать она может?
— Да, температура упала. Рвоты прекратились, боль в полости живота утихла.
— Ваш диагноз подтвердился?
— Да. Отравление. Яд высокотоксичный, но в мизерном количестве. Наша лаборатория еще не смогла установить, какой именно. Но уже ясно: растительного происхождения, типа адамова корня, как его называют в народе, или переступеня. По симптомам очень похоже. Эти растения — эндемы Кавказа.
— Гм, — буркнул Коваль. — Кавказа… — Он вспомнил о радикулите Крапивцева. «Хорошо, что отправил Струця в командировку на юг…»
— Кроме того, хирург установил легкие телесные повреждения…
— А гинеколог?
— От гинеколога категорически отказалась.
— При радикулите эти травы помогают?
— Да, конечно, — подумав, что подполковник страдает болями в пояснице, и радуясь возможности помочь ему, поспешил подтвердить Рябошапка. — И при радикулите, и при ревматизме. Натираются сырым корнем или делают настойки, мазь… В этих растениях есть сильно действующее ядовитое вещество, называемое брионином… Поэтому их можно применять только как наружное. В пище девушки лаборанты обнаружили еще какой-то опасный гликозид. Но какой именно, пока не определили. Я думаю, ваши эксперты лучше разбираются в ядах, чем мы. Возможно, они уже все установили.
Коваль покачал головой. Он успел побывать у экспертов и узнал лишь об одном, но важном: яд, от которого погиб Залищук и пострадала Джейн, один и тот же.
— Исследования продолжаются, — уклончиво ответил подполковник.
Когда проходили мимо столика дежурного врача, Коваль почувствовал на себе пристальный взгляд женщины, которая не хотела допустить его к Джейн. Теперь она сидела одна. По знаку Рябошапки сняла с вешалки халат, подала Ковалю.
Подошли к двери, ведущей в палату.
— Вы ненадолго? — обеспокоенно спросил заведующий отделением. — Она еще очень слаба.
— Ненадолго, — ответил Коваль, открывая дверь. Он догадался, что Рябошапка боится, вдруг появится Тищенко и застанет здесь подполковника.
Завотделением, поколебавшись, вошел вслед за Ковалем в палату.
Джейн была укрыта простыней, обессиленные руки ее лежали на груди. Коваль понял, что она действительно очень слаба. На открытом правом предплечье матово отливал большой синяк.
Джейн узнала Коваля, улыбнулась. Он поздоровался и, придвинув к кровати табурет, сел так, чтобы хорошо видеть ее лицо.
Рябошапка тоже опустился на свободный табурет в углу палаты, всем своим видом подчеркивая, что содержание беседы подполковника с Джейн его не интересует, но что он не может оставлять больную одну.
Девушка тем временем смежила веки.
— Джейн! — окликнул ее Коваль. — Вы в силах со мной разговаривать?
Она открыла глаза.
— Могу.
— Как вы думаете, где вы отравились?
— Я ничего не знаю, — прошептала Джейн так тихо, что подполковнику пришлось наклониться над ней.
— Что вы ели и пили вчера? Где обедали, ужинали? С кем?
— Обедали в ресторане, в «Днипре». А ужинали… Нет, я не ужинала…
— А обедали — вы, мама и кто еще?
— Этот мамин земляк, врач.
