Марина Серова - Вождение за нос
— Ну так что, решил?
— Я не знаю, зачем вы надели на меня наручники. Я никогда не видел вас раньше и более того, понятия не имею, кто вы и какой интерес представляет для вас моя персона.
Разговор обещал быть интересным. Я пожалела, что оставила в бардачке свой диктофон, сейчас он был бы весьма кстати. Неизвестно, что выкинет Клементов дальше, но было бы неплохо, если бы я все смогла зафиксировать. Совершенно очевидно, что просто так я с ним не разделаюсь.
— А вот и не угадал. Если хочешь, я тебе даже напомню, когда мы встречались. А было это совсем недавно — в квартире Нины Сергеевны, которую ты потом поджег. Вспоминаешь?
В ответ Клементов спокойным голосом сказал:
— Я не знаю, откуда вам стало известно, что квартира, где я жил, горела, но даже этот факт вовсе не говорит о том, что мы знакомы, и тем более не говорит о том, что я поджег собственную квартиру. Это вообще совершенно дикое заявление, не имеющее под собой реальных оснований.
Да уж, не глупый мальчик, не сдается просто так. Честно говоря, меня почему-то восхитило его спокойствие, которое пришло на смену тому изумлению, которое отразилось на его лице, когда я предложила ему выбор места беседы.
— А почему тогда ты пошел со мной?
— Тоже странный вопрос. Впрочем, вы все такие задаете. Интересно, как, по-вашему, я мог не пойти, если вы меня наручниками к себе пристегнули. Мы бы просто устроили свалку на площадке. Вам так не кажется?
Мы сели в машину, я повернула ключ зажигания и тронулась с места, заодно пытаясь выиграть время. Клементов явно одерживал верх в словесной перепалке, что меня начинало раздражать.
Плавно повернув из арки в переулок, а потом на главную дорогу, я, окинув своего пленника взглядом, в котором при всем желании невозможно было прочитать ничего хорошего, продолжила:
— Тогда попробуй объяснить мне, почему твоя подруга так убивалась? Или тебя разыскивают по подозрению сразу в нескольких преступлениях?
— А что должна делать девушка, друга которой уводит в наручниках неизвестная дама, когда непонятно, чем все закончится. На мой взгляд, реакция совершенно адекватная. А вам, собственно, что так не понравилось?
— Если перечислять действительно все, то на это уйдет очень много времени, так что ограничусь двумя-тремя фактами. Факт первый — ты украл бронзовую статуэтку древнерусской богини Мары. Факт второй — убийство Гробовского, которое ты совершил. Факт третий — ты чуть не сжег меня в своей комнате. Пока это самое основное. Есть возражения?
— Да, и очень много. Я ничего не крал, никого не убивал и вас не поджигал.
Теперь все больше походило на работу следователя с упрямым подозреваемым, вина которого абсолютно очевидна, но пока не доказана. Поразмыслив, я решила ехать к Кире, но какое-то внутреннее чувство подсказывало мне, что нужно попытаться справиться самой. Разумеется, отделение милиции парня напугает. Оно пугает практически всех, даже тех, кто там работает, уже одним видом своих коридоров, где со стен смотрят отвратительные физиономии, а с потолка обрушиваются лепешки штукатурки. Если бы я с самого начала договорилась приехать в отделение и провести допрос сначала в одиночку, а уже потом, в случае моей неудачи, подключается Киря, тогда можно было бы попробовать, а так…
Вероятность пятьдесят на пятьдесят меня не устраивала еще и потому, что если меня все же постигнет неудача, я попросту упущу великолепный шанс. Следовательно, нужно для начала попробовать еще что-то.
Я решительно свернула на перекрестке налево, не перестроившись заранее, и агрессивно настроенный тип за рулем красной «десятки» что-то прошипел мне вслед.
— А вы далеко не профессиональный водитель, — нахально заметил Клементов. — Действительно, женщинам на дороге не место…
— Сказала бы я, где место тебе, — произнесла я таким ядовитым тоном, что он осекся на полуслове, — но, думаю, что это буду не я, а судья или соседи по камере.
Странно, но на него это все же подействовало. Может быть, устал храбриться или упоминание о тюрьме, как о справедливом наказании за содеянное, влияет подобным образом. Неважно, сейчас я уяснила для себя главное — Данила боится тюрьмы как черт ладана, так что давить следует именно на это.
— Понимаешь, — я спокойно вела машину и старалась говорить как можно более безразлично, — то, что ты совершил все эти преступления, а кроме того, занимался подделкой предметов старины вместе с Гробовским, мне доказать совершенно не сложно. У меня столько улик, что я могу просто поплевывать в потолок, пока их кто-то вместо меня будет представлять в суде.
Он напрягся, что я сразу почувствовала, и потому продолжала в том же духе:
— Но я могу это не делать. Есть такие вещи, где сферы интересов людей пересекаются, и тогда они начинают искать компромисс. Тебе не кажется, что наша ситуация именно такая?
Клементов все так же напряженно молчал. Я тоже сделала паузу. Пусть парень поволнуется. У меня даже появилась безжалостная мысль проехать мимо тюрьмы. Конечно, приличный будет крюк, но дело того стоило. Только это должны быть не показательные выступления, а настоящая инсценировка, иначе затея яйца выеденного не будет стоить.
Пытаясь сообразить, кого из моих знакомых можно втянуть сейчас в мою игру, я пришла к выводу, что, кроме Ленки, меня сейчас никто не выручит.
Я достала сотовый и набрала ее номер.
— Алло? — раздался в трубке нормальный Ленкин голос, без намеков на простуду.
— Будьте добры, — заговорила я отстраненно, — передайте Елене Константиновне, что встреча не отменяется, а переносится на сорок минут или на час. Пусть она меня подождет.
— Ты что, совсем с ума сошла? — поинтересовалась она, абсолютно ошалев еще от того, что я назвала вовсе не ее отчество.
— Говорит Иванова по вопросу о предварительном задержании. Она обещала рассмотреть мое дело сразу, — продолжала я, не обращая внимания на Ленкины слова. — Да, разумеется, человек уже со мной.
Я кинула мимолетный взгляд на Данилу.
— Танька, ты что мелешь? — раздалось опять в трубке.
По-прежнему игнорируя Ленкины восклицания и стараясь сохранять серьезный тон, я добила плененного:
— Время не терпит. Мне нужно будет успеть связаться с судьей. Перенос слушания, оповещение свидетелей. Да, очень много времени, поэтому мне действительно необходимо, чтобы Елена Константиновна увидела его. Передайте, пожалуйста, что я уже еду. До свидания.
Отключив мобильник, я мысленно улыбнулась, представив, какими сомнениями сейчас терзается подруга. Несмотря на то что мы знакомы, кажется, сто лет, она еще не привыкла к моим выходкам. Ладно, потом ей все объясню.
А Клементов сидел бледный как полотно. С ним не надо было заговаривать, чтобы понять, как он себя чувствует. Наверняка сейчас он готов на все мои условия и признается если не во всем, так в половине содеянного точно.
Окрыленная успехом и гениально воплотившейся задумкой, я ждала, что он мне скажет. Не стоило начинать разговор самой, иначе бы я полностью разрушила ту психологическую зависимость, которая столь удачно образовалась. Власть над людьми развращает. Так что в данный момент стервозность моей натуры проявилась во всей мере, а вкупе с усыпленной совестью задавила жалость к преступнику, который сидел рядом со мной.
— Что вы хотите? — наконец спросил Клементов на удивление хриплым голосом. Я почему-то рассчитывала, что он сможет гораздо лучше с собой совладать.
— От тебя теперь практически ничего. А если вообще, то вовремя успеть на встречу. Точность — вежливость королей.
Зазвонил телефон.
— Алло? — откликнулась я.
— Это я, — голос Кири в трубке звучал как-то взволнованно.
— Здравствуйте, подполковник. Спасибо, что позвонили.
— Не переходи на личности. Между прочим, ты мне пиво должна.
— Конечно, он со мой. Уже едем.
— Не он, а должно быть оно, пиво. И куда это ты едешь? Я, между прочим, в аэропорту. Отсюда поступил сигнал, что человек с физиономией, соответствующей фотороботу, купил сегодня два билета до Берлина на имя Данилы и Карины Красновых. Как думаешь, сколько мне за такую информацию положено?
— Думаю, что не меньше пятнадцати лет, можно даже строгого режима. Хотя в любом случае все решать суду. Лично мне не хочется настаивать на ужесточении наказания, только все равно придется.
— Ты в своем уме? — Уже второй раз за последние пятнадцать минут мои собеседники сомневались в трезвости моего рассудка. А жаль. Себе я почему-то не кажусь сумасшедшей.
— Да, все дело в статуэтке. Работа есть работа. Если я ее не получу, то придется его как-то прижимать. Поговорим потом. Давай у меня дома. Через час, может, чуть больше. Я сейчас в тюрьму, а потом туда. Договорились?
— Что случилось? Если серьезное — не темни. Нужна помощь?
