Елена Арсеньева - Имидж старой девы
15 октября 200… года, Париж
У меня не сестра, а чистое золото. Я имею в виду младшую сестру, конечно. Маришку. Она мигом поняла, что со мной что-то неладно, а потому положила в колыбель очень кстати уснувшую Лизоньку, набросила плащик и сама сбегала и в булочную, и во «Франпри»! Принесла не один «Браунис», а три. Сегодня на обед, сегодня на ужин и завтра на обед. Поскольку сладкое – лучший транквилизатор.
Мы наелись, как удавы, китайскими штучками и «Браунисом», а потом, воспользовавшись тем, что Лизочек угомонилась, а на улице начался дождь, то есть не больно-то погуляешь с младенцем, сами залегли поспать. После «Брауниса» спится просто сказочно, смею вас уверить! Мы все очухались только в четыре часа. Потом началась суматоха типа постирать-погладить, помыть Лизоньку и ее успокоить, а она не успокаивалась, и день истаял, как льдинка на горячей сковородке, мы и не заметили, как наступила ночь. Марина, которая собиралась взять на себя ночную вахту, вдруг слабым голосом заявила, что она умрет, если не поспит хотя бы два часа. И ушла к себе. А я привычно начала качаться у окна с Лизочкой и размышлять.
Странно – на сей раз не о Кирилле и о своей дурацкой жизни. А впрочем, именно о ней! Я вспомнила разговор с этим, как его там, Бертраном Луи Баре. Возмущение поулеглось – и я смогла обдумать его спокойно.
Нет, куда там – спокойно! Теперь мне стало вот именно что страшно. Откровенно страшно!
В газетах так много пишут об убийствах, которые совершают маньяки… А кто такой маньяк? Это человек, которым владеет какая-то навязчивая идея. Вот, например, Бонифасом Зиселом владеет навязчивая идея, что шантажистка, которая держит в руках его тайну и доброе имя, а значит, карьеру и престиж, – это я. Русская наглая дуреха в потертой замшевой куртке и с волосами, «выбившимися из прически». Завтра в полдень он получит от детектива мои координаты, и… Что произойдет затем?
Хорошо, если он поступит как цивилизованный человек и придет поговорить по душам. Может быть, мне и удалось бы убедить его, что он ошибается, категорически ошибается, что его шантажирует какая-то другая женщина. А если он не предоставит мне права на защиту? Что, если Баре не зря опасается – и его клиент намерен решить проблему традиционным, самым действенным способом? По принципу «Нет человека – нет проблемы»?
Между прочим, авторство этого решения напрасно приписывают русским «математикам». Во все времена гордиевы узлы нетерпеливыми людьми именно разрубались, а не развязывались! А судя по серьезности тона месье Баре, его клиент явно не страдает переизбытком терпения.
Мое буйное воображение мгновенно нарисовало такую картину: вечером в дверь звонят. Я открываю – и в ту же секунду в конце моей дурацкой жизни ставится свинцовая точка.
Да ладно бы только моей! А если он сочтет, что Маришка и Морис тоже посвящены в его дурацкую тайну?
А с Лизонькой что будет?!
Меня начинает так трясти, что «котенок», уже задремавший было на моих руках, снова просыпается. Я кладу Лизину тепленькую головку себе на плечо и начинаю рыдать от ужаса перед тем, что может приключиться только потому, что какому-то придурку моча ударила в голову. Слезы текут ручьями, и перед глазами опять расплываются синие, желтые, зеленые заставки и один белый экран с бегущими по нему черными полосами.
Воображаемые страхи, как ни странно, порой бывают куда сильнее реальных, это вам любой психолог скажет. И я знаю это по собственному опыту. Лизочек уже снова заснула, а я на подгибающихся ногах все мотаюсь по комнате, не решаясь положить малышку в кроватку, боясь хоть на мгновение выпустить ее из рук, словно чертов Зисел – это тот самый волчок, который вот сейчас придет – и «схватит Лизу за бочок», чем я ее чуть ли не еженощно стращаю в своих колыбельных песнях. Как выскочит, как выпрыгнет – пойдут клочки по закоулочкам…
И наконец меня осеняет. Все в моих руках! Мне надо не ждать, трясясь, решения своей участи, а просто пойти в полдень в контору Бертрана Баре. Встретиться там с этим чокнутым Зиселом и попытаться убедить его, что налицо печальное недоразумение, которое не должно стать трагедией. Надеюсь, у меня это получится.
А вдруг у Зисела есть дурацкая привычка стрелять в шантажистов, где бы их ни встретил, безразлично, у них дома или в конторе частного детектива? Увидит даму с кудлатыми русыми волосами, серо-голубыми глазами, в пресловутой курточке и джинсах – и от бедра короткими очередями…
Хотя нет, от бедра короткими очередями можно стрелять из автомата. А у безумного Зисела наверняка окажется в кармане пистолет. И – опять мы вернулись к свинцовой точке в конце сложносочиненного предложения – моей жизни!
Значит, надо поступить похитрее. Самое малое – не идти в той же одежде, которая способна вызвать такую взрывную реакцию. Переоденусь! Благо есть во что. А также надо загримироваться. Замаскироваться! Причесаться иначе.
Как? В каком стиле?
Я знаю, в каком!
Маринка так и проспала до утра без просыпу, теперь полна сил, бодрости и раскаяния. Сама занимается ребенком и умильно предлагает мне не подниматься с постели хоть до обеда. Но вместо этого я отпрашиваюсь у нее погулять.
– Хоть весь день! – великодушно предлагает сестра, но мне так много не понадобится. Хочется верить, что я вообще-то вернусь…
Ухожу в одиннадцать.
Понимаю, это рановато, учитывая, что агентство месье Баре расположено за два дома от нашего, но не туда несут меня ноги. Вызвав для маскировки лифт, я спускаюсь на первый этаж, но тут же поднимаюсь на шестой. Здесь двери, ведущие в мансарды. Я вхожу туда, в этот пахнущий пылью прохладный полумрак (жалюзи всегда опущены), включаю свет и сажусь за то самое бюро, о котором недавно вспоминал Морис. Ошеломляющая вещь, конечно! Одни эти витые полумесяцы ручек, укрепленные в инкрустированные перламутром овалы, чего стоят! Потрясающий вкус, потрясающая работа! Когда касаешься ручек, не хочется потом разжимать пальцы, расставаться с такой красотой. Скорей бы Морис нашел этой уникальной вещи место в своей квартире. И вон тому трехстворчатому зеркалу – не удивлюсь, если оно тоже из Мальмезона. Конечно, кое-где амальгама потускнела, но все равно – я вполне хорошо могу рассмотреть свою постную физиономию, которая вызывает такую ненависть Бонифаса Зисела. Трачу на это несколько минут, потом достаю из сумки мой российский паспорт. Туда вложены две фотографии. Во-первых, это Маришка с Лизонькой – еще в роддоме. Усталая до блаженства мама и ошеломленная новым миром, красненькая и малость шурпатенькая дочка. На другом снимке Элинор в ореоле своих рыжеватых буйных кудрей. Я смотрю на нее до тех пор, пока, как всегда, не начинаю ощущать ее присутствие, ее поддержку, улыбаюсь ей, шепчу: «Все будет как надо!», а потом откладываю снимки в сторону и снимаю обложку с паспорта.
Под ней у меня хранятся еще две фотографии. На первой – Кирилл. Эти потрясающие глаза, победная улыбка, стремительное движение стройного стана. Очень удачный снимок, хоть и сделан украдкой – во время занятий в школе, когда Кирилл показывал, как делать спиральный поворот в румбе, а толпа девиц обмирала, любуясь им. Вторая фотография – портрет молодой женщины с невероятной уверенностью в огромных глазах, серо-голубых, как у меня. И волосы тоже русые, как у меня, только пышные, блестящие, словно пронизанные светом. Яркие губы приоткрыты в обольстительной улыбке. Ресницы бросают тени на румяные щеки. Голова чуть откинута назад, шея напряжена, и в глубоком вырезе бирюзового пуловера видна ложбинка между грудями.
Красивая женщина. Это признаю даже я, хотя ненавижу ее.
Почему ненавижу? Потому что это моя сестра, у которой есть все, чего нет у меня. А прежде всего – свободная душа!
Если присмотреться, сходство между нами можно найти. А первое впечатление – два абсолютно разных человека! Но я-то знаю, что передо мной – всего лишь умело раскрашенная кукла, и если ее как следует отмыть, никакой красоты не останется, она – просто воздушный шарик, ничто, пустота: и внешне, и внутренне!
Иногда мне хочется взять что-нибудь острое и выколоть ей эти наглые глаза, оставить борозды на ярких щеках. Хотя бы фотографию изничтожить, если невозможно пока выкинуть ее саму из моей жизни. Я это сделаю, я знаю, что сделаю, но пока что близняшка мне еще нужна. И портрет ее – тоже.
Для чего? А вот, например…
Я достаю из косметички массу всякой необходимой ерунды, от тонального крема до помады, и осторожно, дрожащими от напряжения руками пытаюсь сделать из своей физиономии, с которой теперь опасно и на улице появиться, некое подобие того голливудского личика, которое смотрит на меня с фотографии. Я спешу, нервничаю, но все-таки спустя полчаса результат получается вполне удовлетворительный.
Потом я вытаскиваю из-за бюро саквояж. В саквояже джинсы, свитерок без рукавов и очень дорогая и модная курточка – швами наружу, разумеется, почти такая же, как на брюнетке, увиденной мною на Блошином рынке. На той самой, которая по гороскопу Дракон и для которой нет ничего невозможного… Здесь же туфельки якобы из крокодиловой кожи. А может, и в самом деле некогда это жил да был крокодил, он по Невскому ходил. Все-таки вещи куплены в бутике «Черутти» в Галери Лафайет, а эта фирма веников не вяжет. У «Черутти» работает Маришкина подружка Вероника, с ее помощью Арина и приобрела эти несусветные шмотки.
