Юлия Алейникова - Крест Иоанна Кронштадтского
Пришлось согласиться, хотя Таисия с детства свеклу не любила, особенно в борще.
– Так что у вас за дело? Выкладывайте, – наворачивая весело борщ, обратился к ребятам генерал. – При чем тут Зоенька?
– Мы, собственно, из-за ее исчезновения и пришли, – откладывая ложку, пояснил Тамерлан.
– Да-а, – сразу поник Иван Алексеевич. – Я уже раза три в полицию наведывался, теребил их, чтобы не сидели сложа руки. Да что толку? Нынче времена не те, к званию никакого уважения, – сердито стукнул он ложкой по столу. – Сидят, морды наглые, ленивые, и вежливо меня так – за дверь. Идите, мол, папаша, в домино играть, мы тут сами разберемся.
– Вот поэтому мы и решили сами попробовать Зою Борисовну отыскать, – воспользовавшись ситуацией, пояснил Тамерлан. – Нам бы только выяснить, кому Зоя Борисовна могла помешать. Может, враги у нее были, недоброжелатели? Или родственники из-за наследства?
– Что вы, какие у музейного работника могут быть недоброжелатели, да еще и в нашем возрасте? – отмахнулся генерал, снова принимаясь за борщ. – Это по молодости, когда у Зоеньки кавалеров было много, недоброжелатели были. Точнее, недоброжелательницы. Завидовали ей многие. Хотя она всю жизнь была очень скромной, порядочной женщиной, но разве кому-то объяснишь? Всяк по себе меряет. Если экзамен на «отлично» сдала, значит, преподавателю глазки строила. В должности повысили, потому что с начальством роман, и так далее. Очень мне иногда обидно за нее было. А ничем не поможешь, – вздохнул печально Иван Алексеевич.
– Скажите, почему вы с ней не поженились? Нам говорили, что вы еще со школы друг друга любили и пожениться собирались? – влезла с обычным простодушием Таисия.
– Эта история к нам с Зоей отношения вроде и не имела, а расплачиваться пришлось все же нам, – снова отложил ложку генерал, и глаза его стали печальными-печальными. – Свадьбе нашей мать ее воспротивилась, когда узнала, что мой дед в 1950-х при Берии служил, охранником, как раз перед смертью Сталина. Его потом даже репрессировали и расстреляли. Бабушка, чтобы детей спасти, развелась с ним и свою девичью фамилию взяла, не помогло, все равно арестовали, хотели в лагерь отправить. Тут на счастье вождь народов помер, и все как-то само собой уладилось.
– Так почему же Елена Александровна не согласилась на свадьбу? – пожала недоуменно плечами Таисия.
– Не знаю, – покачал головой генерал. – Я и сам не до конца понял. Сперва вроде бы соглашалась. Я в тот день пришел к Зое официально предложение сделать, цветы им обеим купил, торт, шампанское. Мать ее стол накрыла. Сели, сидим, разговариваем, культурно все, вежливо. Елена Александровна улыбается, про учебу мою спрашивает, про службу. Я ей честно рассказал, что после училища меня наверняка в дальний гарнизон пошлют и видеться с нею Зоя сможет только раз в год, когда в отпуск будем приезжать. Она ничего. Кивает, салат мне в тарелку подкладывает. Потом спросила про мою семью, чем родители занимаются? Я ей рассказываю, она – мне про Зоиных предков, про бабушек, дедушек, про дворянские корни, тогда уже можно было, – снова принимаясь за борщ, пояснил генерал. – Тут я возьми и про своего деда расскажи, про Берию и так далее. Она еще переспросила, как деда фамилия была. Я и говорю: Абрамов Леонид Сергеевич, а мы с тех пор все Трубниковы. Стал рассказывать, как бабушку с детьми из квартиры выгнали и из вещей разрешили взять только то, что на них одето было, у бабушки даже кольцо обручальное с пальца сорвали. Потом арест, потом они в бараке каком-то жили, тяжело ей одной с двумя детьми было, денег совсем не было, продать даже нечего было. А Елена Александровна вдруг из-за стола встала и попросила, чтобы я немедленно ушел. Бледная вся, аж трясется. Я ничего понять не могу, переспрашиваю: вам, может, плохо? Врача вызвать надо? А она мне снова, уже с криком: «Немедленно вон из моего дома», – с обидой проговорил Иван Алексеевич. – А что мне делать? Ушел. Потом Зоя мне позвонила, встретиться, говорит, надо. Встретились. Все, говорит, Ваня, расстаться нам надо. Мама сказала, что, если я за тебя замуж пойду, она меня проклянет. И плачет. Я ничего понять не могу. Давай, говорю, еще раз с ней встретимся, пусть объяснит, за что. Что я ей такого сделал? Проклянет! Что я вор, разбойник какой-то? Я советский офицер, отличник, между прочим. Мне уже тогда академию пророчили и Генштаб в перспективе. А Зоя только плачет и головой трясет. В общем, уехал я. Ничего, думаю, через год вернусь, все образуется. Куда там! Мать категорически меня на порог не пускает, слушать ничего не хочет, а Зоя тоже ничего не объясняет, только плачет, просит ее простить и забыть, – откинувшись на спинку стула и нервно барабаня пальцами по столу, рассказывал Иван Алексеевич.
– И что же вы сделали? – глядя с сочувствием на генерала, спросила Таисия. Захваченная рассказом, она даже борщ от волнения доела и не заметила.
– Женился я от обиды и к себе в гарнизон уехал, – вздыхая, пояснил Иван Алексеевич. – Жена у меня – женщина замечательная, хозяйственная, меня очень любит. Мне перед ней в первое время стыдно очень было. Ведь со зла женился, без любви, а тут через год ребенок первый родился, а я только и думаю, как бы в Москву скорее вернуться, к Зое. Так вот лет пять мотался каждый год – семью на море, а сам к ней. Все надеялся, повзрослеет Зоя и перестанет мать свою слушать. Я же знал, что она меня тоже любит, мучается. Нет, зря. А через пять лет она замуж вышла. Потом развелась. Я опять к ней, снова отказала. А мать так при ней и сидит, как цербер, ни жизни, ни продыху не дает. Потом она снова замуж вышла и снова развелась. Так наша жизнь и прошла. Старые уже стали, у меня дети выросли, внуки подрастают, с женой своей, – святая женщина, ни разу ни в чем не упрекнула, хотя и догадывалась, наверное, – душа в душу прожили. А вот счастья-то настоящего вроде как и не было, – вздохнул генерал и поднялся. – А давайте с вами водочки, а? За то, чтобы жизнь вас уберегла от подобных испытаний, – предложил Иван Алексеевич, доставая из буфета старомодный графин и рюмки.
Тамерлан с Таисией согласились, хотя Таисия в жизни водки не пила и даже не пробовала. Но губы для вида смочила, очень уж ей жаль было и генерала, и Зою Борисовну.
– Как ты думаешь, сама Зоя знала, почему ее мать так на генерала окрысилась, сперва ведь все хорошо было? – жуя бублик, спросила Таисия.
– Знала, наверное. Может, не говорила, потому что обижать его не хотела, – предположил Тамерлан. – А может, объяснять было нечего. Мамаша ее, по рассказам Нины Константиновны, с тараканами была, мало ли что она напридумывала, а Зоя ее любила и проклятия боялась, потому что у матери, кроме нее самой, никого больше не было. Кстати, мамашу же саму семья прокляла, так что у нее это, наверное, вроде навязчивой идеи было.
– Да, может быть, – согласилась Таисия, искренне радуясь, что у них с мамой подобных проблем нет и вообще ей с мамой повезло. Мама у нее как подружка. Добрая, умная, все понимает и излишне не лезет. – Так, что мы с тобой дальше делать будем? – спросила Таисия своего напарника.
Ответить Тамерлан не успел – ожил Тасин мобильник. «Никита», – втягивая живот и наполняясь неведомым доселе трепетом, прочла на экране Таисия.
– Алло?
– Здорово, как поживаешь? – прогудело из трубки то ли добродушно, то ли виновато.
– Привет, нормально, – сладким голосом, опустив стыдливо ресницы и чувствуя себя законченной идиоткой, проговорила Таисия. Так обычно вели себя ее глупые влюбленные подруги. Но она-то не влюблена, и с интеллектом у нее все в порядке, одернула себя Таисия. И приняв естественную расслабленную позу, прокашлявшись, проговорила уже нормальным голосом: – А у тебя как?
– Все путем. Я тут разузнал кое-что для тебя, по-родственному, так сказать, – словно стесняясь собственной доброты, проворчал Никита.
– Что узнал? – оживилась Таисия. Впечатленная допросом Киселёва, она была готова услышать всю историю похищения Маши Семизеровой и узнать, что она уже благополучно доставлена домой.
– Оказывается, бывший муж твоей подруги – единственный сын очень богатых родителей, – многозначительно проговорил Никита.
– А-а, – разочарованно протянула Таисия. – Я это и так знала, к тому же они в разводе.
– Да, но дело в том, что бывший муженек Семизеровой смертельно болен. Последние два месяца он пребывает в Израиле в дорогущей клинике, но шансов на выздоровление никаких нет.
– И что? – недоуменно спросила Таисия.
– Пока не знаю. Я сыщик, а не юрист. Но дело в том, что у родителей парня нет сестер и братьев, племянников и племянниц, соответственно, тоже.
– И что из этого следует? – Таисия пыталась сообразить, какая выгода из подобной ситуации может быть для Машки. Вряд ли российский суд сочтет бывшую жену умершего сына близкой родственницей при выделении наследства.
– Не знаю, – как-то очень уж наигранно равнодушно произнес Никита, – но это единственная интересная информация, которую мне удалось нарыть по твоей Семизеровой. Ах да, – словно спохватился он, когда Таисия уже собиралась попрощаться, исполненная глубочайшего разочарования, – у Ильи Семизерова имеется еще одна бывшая жена, первая. И, как это ни удивительно, есть сын.
