Тонино Бенаквиста - Малавита - 2
Чувствуя, что волнуется, она решила сама разрядить обстановку. Выросшая среди хищников, Бэль обладала врожденным чутьем и могла спокойно проникать в места обитания этих зверей, ходить среди них с впечатляющей уверенностью, гладить их по голове. Не одного из них она выдрессировала, приучив повиноваться своим капризам. А они были примечательные личности, посолиднее этих двоих, взять, к примеру, Рико Франчиозу, или Рикки Француза, «чистильщика», работавшего на клан Галлоне, который мог сделать неопознаваемым любой труп или сжечь целый этаж, чтобы скрыть возможные отпечатки пальцев. Рикки обожал малышку и раз в месяц, в субботу, возил ее кататься на карусели. Вложив свою ручонку в лапищу Рикки, девочка проводила с ним несколько часов и была в восторге от своего первого кавалера. Однажды он позвонил сказать, что не сможет пойти с ней из-за неожиданного срочного задания, но, услышав ее горький плач, пообещал все же прийти. В тот день, пока она хохотала над клоунами, Рикки, взломав двери адвокатской конторы, устроил в архиве пожар. Бэль даже не заметила его отсутствия и поцеловала в лоб в благодарность за незабываемый момент. В тот день Рикки поклялся себе, что не умрет, пока не заведет детей, по крайней мере одну дочку.
Желая наслаждаться в одиночку обществом своей новой компаньонка, Джерри приказал охранникам — на нью-джерсийском варианте итальянского языка, который она прекрасно понимала, — покинуть стол до прихода Джакомо Реа. Джерри был неулыбчив, но его утонченные манеры, свидетельствовавшие о прекрасном воспитании, позволяли незнакомым людям, особенно женщинам, чувствовать себя в его обществе легко и непринужденно.
— Еще бокал, Азия?
Много не пейте, но что-то выпить надо, они не любят, когда их гость: остаются трезвыми, это портит им вечер и делает их подозрительными, Один-два бокала вина, не больше.
Она заказала второй стакан виски безо льда и выпила его с таким же удовольствием, как и первый.
Сосредоточьтесь на самом капо и не касайтесь его охранников. Они должны оставаться как бы невидимыми.
— Вы никуда не ходите без ваших телохранителей?
— Безопасность.
— Должно быть, вы очень важная птица, Джерри.
— Ну, не настолько.
Главное, не задавайте вопросов о его деятельности.
— А чем вы вообще занимаетесь?
— Бизнесом. Ничего особо впечатляющего. Вам быстро станет скучно, если я начну рассказывать.
И никаких вопросов о его делах в Париже.
— Вы в Париже проездом?
Костанца ответил что-то неопределенное и заговорил о том, какая это радость быть в Париже, об очаровании парижских улиц, о медовом месяце в Париже, который он обещал своей жене, но который так и не состоялся.
Ничего личного. Чтобы он не подумал, что вы копаетесь в его личной жизни.
— Я уверена, Джерри, что она будет ждать этого знака любви, пока вы его не проявите.
Конечно, Бэль не могла беседовать на трех языках о Вольтере с такой же легкостью, с какой это делают девушки по вызову, она не обладала их острым чутьем на мужскую галантность, но она как свои пять пальцев знала особенности тончайших отношений, которые боссы «Коза ностры» поддерживали со своими супругами. В детстве у нее всегда перед глазами был такой пример, и ни одна Миранда Янсен не могла знать об этом больше, чем она. Бэль видела их живьем, этих жен гангстеров, с одинаковой страстью поклонявшихся Богу и «желтому дьяволу». Им все казалось грубым и пошлым, кроме них самих, они производили на свет будущих королей, оставаясь в душе такими же простушками, как и прежде. Менее способные, чем мужчины, к соблюдению омерты, они зато прекрасно знали, что такое вендетта: они никогда ничего не забывали.
— Я слишком стар, чтобы разыгрывать романтическую любовь.
— Сегодня поездка в Париж приобрела бы для нее большую ценность, чем раньше. Она гордилась бы, что рядом с ней есть мужчина, который умеет держать слово, данное двадцать лет назад. А представьте себе, как бы ей было весело сознавать, что ее подружки дохнут от зависти, потому что им-то уж не светит заиметь такого мужа, готового на все ради жены.
— …?
Через три столика от них два федеральных агента, переодетые в богачей, потягивали абрикосовый сок, делая вид, что рассказывают друг другу анекдоты. На самом деле агенты Кол и Олден переговаривались с Томом Квинтом, который сидел в наушниках в своей «подлодке» и ждал от них подробностей операции.
— Вы ее видите там?
— Да, шеф. Такое впечатление, что она слишком налегает на бурбон.
— Что?..
Джерри был очень доволен, что позвонил именно в это агентство, приславшее ему лучшее, что у них имелось, — великолепную блондинку с длинными волосами, острым язычком, да еще и свою в доску, настоящую американку, из Нью-Йорка, говорившую на том же языке, что и он. Он незаметно наклонился к ней, чтобы уловить ее запах — тонкое сочетание дорогого парфюма, юной кожи и шелка.
Эти несколько часов общения с женщиной во время его редких наездов в Европу были для него как глоток кислорода среди нескончаемого удушья в мире мужчин; после трех дней, проведенных исключительно в обществе телохранителей, ему хотелось обломать о них стул и обречь на вечное молчание.
Их разговор прервало появление Джакомо Реа, которого Джерри называл просто Джеком. Он был очень похож на фото, которые показывал Том: сорокалетний мужчина с обветренным и обожженным южным солнцем лицом. Прямые усики, тонкие губы с опущенными уголками, темные тени, подчеркивающие тяжелый взгляд темных глаз. Костюм неопределенного возраста, белоснежная рубашка с маленьким воротничком были словно вынуты из шкафа, полного лаванды. После продолжавшихся весь день долгих переговоров он успел заехать в отель, а потом еще и купить кое-что для сестер в Палермо. Его неизменный телохранитель, нагруженный пакетами с логотипами шикарных магазинов, устроился за одним столиком с охранниками Костанцы. Почти не глядя на Азию, Джакомо пожал ей руку и обратился сразу к Джерри. Бэль с первого взгляда на них поняла, насколько удались эти пресловутые переговоры, и на память ей пришли другие картины. Выпятив живот и зажав в зубах сигару, отец выходит из отдельного кабинета в ресторане Беччегато об руку со своим коллегой по переговорам, не менее довольным, чем он. Перед этим они просидели там долгие часы и вышли, лишь приняв решение, устроившее обоих. В этот вечер у Реа и Костанцы был именно такой взгляд, и в ФБР могли быть уверены, что скоро, очень скоро дела между Палермо и Бруклином оживятся, начнут наполняться сейфы, открываться анонимные счета, тысячам молодых людей снова будет что понюхать и что вколоть, инвесторы в белых воротничках оптимизируют свои сток-опционы, конкуренты будут рыть сами себе могилы, а опрятные адвокаты набавлять проценты.
— Что хочешь выпить, Джек? — спросил Джерри.
Если Бэль не стоило никакого труда раскусить такого типа, как Джерри, с Реа, итальянцем совсем другого сорта, ей было намного сложнее. Она редко видела настоящих сицилийцев, экземпляр же, который она наблюдала в данный момент, по ее представлению, полностью соответствовал их обычному описанию: молчаливый, малоподвижный, нелюбезный с женщинами.
Он не будет к вам приставать. Похоже, ему нравится женское общество, но о его личной жизни нам ничего не известно, мы не знаем ни об одной его связи, и он никогда не заходит на порносайты. Поскольку он приносит сицилийской мафии по несколько миллионов евро в год, лишних вопросов они ему не задают.
Том сидел в микроавтобусе в наушниках и с чашкой кофе в руке и думал, долго ли ему еще заниматься этой работой.
* * *В десять вечера Фред и Магги жевали бутерброды, не прекращая военного совета, который, судя по всему, должен был продлиться далеко за полночь.
— Первым делом примемся за твоего Франсиса Брете. В идеале, к нему хорошо бы подъехать вне ресторана, где-нибудь в бистро, например.
— Он иногда пьет пиво прямо у стойки у Фонтенуа, ближе к вечеру.
— Слушай, вот такая сцена. Эрни подсаживается к нему и заводит разговор: Вы случайно не управляющий сетью пиццерий? Они мирно беседуют, но тут Эрни спрашивает, нет ли у него жалоб на конкурентов. Тот отвечает, что нет, а Эрни говорит, что у хозяйки «Пармезана» как раз есть. Тут Брете думает, что это шутка, но Эрни советует ему оставить тебя в покое. Страсти накаляются: Вы что, хотите меня запугать? И тут Эрни достает из кармана глаз, совсем свеженький, и опускает его этому типу в пиво.
— …Что достает?
— Бычий глаз. Уверяю тебя, в стакане это впечатляет. Лицо у парня становится такое — не налюбуешься! Этот глаз будет его преследовать, являться ему повсюду, в темноте, на улице — даже во сне.
Магги отказывалась верить, что прожила двадцать пять лет с человеком, способным на такой кошмар.
