Андрей Воронин - Алкоголик
Госпожа генеральша задумчиво взяла со стола бутылку, слегка наклонила горлышко в сторону Чижа (майор отрицательно качнул головой), наполнила свой бокал и поставила бутылку на место. Обалдеть можно, подумал Чиж. Сама принесла, сама наливает… Этикет побоку. Чем это они по вечерам с господином генералом развлекаются? Мне, выходит, нельзя, а генералу можно?
— Ты изменился, — повторила она, сделав глоток из бокала. — Только не пойму, в какую сторону. Но в том, что у тебя неприятности, я не сомневаюсь.
— Еще бы, — хмыкнул Чиж, совершая хищные круговые движения нацеленной вниз вилкой над тарелками и блюдами. — К такому выводу не придет разве что слепой… При моей-то роже!
Он вонзил вилку в очередную отбивную, отправил в рот до неприличия большой кусок и мечтательно закатил глаза.
— Ммм, — промычал он. — Мммммм!!!
Госпожа генеральша поморщилась, как делала всегда, когда Чиж в неподходящий, с ее точки зрения, момент принимался валять дурака.
— Перестань паясничать, — потребовала она, — и объясни, что с тобой происходит.
Чиж начал жевать быстрее. Жена терпеливо ждала. Он проглотил недожеванное мясо, едва не подавился, хотел было запить это дело вином, но вовремя спохватился и отдернул руку.
— Даже не подумаю, — спокойно сказал он. — Во-первых, это служебная тайна, а во-вторых, с некоторых пор мои проблемы не касаются тебя. Возможно, это звучит чересчур грубо, но это действительно так.
Внутри у него все болело, и виноваты в этом были вовсе не ушибы. Ему приходилось прилагать нечеловеческие усилия к тому, чтобы боль была незаметна снаружи, и он вовсе не был уверен, что это у него получается. «Ай-яй-яй, — подумал он. — А я-то, дурак, был уверен, что все уже прошло и забылось. Банально, но факт: эта встреча похожа на… На что, собственно? Ну, допустим, оттяпали человеку ногу или, скажем, руку, а через полтора года он вдруг обнаруживает, что его ампутированная конечность не похоронена, не сожжена, не отдана в анатомический театр, или что там они еще делают с отрезанными руками-ногами… Ничего подобного! Ее пришили к чужому телу, она отлично прижилась и великолепно себя чувствует. За полтора года ты уже привык считать свое увечье чем-то само собой разумеющимся, а тут вдруг видишь: ба, да это ж моя рука! Или нога… Отдайте, сволочи! Не имеете права! А они тебе: имеем, дружок, закон на нашей стороне, да и конечности твоей, сам видишь, на новом месте лучше, чем с обой…»
«Сантименты», — подумал он, глядя, как его бывшая жена мелкими глотками пьет вино. Она пила медленно, опустив глаза в бокал, и он в очередной раз поразился тому, какая она все-таки красивая. Королева. Она всегда была королевой, а теперь, после полутора лет относительно спокойной жизни со своим генералом Жорой, стала просто чертовски хороша, — так хороша, что Чиж не мог понять, как это она в свое время вышла за него замуж и пятнадцать лет прожила с ним.
Есть ему вдруг расхотелось. Он встал из-за стола, подошел к окну и стал смотреть в темноту, где яркими зеленовато-голубыми звездами горели редкие фонари и светились разноцветные прямоугольники окон. У него за спиной щелкнула зажигалка, потянуло дымком. «Это еще что за новости?» подумал Чиж.
— И давно ты начала курить? — не оборачиваясь, спросил он.
— Давно, — сказала она. — Что-то около полутора лет. Как-то мне тогда было…
Она оборвала начатую фразу, помолчала какое-то время и заговорила снова.
— Собственно, в Москве мы проездом. Георгия переводят в Выборг. Мы пробудем здесь неделю или немного меньше… Не знаю, сколько точно, это зависит от того, как пойдут дела. Я решила… гм… решила зайти и отдать тебе ключи от квартиры.
— В Выборге красиво, — сказал Чиж.
— А за ключи спасибо. Я свои потерял. Как раз сегодня, представляешь? Так что тебя мне сам Бог послал.
Он замолчал, не зная, что еще сказать. Молчание росло и крепло, становясь несокрушимым, как Великая китайская стена. В этом было что-то не правильное, но Чиж не понимал, как можно изменить то, что уже состоялось. Все было решено, все сказано, мосты догорели и рухнули, и двигаться можно было только вперед — навстречу Сапсану, Хромому, депутату Кондрашову и киллеру по кличке Абзац.
Он закурил и, наблюдая за отражением красного огонька своей сигареты в черном оконном стекле, слушал, как стучали по паркету острые каблуки ее туфель. Он слышал, как она вызывала по телефону такси. Потом в прихожей звякнула о полочку связка ключей. «Надо бы проводить», — подумал Чиж, но оборачиваться было тяжело. Стоять у окна, курить и смотреть в темноту было легче.
— Ты меня проводишь? — послышался из прихожей ее голос, как всегда уверенный и ровный.
— Да, — сказал он, гася в пепельнице сигарету. — Да, конечно.
Перед уходом она легко коснулась губами его щеки и тут же стерла оставленный губной помадой след носовым платком, который, оказывается, был предусмотрительно зажат у нее в кулаке.
— Держись, Чижик, — сказала она.
— А я что, — бодро сказал Чиж и улыбнулся во весь рот улыбкой клинического дебила. — Я ничего. Привет Георгию Ивановичу. Да нет, я вполне серьезно. Передай ему привет. Он ведь в курсе, что ты у меня? Вот и передай. Так, мол, скажи, и так: мой бывший передает тебе привет и желает всех благ.
— Опять ты паясничаешь, — сказала она, резко повернулась на каблуках и вышла, громко хлопнув дверью.
— Да ничего подобного, — вполголоса возразил Чиж, слушая, как на лестничной площадке лязгают двери лифта. — Я не паясничаю, я сентиментальничаю.
Он вернулся на кухню, не спеша убрал со стола, вымыл посуду и выкурил еще одну сигарету. Через полчаса в прихожей зазвонил телефон, и Чиж пошел поднимать трубку, ни капли не сомневаясь в том, что звонит Кондратов.
Глава 12
ПУЛЯ — ДУРА
Абзац не торопясь вел машину к своему дому, думая о том, что ему предстоит довольно утомительная процедура. Нужно было для начала заехать домой переодеться и лишь после этого гнать машину на стоянку. Оставлять вызывающе новый «ягуар» прямо на улице было опасно, а шагать от стоянки до подъезда в своем теперешнем виде Абзацу совсем не хотелось. Он жил в элитном доме, соседи у него были очень приличные, да и вообще…
«Пропади она пропадом, эта машина, — подумал Абзац. — Разок переночует во дворе, ничего с ней не случится. А если случится, всех наизнанку выверну — всю окрестную шпану. И потом, там ведь будет круглосуточная охрана — два придурка в джипе. Они, конечно, вряд ли станут ложиться костьми, защищая мой автомобиль, но все-таки наутро будет с кого спросить.»
Он похлопал себя по карманам в поисках сигареты, потом вспомнил, что выбросил всю пачку в окно, и плюнул с досады. Надо было стрельнуть пару штук у этого альтруиста… Николая, кажется. У друга Коли… Странный парень. На бандита не похож, на соглядатая тоже не тянет: поведение не то. Не та повадка. Ни расспросов, ни попыток навязаться в попутчики…
Он недовольно покосился в зеркало заднего вида, где неотвязно маячили фары джипа. «Пастухи» окончательно перестали прятаться — нагло ехали по пятам, на перекрестках вплотную подпирая «ягуар» высоким передним бампером своего внедорожника.
«Правильно, — подумал Абзац. — А зачем прятаться? Я знаю, что они знают, что мне известно, что они за мной следят. Вот так. Ребра мне пересчитали, в морду плюнули, я утерся и делаю, что велено, — сижу и жду звонка. Вот, прогулялся, сорвал злость, получил пару раз по хребту. Это разрешается, это сколько угодно. Попросить как следует, так они еще и добавят.»
Не выпуская из рук обтянутый пористой резиной обод рулевого колеса, Шкабров напряг все мышцы и повел плечами. Это было больно, но он внезапно обнаружил, что бодр и свеж, как никогда в последнее время. Где-то глубоко под ложечкой все еще жило неприятное сосущее чувство: казалось, что там открылась некая черная дыра, в которую только вставь жестяную воронку и лей, лей, лей — бутылками, литрами, канистрами… Эта дыра не закрывалась ни на мгновение, но теперь Абзац вдруг обнаружил, что может не обращать на нее внимания. Зато голова была ясной, и мысли маршировали внутри нее стройными колоннами, как солдаты на строевом смотре.
«Ба, — воскликнул Абзац, — это что-то! Неужто я наконец протрезвел? Причем протрезвел настолько, что в конце концов заметил, сколько времени проходил пьяным… Да, дела… Выпивка для русского человека, конечно, праздник, но все-таки прав тот тип, который первым сказал, что трезвость норма жизни. Норма! А праздник — он и есть праздник. Праздновать без просыпу нельзя, так и подохнуть недолго.»
«Допраздновался, — подумал он, снова покосившись в зеркало. — Езжу по городу с почетным эскортом, как питбультерьер на поводке… Скучно им, беднягам, за мной по всему городу таскаться, да и бензина жалко, наверное. Никак они в толк не возьмут, зачем Хромой их ко мне приставил. Они же знают, что я уже спекся. Бежать мне некуда, да и Хромой меня конкретно предупредил насчет всякой беготни: ноги, мол, переломаю, семь шкур спущу и голым в Африку пущу.»
