Татьяна Устинова - Саквояж со светлым будущим
— Ну, помню.
— А мы поехали, и Головко убили!
— Маша! — предостерегающе сказал Весник, но она не слушала.
— Дмитрий Андреевич! Помните?!
— Ну, помню, помню, но это, по-моему, никакого отношения…
— Вы же детективы пишете! Ну, как же никакого отношения не имеет! Мы еще на следующий день в издательстве обсуждали, что это такое может быть!
— Да, да, ну и что?!
Веселовский закрыл шуршащую газетную простыню и навострил уши. Весник смотрел внимательно и шевелил губами, словно готовился в любую секунду прервать Машины выступления. Мирослава Цуганг-Степченко сделала большие глаза и машинально сунула платочек за обшлаг своего французского костюма.
— Никто не знал, что мы в Киев летим, — продолжала Маша. — Никто, кроме своих! И тем не менее нам звонили и угрожали!
— Так ведь не покойному угрожали, а мне!
— А кто знает? Может, вы как раз и намечались… в покойники!
Воцарилась тишина.
— Ну спасибо, — сказал наконец Родионов, — ну замечательно просто. Умеешь ты утешить, Марья.
Маша собралась было ответить, но не успела.
За двустворчатыми дверьми послышался какой-то шум, чуть ли не крики, и милиционер, дежуривший на лужайке, где еще вчера Сильвестр Иевлев и Михаил Кольцов носились с развеселым гиканьем, повернулся и пристально посмотрел в гостиную, где за столом сидела вся компания.
Один голос говорил нечто такое, что трудно было разобрать, а второй, женский, визгливый, все набирал и набирал обороты, и понятно стало, что, когда наберет, никому здесь не поздоровится.
— А я хочу знать! А я хочу знать, кто эта крыса!… И не смей меня уговаривать!… Я тебе не девочка-ромашка!… Пошел прочь с моей дороги!…
Весник поднял брови и сложил губы, будто намереваясь захохотать. Веселовский пожал плечами, а Родионов всем телом вместе со стулом повернулся в сторону дверей.
Конечно, шумела Лида Поклонная. Это выяснилось, когда одна створка неожиданно распахнулась, как будто с той стороны ее сначала держали, а потом отпустили, и звезда влетела в комнату.
Мисс Фурия, подумала Маша Вепренцева. Нет, пожалуй, мисс Гарпия. Кажется, даже слышался клекот наподобие орлиного.
— Я хочу знать, что это такое! — выпалила Лида, тяжело дыша. — Что это такое, я вас спрашиваю?!
И она потрясла перед всеми газетой, которую держала в руке. Вид у нее был дикий.
Следом за ней ввалился Матвей Рессель, как обычно, безупречный во всех отношениях и джентльменистый донельзя. На нем была парусиновая пиджачная пара и штиблеты на необыкновенной резиновой белой подошве.
Для полноты картины не хватало только тросточки и шляпы-канотье. Даже бутоньерка в петлице присутствовала.
— Лида, Лида, — унимал актрису Рессель и мелкими шажками продвигался к ней, как будто собирался схватить ее за бока и утащить обратно, — Лидочка, не волнуйся ты так!…
— Нет, я хочу знать, кто нас сдал! — визжала Лида. — Кто из них сдал нас прессе!!!
— Лидочка, — начал Веселовский, — что ты кричишь, моя девочка?! Прессе и так все давно известно. Что ты, лапочка?! Такое событие, как же они пропустят?
— Твою мать! — Лида Поклонная смяла газету в огромный неровный ком и швырнула в Веселовского. Он поймал его, как мячик, и кинул на пол. — А ты бы помалкивал в тряпочку, слизняк, подстилка продюсерская! Про тебя даже если напишут, что ты говно, ты счастлив будешь! Мы все знаем, как ты рекламу уважаешь, Игорек!! Вот и сиди в говне, если тебе надо, а мне не надо, я не хочу!
— Лида! — Веселовский сохранял благодушие, но глаза стали злыми, и черты лица обозначились четче. — Лидочка, девочка моя, куда тебя понесло, ласточка?!
— Какая я тебе ласточка?! Это ты для всех ласточка, Игорек, а я актриса! Ак-три-са! А вам всем, гомикам проклятым, на всех наплевать, вам бы только хвосты друг перед другом распускать!
— Да ну что ты за актриса, — ласково сказал Веселовский, — пара эпизодов со словами и роль подруги героини со спины? Вот муж у тебя вроде актер, а ты какая ж актриса, моя кисочка?…
Температура повышалась скачкообразно. У Сильвестра в физике есть такой раздел, про вещество, где температура повышается сначала линейно, а потом скачкообразно. Маша это очень хорошо запомнила.
— Лида, — приказал Рессель, — сядь.
— Да что случилось-то? — осторожно поинтересовался Весник. — Про убийство в газете написали? Так этого следовало ожидать! Такой пиар-повод журналюги не пропустят!
Маша Вепренцева за спинами у всех пробралась к стулу Веселовского, подобрала газетный ком, ушла на диван и стала его разворачивать.
— А ты кто такой? — спросила Лида Поклонная у Весника и залпом выпила стакан морсу, который ей подсунула Мирослава. Вообще хозяйка вела себя странно. Лиду не защищала, не причитала, не выкликала «Нэ-эстор!», только наблюдала. — Тоже подстилка журналистская?! Проваливай отсюда! Все, все проваливайте отсюда, суки, вашу мать!!
— Лида!
— Лидочка, уймись, моя девочка, на нас милиционер смотрит!
— А мне плевать, кто там на нас смотрит! Я хочу знать, кто нас сдал, вашу мать! Кто посмел, мать, мать, мать!…
Родионов отыскал глазами Машу, показал на Лиду и пожал плечами. Странно, что у виска не покрутил.
Статья называлась «Звездный развод», и поначалу Маша пропустила ее, потому что искала информацию об убийстве «шановного чоловика» и всеукраинского батьки, а ничего такого в газете не было! Она бы и не увидела ничего, если бы на глаза не попалась фамилия Поклонный. Тут только она сообразила.
Сообразив, она стала быстро читать вслух:
— «Вчера окончательно определился будущий развод супер— и мегазвезды отечественного экрана Андрея Поклонного и его жены Лидии. Решительное объяснение произошло на даче известной украинской поэтессы Цуганг-Степченко, которая является подругой теперь уже практически бывшей звездной жены. О том, что в семействе неладно, московская тусовка поговаривала уже давно, но никто и не предполагал, что дело зашло так далеко. Андрей Поклонный и Лидия Шумкова поженились пять лет назад, встретившись на съемках киноромана „Золотой дождь“, с успехом идущего и по сей день на ведущих телевизионных каналах». Тра-та-та, — тут Маша Вепренцева непочтительно выпустила несколько строчек, относящихся в основном к гению Андрея Поклонного и всенародной к нему любви. — Ага, вот. «Их свадьба праздновалась во всероссийском масштабе, и эта почти голливудская пара всегда положительно относилась к прессе и никогда не делала тайну из своей личной жизни, за что ее особенно любят поклонники и поклонницы. Несколько месяцев назад Лидия вдруг перестала давать интервью и практически не появлялась на людях вместе с Андреем. Тем не менее ничто не предвещало грозы, и вот вчера…»
Маша отложила газету и обвела глазами собравшихся. У них был вид колхозников, слушающих возле радиоточки дневник восемнадцатого съезда КПСС.
— И вот вчера, — повторила она с удивлением. — Вчера! Да. Кто-то тут был из… них.
— Это ты все шныряла и вынюхивала! — неубедительно вскрикнула Лида, ясно было, что вскрикивает она просто так, по инерции. — Я еще вчера тебя хотела вышвырнуть!… Слава, убери ее отсюда, убери — или я за себя не отвечаю!
— Не отвечаете, лучше пойдите умойтесь, — вдруг резко сказал Родионов, — освежитесь! Или не визжите!
Лида Поклонная посмотрела на великого писателя с совершенно трезвым удивлением, немного подумала и кричать больше не стала.
Зато глаза у нее, будто по команде режиссера, налились слезами. Слезы были чистые и крупные, бриллиантовые, как на заказ. По щекам они тоже покатились очень по-киношному, вот у Маши они никогда так не катились, размазывались и висли на подбородке. Приходилось вытирать их ладонями или рукавом, если платка не находилось в кармане.
— Славочка, — залопотала Лида, истекая бриллиантовыми слезами, — ну, скажи мне, что это не ты! Что ты не знала!… Что ты ни при чем!…
— Шо ты, шо ты, дивчинка моя, — затараторила перепуганная Мирослава, — как же ж я, разве ж я могу!… Та если б я знала, я того предателя своими бы руками задушила, бо он посмел на тебя напраслину возводить!
Маша посоображала немного.
— Лида, — спросила она, — а это что? Неправда? Вы не разводитесь?
— Матвей, скажи, чтоб она заткнулась!
— Уважаемая Маша, — задушевно начал Рессель, — вы же видите, что Лидочка расстроена! Если уж вам так любопытно, могу я ответить.
Он вздохнул протяжно, и выпрямил спину, и выложил руки на стол, словно на пресс-конференции. На пальце блеснуло кольцо с диковинным овальным черным камнем.
Весник посмотрел на него, закрылся ладонью и захохотал беззвучно. Он давно примеривался, как бы ему захохотать, и вот наконец выбрал момент.
— Что касается развода, разумеется, это ложь. Чистой воды ложь и выдумки журналистов. Больше всего в этой статье нас огорчило то, что…
Тут он вдруг остановился и посмотрел беспомощно. Не успел придумать, что именно их огорчило в этой статье больше всего. По крайней мере, вид у него был именно такой.
