Евгения Михайлова - Плата за капельку счастья

Они ехали молча, утопая в общей тоске и нежности расставания. У ворот загородного дома Берты Антуан достал из багажника большую коробку:

– Это подарки Юре. Поцелуй его за меня. Я туда не войду.

Он притянул ее к себе, сразу оттолкнул, пошел к машине и вдруг остановился:

– Берта, я приеду за тобой через два дня. У меня не получилось тебя отпустить. У нас будут еще два дня.

И все изменилось. Берта влетела во двор, где ее все уже ждали, такой счастливой… И столько радости она увидела, и столько всего ей рассказали. Юра и Мария получили приглашение в Америку от семьи Кузьмы. У Юры множество друзей: и в поселке, и гости из центра «Антонтутрядом», которых к нему привозят, им доволен репетитор по английскому, учитель гимнастики и танцев, у него есть любимые книжки, музыка, игры…

Туся бегала и визжала от восторга, глядя на них всех. А Джессика к Берте не вышла.

– Она грустит по хозяину, – сказала Мария. – Ест, пьет, но все больше лежит под деревом.

Берта подошла к Джессике, поцеловала в холодный мокрый нос, приласкала…

А через два дня, когда она уже собралась, чтобы выйти на дорогу к Антуану, раздался крик Амины:

– Джессика умерла.

Берта выбежала к машине, у которой спокойно стоял Антуан, вся в слезах. Она так отчаянно рыдала всю дорогу, что он даже не пытался ее утешить.

Они вошли в холл своего дома.

– Я ничего не могу с собой поделать, – выговорила Берта. – Давай я одна куда-нибудь спрячусь на часок, я успокоюсь.

– Часок – это так долго, – ответил он. – Я даже растерялся. Такое отчаяние. Не могу сообразить, как тебе помочь. Решил не соображать. Решил, не соображая, помочь тебе тем одним способом, который мне всегда приходит на ум, когда я тебя вижу…

Это у него получилось, как не получилось бы ни у одного другого человека на земле.

– Оставайся, пожалуйста, эгоисткой, нарциссом, ссорься со мной, говори, что ненавидишь. Только не плачь, не грусти. Оказалось, это единственное на свете, с чем я не справляюсь. Ты такая… Осознай наконец какая. Тебя нашла наука и техника одну на земле. И только я – счастливый обладатель – знаю твой запах, сладость твоего дыхания, жар твоего лона.

– Как давно ты меня знаешь?

– Сейчас покажу.

Антуан встал и вернулся с планшетом. Там была фотография Берты на пляже в Болгарии, куда она однажды возила детей отдыхать по обмену. Она стояла на песке у моря на коленях и, обняв свернувшегося у нее в ногах малыша с мокрыми завитками, смотрела в объектив. Улыбалась, вся казалась облитой золотым дождем. Снимок явно подвергся какой-то особой обработке. Та фотография была обычной, любительской.

– Сначала я выбрал тебя из миллионов изображений. Потом со мной согласилась техника. Вот такое получилось простое решение сложной задачи. А в историю с Рексом ты ввязалась уже не без нашей помощи. Это и был первый уровень. Ты – трусиха. В приют без нас, наверное, ни за что бы не поехала. Я подтолкнул тебя…

Прощаешь?

– Нет, – улыбнулась наконец Берта. – Ненавижу, как ты и просил.

Эпилог

Берта и Антуан

Как причудливо тасуется колода, господа.

Причудливо тасуется колода. Жизнь Берты была так полна событиями, так меняла очертания, как ей никогда не хватило бы воображения придумать. У нее выходили документальные фильмы, вышла книга очерков, в художественном фильме по своим сюжетам она сыграла себя. В сутках у нее для сна оставалось несколько часов, поскольку ночи по-прежнему были заполнены Антуаном. Независимо от того, видела она его рядом с собой или нет. Да и не ночи. Она получала много разных предложений, но решение было за ним – принять или нет. Неудачные материалы или куски других работ к утру просто бесследно исчезали из документов до того, как она сама их открывала, чтобы переделать. По результатам ее журналистских расследований возбуждались уголовные дела. По ее инициативе лишались своих постов крупные деятели. И были войны и катастрофы, которые носили прежний мистический характер и не были на самом деле совпадениями. Бой со злом продолжался, и она в него плотно включена.

А ее главной бедой оставались ложные по сути разлуки с Антуаном. Их контакт не прекращался ни на минуту, в том числе и сексуальный. А Берта стала страшно тосковать, когда не видела его. Часто злилась, предъявляла претензии. Когда Юра с мамой уехали в Америку по приглашению Кузьмы, Берта готова была лезть на стенку от того, что все в ее жизни – обман. Одиночество – обман. Любовь – обман. Встречи – короткая неправда. Разлуки – правда и горе. У него не хватало слов и тайных ласк, чтобы ее утешать, топить в своем желании. Они ссорились. Она опять говорила только о себе. Он – только о ней.

Берта настолько привыкла к страховке, что совсем забывала о чувстве самосохранения. Однажды она приехала со съемочной группой на очередной пожар – поджог дома инвалидов. Увидела кого-то на подоконнике открытого окна и бросилась туда перед пожарными. Упала вместе с безногим стариком, они оба горели.

В ожоговом центре ей срочно снимали ожоги лица и рук, примчалась какая-то бригада, перевезли в маленькую клинику, там справились быстро с помощью какого-то сверхсовременного оборудования, какого в России никто еще не видел.

Когда Берта пришла в себя, голос Антуана произнес:

– Когда ты начнешь соображать, что бывают необратимые ситуации? Необратимые даже для меня. Скорее всего, ты мне будешь нужна изуродованной, искалеченной. Но ты взрослый человек и знаешь, чего стоишь. Ставка больше многих жизней. Да, в грубом, денежном отношении. Это суммы, с помощью которых можно изобрести что-то, что положит конец пожарам на земном шаре в принципе. Раз мы на это пошли, стало быть, выбрали приоритет.

Берту больше всего ранили, конечно, слова: «скорее всего» и «денежное отношение». Она опять рыдала, что стало совсем уже дурной привычкой, протестовала, обижалась на всю жизнь. У нее все болело, ей было страшно задним числом, а ее так пожалели. Думать о фантастическом масштабе того, во что ее втянули, она не могла. И категорически отказалась в это вникать.

У нее появилась свободная неделя, когда она лечилась, спала и ела то, что приносила ей Амина. Как-то вечером, в тоске и потерянности, она сидела на кухне и вместо правильной еды ела любимый шоколадный торт. Как когда-то, когда гасила неприятности сладким. Торт незаметно кончился. Антуан не был на связи с ней целый день. Наверное, опять наказывает. Берта вошла в ванную, сняла халат и стала озабоченно разглядывать то, что показалось ей жировым отложением на бедрах. И тут раздался его голос:

– Это шоколадный торт.

– Ты же сам сказал, что мне нужна глюкоза при моих нагрузках, – возмутилась Берта.

– Она тебе нужна. Но речь не шла о торте целиком в один присест, моя дорогая.

– Тебе не нравится, что я поправилась?

– Мне безумно все нравится. Я ответил на твой вопрос. И так затосковал по тебе. Боготворю. До того как я тебя узнал, в моей жизни была лишь вера в возможности человеческого разума.

А тосковать вместе, не разлучаясь, – это уже был выход. Так причудливо все у них было.

Были периоды, когда Берта его переставала чувствовать надолго. Иногда это сопровождалось каким-то холодком в груди, ознобом, который появлялся от ступней вверх, блокировал все в мозгу. Она шла к компьютеру, читала новости и всегда находила какое-нибудь важное сообщение. Уничтожен очередной отряд террористов. Спасены очередные жертвы катастрофы. Приговорен к казни очередной диктатор. Она точно знала: он там.

Однажды этот холодок настиг Берту, когда они с Антуаном были в их доме. Она нашла новость о Гаагском трибунале, который приговорил к пожизненному заключению президента, обвиненного в геноциде против своего народа. Там было видео. Она увидела в зале суда Антуана. Сосредоточенного, сурового, в деловом костюме, с резкой морщиной посреди широкого лба. Берта посмотрела на число: три дня назад. А они приехали только сегодня. Немного отлегло от сердца. Но она все равно бросилась в его кабинет. Он сидел за столом и смотрел на дверь.

– Иди ко мне, детка. Ты прочитала? Да, все так. Когда тебе что-то кажется, тебе это не кажется, ты же знаешь.

– Поцелуй меня, – прижалась Берта, сев к нему на колени. – Давай спрячемся от этого всего.

– Как же я жду всегда, чтобы ты меня сама об этом попросила. Конечно, нет ничего важнее твоего желания.

– Даже такие ужасные твои дела?

– Все прекращается, когда наступает момент обладания любимой женщиной. Бои прекращаются, грозы затихают, убийцы умирают во сне. Для меня сейчас существует одна мировая проблема – растопить навсегда твой протест. Заставить тебя поверить мне безоговорочно. Чтобы ты так, сама, приходила ко мне всегда.

– Опять это слово – «заставить».

– Это просто мое слово. Я их всего лишь не выбираю. А с тобой оказалось все так тяжело. Ты знаешь, что ты очень тяжелый и сложный человек?